Александр Дюма - А. Дюма. Собрание сочинений. Том 42. Консьянс блаженный. Катрин Блюм. Капитан Ришар

— Тихо!.. В другой раз, поймите меня как следует, — тихо произнес капрал, — вы не всегда будете иметь дело со славным Шликом… А теперь, — добавил он громким голосом, — я могу пойти и сказать своим товарищам, что там, где я думал найти заговорщика, нашел лишь жениха; только, — он вновь понизил голос, — советую жениху идти и сыграть свадьбу в другом месте!

— О дорогой господин Шлик! — прошептала девушка, соединив руки в знак признательности.

— Итак, тихо! — продолжал капрал. — Спрячьте господина где хотите, неважно куда, но спрячьте его, и пусть он не выходит, пока все мои люди не лягут спать. А теперь доброго вечера, господин пастор! Доброго вечера, фрейлейн Лизхен! Доброго вечера, кузен Нейманн!

И капрал вышел, с заговорщицким видом еще раз попрощавшись с собравшимися.

Действующие лица этой наполовину комической, наполовину драматической сцены, которая только что разыгралась здесь, проводили капрала глазами до двери, закрывшейся за ним. Затем, по-прежнему молча, но с трудом переводя дух, пастор отправился закрывать ставни окна, в которое вошел капрал; через створки ставень, оставленные им немного приотворенными, он увидел, как тот разговаривал со своими двумя людьми.

В это время Лизхен подошла к офицеру.

— О! Какая я несчастная, — сказала она ему. — Я чуть было не погубила вас, и, будь на месте Шлика кто-то другой, вы бы пропали!

— Да, — добавил пастор, — но благодаря этому славному человеку вы спасены!

— Спасибо, сто раз спасибо вам, святой отец! — улыбаясь произнес офицер и поцеловал руку пастора.

"Капитан Ришар, целующий руку отцу Маргариты! — прошептала про себя Лизхен, — Боже мой! Это твое милосердие, а не гнев привели его сюда!"

22-1817

— Теперь, сударь, слушайте меня, — сказал пастор, — последуем совету, который дал вам Шлик.

Затем он указал ему на комнату Маргариты и добавил:

— Возьмите этот ключ, поднимитесь в ту комнату, переступите порог ее с уважением, ибо это комната несчастной мученицы… Идите! И оставайтесь там, пока я вас не позову.

— Спасибо, сударь, — ответил ему молодой человек. — Но, быть может, мне придется бежать, не увидев вас и не имея времени поговорить с вами… поэтому я хотел бы сказать вам пару слов.

— И что же, сударь? — ответил пастор, который, едва опасность отступила, вновь почувствовал старую ненависть к французам.

— Этот человек, капрал, сейчас только напомнил вам, что вы проживали в Вестфалии…

— Да.

— А потом в Баварии…

— И что из этого следует, сударь?

— Он даже назвал селение Абенсберг.

— Ну, и что?

— Вы действительно жили в Абенсберге?

— Боже мой! — прошептала Лизхен. — К чему же он клонит?

И она подошла к молодому человеку, готовая остановить его, если увидит, что он продолжает идти по тому же пути, на который вступил.

— В Абенсберге, — продолжал капитан, — не было ли среди ваших благочестивых коллег одного достойного человека по имени Штиллер?

Лизхен с трудом удержалась от крика; она схватила молодого человека за локоть, но капитан, казалось, не понимал ее.

— Штиллер!.. Штиллер!.. — повторил пастор, с удивлением глядя на офицера.

— Да, Штиллер.

— Я знал его, — сказал пастор.

— Сударь, — прошептала Лизхен, — сударь, подумайте о той опасности, которой вы подвергаетесь, не следуя советам капрала!

— Еще одно слово, фрейлейн, Бога ради!

И вновь, обратившись к пастору, он продолжал:

— Сударь, я разыскиваю господина Штиллера; к этому меня обязывает одно крайне важное дело; найду я его в Абенсберге?

— Чего вы от него хотите? — спросил пастор изменившимся голосом.

— Простите, сударь, — сказал молодой человек, — но речь идет об одной тайне, которая мне не принадлежит. Поэтому я только повторяю свой вопрос.

И, несмотря на пожатие руки Лизхен, он не отступал и спросил:

— Найду ли я его еще в Абенсберге или же он умер от своей раны?

— Отец! — сказала девушка, приложив палец к губам и умоляя пастора промолчать.

Пастор кивнул и прошептал:

— Да, дитя мое, будь спокойна.

И он продолжал, обращаясь к молодому человеку:

— Пастор Штиллер умер от своей раны.

— Умер! — упавшим голосом промолвил молодой человек. — Умер!..

Затем он громко спросил:

— Но у него была дочь?

Лизхен откинулась на спинку кресла, боясь упасть в обморок.

— У него их было две, сударь, — ответил пастор, — о которой вы говорите?

— О его дочери Маргарите, сударь.

Лизхен зажала рот обеими руками, чтобы сдержать крик.

Пастор страшно побледнел.

— Вы знаете, — взволнованным голосом спросил он, — что у него была дочь по имени Маргарита?

— Да, я знаю это, сударь.

Затем, преодолевая нерешительность, чувствуя, что в вопросе, который он собирался задать, заключена вся душа его любимого брата, молодой человек спросил:

— А счастлива ли его дочь Маргарита?

— О да, очень счастлива, сударь, — воскликнул пастор. — Счастливее, чем на этом свете: она на Небесах.

— Тоже умерла! — прошептал молодой человек, опуская голову.

Затем после минутного молчания, взяв свечу из рук Лизхен, он сказал:

— Спасибо, сударь. Мне больше не о чем спрашивать.

И когда пастор, в свою очередь, сделал движение, чтобы удержать своего гостя, Лизхен встала между ними.

— Отец, — сказала она, — вы забыли, что наш гость должен спрятаться, что речь идет о его жизни? Бога ради, — продолжала она, подталкивая молодого человека к лестнице, — ни минуты не задерживайтесь здесь, поднимайтесь в комнату моей сестры!

Удивленный молодой человек остановился.

— Да, поднимайтесь туда, — проговорила она вполголоса, — а когда вы будете там, несчастный, посмотрите на портрет, висящий между двумя окнами, и бегите!

Офицер увидел, что Лизхен необычайно взволнована, поэтому он немедленно подчинился, догадываясь, что в сердце девушки и старика происходит нечто такое, что они в эту минуту не могли ему объяснить.

Он послушно пошел за девушкой, и в то время как старик, переводя взгляд с Лизхен на своего гостя, задавал себе вопрос, кто бы это мог быть и почему он пустился на поиски пастора Штиллера, молодой человек открыл дверь и скрылся в комнате.

Едва за ним закрылась дверь, как Лизхен почувствовала, как силы оставили ее, и опустилась на стул.

Пастор подошел к ней и, подняв глаза к небу, сказал:

— Боже мой, благодаря тебе он спасен! Теперь мне остается спасти ее!

И, протянув руку Лизхен, продолжал:

— Ну-ну, дитя мое, мужайся!

— Что вы хотите сказать, отец мой? — спросила девушка, живо поднимая голову.

— Я хочу сказать, мое бедное дитя, что ты любишь этого молодого человека!

— Его? — в ужасе спросила Лизхен.

— Да, его, — ответил старик.

— О нет, отец мой, — воскликнула Лизхен. — Клянусь вам, что вы ошибаетесь!