Александр Дюма - А. Дюма. Собрание сочинений. Том 42. Консьянс блаженный. Катрин Блюм. Капитан Ришар

Убить лошадь у него не хватило мужества, да и Поль воспротивился этому: если бы удалось прибавить лошади немного сил, то на следующий день можно было бы ее использовать.

Луи отправился на разведку, оставив брату фляжку с сохранившимися в ней несколькими каплями водки. Он нашел лиственницу (ее ветки были менее горькими, чем у ели), срезал деревце целиком и вернулся, волоча его за собой. Самые нежные ростки послужили пищей лошади; ветки и ствол он отложил в сторону, чтобы поддерживать ими огонь.

Наступила ночь.

— Все это хорошо, — сказал Поль, — но что мы будем есть?

— Будь спокоен, — ответил Луи. — У меня есть план.

Вдруг с четырех или даже с пяти сторон послышался вой.

— О! — вскричал Луи. — Вот идет к нам ужин!

Через мгновение на снегу промелькнули черные тени. Иногда одна из них оборачивалась, глядя на огонь, и пламя, отражаясь в ее глазах, словно метало молнии.

— Понимаю, — сказал Поль, — первого, который подойдет поближе к избе, ты убьешь?

— Вот именно, брат.

— Возьми мои два пистолета: это версальские — они лучше твоих.

— Нет! Может быть, вокруг бродят казаки: они услышат выстрел и примчатся.

— Что же ты сделаешь?

Луи обмотал свою левую руку чепраком с лошади (поев побеги с лиственницы, она улеглась в углу избы), взял в правую руку кинжал, перевязав запястье платком, и спрятался за ствол дерева в десяти шагах от хижины.

Он не пробыл там и пяти минут, как огромный волк, чутьем уловивший его присутствие, приблизился и встал в шести шагах от него, глядя сверкающими глазами и клацая зубами.

Луи пошел прямо на волка; зверь отступил, но медленно: он не убегал, но не спускал глаз с молодого офицера и был готов кинуться на него, если тот сделает неверное движение.

Вдруг Луи показалось, что земля его больше не держит, и он упал в снежную пропасть.

На самом деле это был овраг: снег, не подавшийся под легкими шагами волка, провалился под ногами человека.

В ту же минуту он почувствовал, что ему на голову свалилось что-то тяжелое, а в плечо впились острые зубы. Он инстинктивно поднял руку с кинжалом и тотчас ощутил, как по его лицу потекла горячая жидкость и зубы волка разжались: кинжал по рукоятку вошел прямо в грудь зверя.

Дальнейшая борьба была недолгой.

Волк хотел убежать, но через десять шагов, весь окровавленный, он упал на снег; что же касается Луи, то, выкарабкиваясь из оврага, он пробил слой льда и по колено погрузился в воду.

Надо было быстро выбираться наверх по склону оврага, что он и сделал, помогая себе кинжалом. Потом он быстро подполз к волку, который при его приближении безуспешно попытался убежать, схватил его за задние ноги и потащил к избе.

— Как дела? — спросил Поль.

— А вот как, — ответил Луи. — Не считая шкуры, у нас будет жаркое, какого ни один король, ни один принц и ни один французский маршал не попробуют сегодня на ужин!

— Но что за кровь на тебе?

— Пустяки, это кровь волка.

Там, правда, было немного и его крови, смешанной с волчьей, но Луи об этом не сказал.

Он выпотрошил волка, снял с него шкуру, потом вырезал филе. К счастью, волки сильно растолстели со времени отступления французской армии.

Наконец Луи вытащил из костра слой раскаленных углей и положил на них кровавый кусок мяса, потом обернулся к брату:

— Ну, что скажешь о моем жарком?

— Я скажу, — прошептал раненый, — что предпочел бы стакан воды.

— Ты его сейчас получишь, брат!

Он отстегнул от седла лошади одну кобуру, бросил туда семь или восемь свинцовых пуль, потом, привязав ее к размотанному шнуру от своих аксельбантов, направился к оврагу. Там он, ногами пробив в ручье лед, погрузил в него кобуру и вытащил ее, полную воды.

Целая стая волков следовала за ним; оступись он, они его тут же сожрали бы. Запах жареного мяса, шедший из избы, привлек этих зверей за четверть льё вокруг.

Луи вернулся целый и невредимый, отдал полную воды кобуру брату, и тот сразу опорожнил ее, будто это был обычный стакан воды. Луи вернулся к оврагу, но на этот раз он держал в левой руке пылающую головню, сочтя необходимой эту предосторожность, так как некоторые из рычащих мародеров в первый раз подошли к нему слишком близко; головня держала их на расстоянии, и, как и в прошлый раз, он благополучно вернулся к брату.

Опасаться нападения на избу не приходилось: пока огонь будет гореть, волки не приблизятся, а Луи собрал достаточно дров, чтобы поддерживать огонь до утра.

Тогда, убедившись, что запасы дров и воды достаточны, Луи лег возле брата, отрезал острием кинжала кусок волчьего мяса, показавшийся ему достаточно прожаренным, и стал есть его с таким же аппетитом, как если бы это был бифштекс, поджаренный на очаге в самой комфортабельной таверне Лондона.

Поль печально смотрел на него.

— Ты не ешь? — спросил его Луи.

— Нет. Я хочу только пить, — ответил Поль.

— Пей! — произнес Луи, передавая кобуру брату.

Тот взял ее и жадно выпил несколько глотков.

— Пей все, — сказал Луи, — источник недалеко.

— Нет, спасибо, — отказался Поль, — к тому же мне надо с тобой поговорить.

Луи посмотрел на брата.

— Да, брат, и серьезно! — добавил раненый.

— Говори, — сказал Луи.

— Возможно, ты ошибся, брат, надеясь, что колонна вернется обратно.

— Невозможно, чтобы она сделала иначе, — сказал Луи.

— Это не имеет значения; допустим, она не вернется.

— Я этого не допускаю, — уверенно произнес Луи.

— Но я допускаю, — сказал Поль, — или, чтобы не перечить тебе, предполагаю это.

— Ну, и что же? — с беспокойством глядя на брата, спросил Луи.

— Так вот, если завтра на заре она не вернется, ты отправишься на поиски ее.

— Гм! — откликнулся Луи, всем своим видом говоря: "Это еще как знать".

— Дело решенное, брат! Впрочем, мы обсудим это завтра утром.

— Хорошо.

— А пока, поскольку в конечном счете у тебя все же больше шансов, чем у меня, вновь увидеть Францию, позволь мне сделать тебе одно признание.

— Признание?

— Да… Послушай, брат, я в своей жизни совершил одно дурное дело.

— Ты? Невозможно!

— Однако это так, и, чтобы я мог умереть без угрызений совести…

— Чтобы ты мог умереть? — прервал его Луи.

— В конце концов, если я должен умереть, то, чтобы я умер без угрызений совести, ты пообещаешь мне исправить это дурное дело.

— Говори! И я сделаю все, что один мужчина может сделать для другого мужчины.

— Брат, в Германии живет одна молодая девушка… дочь одного пастора… пастора в Абенсберге, — знаешь, это в том селении, где стреляли в императора?

— Ну, и что?

— Эту молодую девушку, ее зовут Маргарита Штиллер, я обесчестил!

— Ты?

— Я предупредил тебя… Это больше чем дурное дело, брат: это преступление! Послушай, не знаю почему — я часто об этом думаю, право, — но, когда меня ударило картечью, я подумал об этой девушке. "Это наказание Неба!" — сказал я себе и упал.