Елена Стрельникова - Химия. Узнавай химию, читая классику. С комментарием химика

– Ты видел когда-нибудь столь прекрасное окно? – спросил он. – Окно великолепное, – отвечал Микеланджело. – В особенности это пустое место за рамой. Буджардини, несколько озадаченный, еще раз вгляделся в свое произведение.

– Тебе нравится и это место за рамой? Странно? Ведь я еще и не притрагивался к нему кистью.

Работа над фреской достигла разгара, когда Гирландайо, которому помогал Майнарди, начал писать юную и прелестную Джованну Торнабуони. На ней были самые лучшие, самые изысканные флорентинские шелка и драгоценности, смотрела она прямо в лицо зрителю, не проявляя внимания ни к Елизавете, сидевшей на своей кровати с высокой спинкой, ни к Иоанну, который сосал грудь другой красавицы Торнабуони, поместившейся на низкой скамеечке. Вся композиция потребовала пяти дней напряженного труда. Писать красками не позволяли одному только Микеланджело. Его терзало двойственное чувство: хотя он пробыл в мастерской всего три месяца, он знал, что мог бы работать красками не хуже остальных тринадцатилетних юнцов. В то же время какой-то внутренний голос говорил ему, что эта суматошная работа на лесах чужда его сердцу. Даже в минуты, когда его особенно мучила обида на то, что ему не давали писать, его не покидало желание оставить и эту церковь, и мастерскую, уйти куда-то в себя, в свой собственный мир. К концу недели штукатурка начала просыхать. Углекислота воздуха, проникавшая в известь, закрепляла краски. Сначала Микеланджело опасался, что краски на влажной штукатурке уйдут вглубь, но теперь увидел, что он ошибался, – краски остались на поверхности, они подернулись кристаллической пленкой углекислой соли, которая покрывала изображение столь же плотно и надежно, как покрывает кожа мышцы и вены у атлета. Этот плотный, с металлическим блеском, покров защищал красочный слой фрески от влияния жары, холода и сырости. Еще одно обстоятельство поразило Микеланджело: любая часть фрески, просыхая, приобретала именно те цветовые оттенки, какие замыслил для нее в своей мастерской Гирландайо. И все-таки, когда в первое же воскресенье Микеланджело направился в церковь Санта-Мария Новелла к обедне и, пробившись сквозь толпу прихожан, разодетых в короткие бархатные колеты, пышные камлотовые плащи, отороченные мехом горностая, взглянул на фреску, он был разочарован: в ней недоставало той свежести и силы, которая ощущалась в подготовительных рисунках. Восемь женских фигур композиции выглядели как бы застывшими, их словно выложили из кусочков цветного стекла. И, конечно же, это было не рождение Иоанна в скромном семействе Елизаветы и Захарии, – вся сцена напоминала скорее свидание дам в доме итальянского купца-богача и была совершенно лишена религиозного духа. Разглядывая сверкающую красками фреску, мальчик понял, что Гирландайо любил Флоренцию преданной любовью. Флоренция была его религией. Всю жизнь, с ранней юности, он писал ее граждан, ее дворцы, ее изысканно отделанные палаты и горницы, ее храмы и чертоги, кипящие жизнью улицы, религиозные и политические шествия и празднества. А какой у Гирландайо был глаз! Ничто не ускользало от его внимания. Коль скоро ему не заказывали писать Флоренцию, он изображал ее под видом Иерусалима; палестинская пустыня была Тосканой, а все библейские персонажи – его земляками-флорентинцами. И так как Флоренция по своему характеру была скорее языческим городом, чем христианским, то эти искусно подделанные кистью Гирландайо портреты и сцены нравились всем без исключения. Микеланджело вышел из церкви в тяжелом раздумье. Формы были великолепны, но где сущность? Когда он пытался найти слова, чтобы выразить теснившиеся в голове смутные мысли, глаза у него заволокло туманом. Ему тоже хотелось научиться достоверно и искусно передавать то, что он видел. Но для него всегда будет гораздо важнее показать не сам предмет, а вызываемые этим предметом чувства.

В мешках, которые были доставлены в церковь Санта-Мария Новелла вместе с красками и кистями, находились известь и песок. Для чего эти материалы потребовались художнику? Гирландайо собирался расписывать стены собора фресками, а фреска (от итальянского fresco – «свежий») – это техника росписи по сырой штукатурке. Сначала художник должен был покрыть стену штукатуркой, а затем, пока штукатурка не высохла, выполнить по ней роспись. Для приготовления известковой штукатурки и нужны были Гирландайо гашеная известь и песок. Их смешивали в соотношении 1: 2, полученную смесь разводили водой до нужной консистенции. Иногда к этой смеси добавляли наполнители (солому, льняную костру), чтобы лучше удерживалась влага и штукатурка сохла дольше.

Гирландайо использовал в росписи собора Санта-Мария Новелла технику чистой фрески, или buon fresco, когда краски замешивают на воде, не используя других связующих типа казеина или яичного белка. Эта техника преобладает с начала XVI в., вытеснив технику а секко – роспись по сухой штукатурке красками, содержащими какое-либо связующее, например клей, яйцо. Роспись а секко менее долговечна, со временем осыпается. Часто фрескисты использовали смешанную технику: писали по сырой штукатурке, а после ее высыхания поверх образовавшейся фрески наносили а секко казеиновую краску или темперу, дополняя цветовую палитру или ретушируя неудачные рисунки.

Фреска сохраняется веками. В Спасо-Преображенском соборе Мирожского монастыря в Пскове сохранилась фресковая живопись XII в. Техника росписи по сырой штукатурке пришла на Русь из Византии, а создана была, как предполагают, критскими художниками более чем за 1500 лет до нашей эры.

Возникает вопрос: как красочный слой удерживался на поверхности стены без связующего и не осыпался? Ведь вода, в отличие от яичного белка, не может скреплять частицы пигмента между собой и со штукатуркой, она просто испаряется! Чтобы понять это, сначала нужно выяснить, какие процессы протекают при высыхании штукатурки.

Казалось бы, что тут не понятно? Из штукатурки испаряется вода, вот она и высыхает. Но если бы все сводилось к простому испарению, то после высыхания песок и известь просто осыпались бы со стены, ведь смесь была образована мелкими частицами веществ, ничем не скрепленными. Однако после высыхания штукатурка становится монолитной. Значит, мелкие частицы оказываются чем-то скрепленными. И это дело рук химии! Высыхание штукатурки – не просто испарение воды, а одновременно и протекание химической реакции между гашеной известью (гидроксидом кальция) и углекислым газом из воздуха: