Александр Дюма - А. Дюма. Собрание сочинений. Том 33. Сальватор. Части 3,4

Бумаги представляли собой свернутые в трубку ассигнаты.

Всего их оказалось на сумму примерно в полмиллиона франков: весили они около полутора фунтов и стоили четыре су.

Письма были политической корреспонденцией и были датированы 1793–1798 годами.

Вероятно, капитан с презрением относился к бумагам и письмам периода Революции. Убедившись в том, что перед ним именно такие бумаги и письма, он с ловкостью толкнул ногой ящик, и тот захлопнулся, чтобы снова показать свое содержимое не раньше, чем лет через пятнадцать или тридцать, как это случилось только что.

Но особое внимание капитан уделил сундуку, в котором Петрус держал письма Регины.

Как мы уже говорили, письма эти хранились в небольшом металлическом ларце прекрасной работы времен Людовика XIII.

Этот ларец был вделан в сундук и не вынимался — хорошая мера предосторожности на тот случай, если бы какого-нибудь любителя соблазнил этот образец слесарного искусства.

Капитан, без сомнения, был ценителем такого рода редких вещиц. Он попытался вынуть ларец — наверняка, чтобы поднести его к свету, — но скоро убедился в том, что тот не вынимается, и осмотрел различные его части, а особенно тщательно — замок.

Сундук занимал капитана до тех пор, пока он не услышал, что карета Петруса остановилась перед домом.

Капитан поспешно захлопнул сундук, схватил первую попавшуюся книгу и бросился на козетку.

Петрус вошел в прекрасном расположении духа: он только что частично уплатил долг своим поставщикам и каждый из них был доволен тем, что господин барон Эрбель потрудился лично привезти ему деньги, за которыми кредитор и сам был готов явиться к нему, да в его слове, кстати сказать, никто и не сомневался.

Кто-то из них заикнулся о предстоящей распродаже, но Петрус, слегка покраснев, отвечал, что это ошибка: ему вздумалось было обновить мебель, но при мысли, что для этого придется расстаться с вещами, ставшими для него чем-то вроде старых друзей, он передумал и раскаялся в своем намерении.

Собеседник восхитился добрым сердцем господина барона и предложил свои услуги на случай, если тот все-таки передумает и откажется от намерения оставить себе прежнюю обстановку.

Петрус привез обратно около трех тысяч франков и получил новый кредит на четыре-пять месяцев.

Ну, уж за четыре-пять месяцев он заработает сорок тысяч франков!

Восхитительное всемогущество денег!

Благодаря пачке банкнот, которую видели у Петруса в руках, он мог теперь накупить мебели тысяч на сто и получить кредит хоть на три года! А с пустыми руками он не сумел бы добиться и двухнедельной отсрочки на оплату мебели, которую уже купил.

Молодой человек протянул капитану обе руки; его сердце было переполнено радостью, и последние сомнения улеглись.

Капитан, казалось, с трудом оторвался от книги и на восторженные слова крестника только и сказал:

— В котором часу ты завтракаешь?

— Да когда пожелаете, дорогой крестный, — отвечал тот.

— Тогда идем завтракать! — предложил Пьер Берто.

Но прежде Петрус хотел кое-что узнать.

Он позвонил.

Вошел Жан.

Петрус обменялся с ним многозначительным взглядом.

Жан утвердительно кивнул.

— Ну, так что же? — спросил Петрус.

Лакей указал глазами на моряка.

— Давай, давай! — поторопил его Петрус.

Жан подошел к хозяину и из небольшого бумажника русской кожи, будто специально предназначенного для такого дела, достал небольшое кокетливо сложенное письмо.

Петрус выхватил его у лакея, распечатал и пробежал глазами.

Потом вынул из кармана бумажник, взял оттуда письмо, полученное, очевидно, накануне, заменив его только что прочитанным. Петрус подошел к сундуку, отпер небольшим ключиком, который он носил на шее, железный ларец и положил туда письмо, украдкой поцеловав его на прощание.

Затем снова тщательно запер ларец, обернулся к капитану, пристально следившему за ним, и сказал:

— Теперь, если хотите, можно и позавтракать, крестный…

— Еще бы не хотеть! Уже десять часов!

— В таком случае, карета внизу, и теперь я приглашаю вас на студенческий завтрак в кафе Одеон.

— К Рибеку? — уточнил моряк.

— A-а! Вы его знаете?

— Дорогой мой! — проговорил моряк. — Рестораны и философы — вот что я изучил досконально и докажу это, сделав на сей раз заказ самостоятельно.

Крестник и крестный сели в экипаж и скоро вышли у кафе Рибека.

Моряк без колебаний взошел по лестнице во второй этаж и, отодвигая карту, которую протянул ему лакей, приказал:

— Двенадцать дюжин устриц, два бифштекса с картофелем, два тюрбо в масле, груши, виноград и шоколад без молока.

— Вы правы, крестный, — признал Петрус. — Вы великий философ и настоящий гурман.

Капитан отозвался с присущим ему хладнокровием:

— Лучший сотерн к устрицам, лучший бон к остальным блюдам.

— По бутылке каждого?

— Это будет зависеть от их марки.

Тем временем привратник Петруса отсылал назад многочисленных ценителей искусства, совершенно сбитых с толку: он говорил им, что его хозяин передумал и распродажа не состоится.

После завтрака капитан послал лакея за наемным экипажем, и Петрус спросил:

— Разве мы не возвращаемся вместе?

— Я же собирался купить особняк! — напомнил капитан.

— Верно, — кивнул Петрус. — Не желаете ли, чтобы я вам помог в поисках?

— У меня свои дела, у тебя — твои: вот, хотя бы, ответить на записочку, которую ты получил сегодня утром. А я, кстати, с причудами. Я даже не уверен, что особняк, построенный по моему плану, будет по-прежнему мне нравиться неделю спустя. Суди сам, что может статься с особняком, купленным на чужой вкус… Я даже не стал бы там распаковывать чемоданы.

Петрус уже начинал привыкать к крестному и понимал: чтобы оставаться с ним в приятельских отношениях, необходимо было предоставить ему полную свободу.

И он ответил:

— Поезжайте, крестный! Вы знаете, что в любое время вы желанный гость.

Капитан кивнул, что означало «Черт побери!», и прыгнул в экипаж.

Петрус вернулся к себе; на душе у него было легко как никогда.

По пути он встретил Людовика и по его расстроенному лицу понял, что случилось несчастье.

Людовик сообщил ему об исчезновении Рождественской Розы.

Выразив молодому доктору свое сочувствие, Петрус задал естественный вопрос:

— Ты видел Сальватора?

— Да, — подтвердил Людовик.

— И что?

— Я застал его как всегда спокойным и строгим. Он уже знал о случившемся.

— Что он сказал?

— Он сказал следующее: «Я найду Рождественскую Розу, Людовик, но сейчас же отправлю ее в монастырь, где вы сможете ее навещать только как врач или когда решитесь на ней жениться. Вы ее любите?»