Александр Дюма - А. Дюма. Собрание сочинений. Том 39. Воспоминания фаворитки

В словах сэра Чарлза звучала такая убежденность, что я сама чувствовала, как поддаюсь его доводам. Когда я просила отсрочки на день, я поступала как осужденный на смерть, умоляющий отложить казнь; я старалась оттянуть решающий миг, но, коль скоро решение уже было принято, медлить значило лишь продлевать мучения.

С твердостью, которую способна придать только решимость отчаяния, я направилась в свою комнату, надела самое простое платье, подвязала волосы, которые никогда не пудрила, простенькой лентой, коротенькая накидка и широкополая соломенная шляпка довершили мой туалет. Проделав все это довольно быстро, я снова предстала перед сэром Чарлзом.

При звуке шагов он поднял голову — и у него невольно вырвался восхищенный возглас:

— Ах, вы никогда не были так прекрасны, дорогая Эмма! Воистину, мы спасены!

Решившись быть смиренной до конца, я не стала нанимать карету, а отправилась на Флит-стрит пешком через Пелл-Мелл и Стренд.

Сэр Чарлз не ошибался: мне стоило лишь спросить, где дом сэра Уильяма Гамильтона, и мне тотчас его показали.

На пороге особняка я почувствовала, что мои колени слабеют, и прислонилась к стене, стараясь собраться с силами.

Его милость был у себя.

Лакей, встретивший меня у входа, осведомился, кто я, чтобы доложить своему господину о моем приходе. Но я боялась, что при одном этом имени двери передо мной закроются, и потому отвечала так:

— Просто скажите сэру Уильяму, что молодая дама просит принять ее.

Хотя мне шел уже двадцать пятый год, я выглядела такой юной, что лакей, не желая признать меня молодой дамой, возвестил о приходе какой-то девушки. Потом до меня донесся голос сэра Уильма:

— Просите.

Я прижала руку к сердцу, стараясь унять его мучительное биение и чувствуя, что мне не хватает воздуха.

Лакей возвратился, распахнул дверь и пригласил меня войти.

Сэр Уильям сидел за столом, правя корректуру своего труда под названием "Заметки о Везувии".

Я остановилась в дверях, ожидая, когда он поднимет голову.

Заметив меня, он на мгновение замер в неподвижности, глядя мне в лицо, потом поднялся и сделал шаг навстречу:

— Что вам угодно, прелестное дитя? — спросил он.

Голос изменил мне, я смогла только шагнуть к нему и, почти лишаясь чувств, упала на ковер.

Видя мою бледность и то, как меня колотит дрожь, он позвонил, призывая на помощь. Вошел лакей.

— Ей плохо! — закричал сэр Уильям, — Вы же видите, ей совсем плохо! Идите сюда, помогите мне!

Вдвоем они перенесли меня на канапе. При этом моя шляпа упала, и из-под нее хлынула волна волос.

Если бы я подстроила это нарочно из кокетства, и тогда не могло бы получиться лучше: у меня были несравненные волосы.

— Соль! Принесите нюхательную соль! — приказал сэр Уильям.

Лакей принес флакон, и лорд, присев возле меня и прислонив мою голову к своему плечу, поднес его к моему лицу.

Я открыла глаза, которые до последней минуты оставляла закрытыми не столько от слабости, сколько от страха.

— Ах, милорд, вы так добры! — прошептала я и соскользнула к его ногам.

Он смотрел на меня с возрастающим изумлением.

— Должно быть, мисс, вы собираетесь просить меня о чем-то неисполнимом, — сказал он, — если вы настолько сомневаетесь в моем согласии.

Я закрыла лицо руками и разрыдалась.

— О милорд, милорд, — проговорила я, не поднимая головы, — если бы вы только знали, кто перед вами!

— Так кто же вы?

— Та, что ненавистна вам более, чем кто-либо другой в этом мире, милорд.

— Я ни к кому не питаю ненависти, мисс, — возразил сэр Уильям.

— В таком случае я та, кого вы считаете самой презренной.

Он положил руку мне на голову и приподнял ее.

— Эмма Лайонна, — пробормотала я.

— Но это невозможно! — воскликнул он, отшатываясь. — Невозможно!

— Почему же, милорд?

— Немыслимо, чтобы это лицо было лицо падшей женщины!

— Ваш племянник, человек со столь благородным сердцем, никогда не сделал бы своей избранницей падшую женщину.

— Но как быть со всем тем, что я слышал о вас? Правда это или сплошные хитросплетения лжи?

— А что именно говорили вашей милости? Я готова со всей искренностью ответить на любые вопросы. Для того, кто оказался в моем положении, искренность — первейшая из добродетелей.

— Мне говорили, что ваша мать была служанкой на ферме, а вы сами пасли овец…

— Это правда, милорд.

— Потом вы стали прислугой в маленьком провинциальном городке…

— И это правда.

— Еще я слышал, что, приехав в Лондон, вы нашли приют в доме одного славного доктора, мистера Хоардена, который устроил вас на работу в ювелирный магазин, но ваши дурные наклонности вскоре побудили вас отказаться от этой скромной судьбы.

— Это также правда.

— Но дальше, конечно, начинается клевета: мне говорили, будто вы сделались любовницей сэра Джона Пейна, потом сэра Гарри Фезерсона…

Ни слова не говоря, я кивнула, признаваясь в истинности всего, что было им сказано.

— Потом вы продолжали опускаться все ниже: стали сообщницей шарлатана Грехема, любовницей Ромни и, наконец, сошлись с моим племянником, которому, как меня уверяли, вы согласились уступить только с условием, что он женится на вас, притом вынудили подписать брачное обещание и таким образом держите моего племянника теперь в рабстве наперекор его воле.

— Я прошу вашу милость дать мне десять минут, чтобы оправдаться, — отвечала я.

И поднявшись, бросилась вон из комнаты.

— Куда вы? — закричал сэр Уильям. — Подождите!

— Я вернусь, милорд.

Как на крыльях, я сбежала по лестнице и, вскочив в проходивший мимо фиакр, крикнула:

— На Кавендиш-сквер!

Пять минут спустя я уже вбегала к Ромни.

Мне посчастливилось: он был дома.

— Брачное обещание лорда Гринвилла! — закричала я. — Дорогой Ромни, отдайте мне его!

— Да что с вами такое, милая Эмма? Вы вне себя.

— Не важно… Это обещание, оно мне нужно… Умоляю, скорее! Скорее!

Ромни бросился к шкафу, открыл уже известный мне ящичек и достал бумагу, подписанную лордом Гринвиллом.

— Возьмите, — сказал он. — Но может быть, вы все же посоветуетесь со мной, прежде чем что-то предпринимать?

— В том, что касается столь тонких материй, милый Ромни, советоваться можно только с собственной совестью. Благодарю вас.

Выбежав из комнаты, я поспешила к фиакру и велела отвезти меня на Флит-стрит. Поднявшись по лестнице с той же быстротой, с какою только что спустилась, я увидела сэра Уильяма: в раздумье он прохаживался по комнате большими шагами.

Не давая лорду времени на расспросы, я протянула ему брачное обещание сэра Чарлза.

— Что это такое? — спросил он.

— Пусть ваша милость соблаговолит прочесть.