Александр Дюма - А. Дюма. Собрание сочинений. Том 37.Отон-лучник. Монсеньер Гастон Феб. Ночь во Флоренции. Сальтеадор. Предсказание

— Выглядишь ты и держишься великолепно, и я не сомневаюсь в том, что ты произведешь неотразимое впечатление на свою советницу.

Именно это и жаждал услышать Патрик, так что он был вполне удовлетворен.

Он улыбнулся, поправил воротник и сказал, протягивая руку Роберту:

— Что ж, до свидания! Побегу возвращать ее к жизни: она, наверно, умирает от любви, бедная женщина! Целых два дня она меня не видела и ничего обо мне не слышала!

Он было направился к двери, но вдруг остановился.

— Кстати, — добавил он, — нет нужды говорить, что моя форма не заставляет тебя сидеть здесь. Ты вовсе не приговорен к заточению на моем пятом этаже, как я вчера был привязан к Лувру; ты можешь свободно ходить по городу средь белого дня, неважно, солнечного или облачного, но при условии, что ты не ввяжешься в моей форме ни в какую драку или свару, чего я тебе советую не делать по двум причинам: во-первых, тебя могут арестовать, препроводить в Шатле и установить твою личность; во-вторых, меня, твоего ни в чем не повинного друга, могут наказать за то, что я оставил свою форму без присмотра, — так вот, повторяю, при условии, что ты не ввяжешься в моей форме ни в какую драку или свару, ты свободен, точно вольный воробышек.

— На этот счет тебе, Патрик, опасаться нечего, — ответил шотландец, — я ведь человек по натуре не драчливый.

— Эй-эй! — покачал головой лучник. — Я вовсе не хочу, чтобы ты бежал от опасности: ты шотландец или что-то вроде этого, и у тебя, как у каждого, кто вырос по ту сторону Твида, должны быть моменты, когда лучше не бросать на тебя косых взглядов. В общем, ты понимаешь, я просто советую, вот и все. Так вот, предупреждаю: не нарывайся на ссору, но если ссора сама нарвется на тебя, то, клянусь своим святым покровителем, не беги от нее! Черт, ведь речь тогда пойдет о поддержании чести и достоинства мундира, так что, если увидишь, что тебе против обидчика не выстоять, то у тебя есть, обрати внимание, клеймор и дирк, которые сами собой выскакивают из ножен.

— Успокойся, Патрик, ты найдешь меня здесь в том же виде, в каком оставляешь.

— Ну нет, ну нет. Я не хочу, чтобы ты скучал, — настаивал упрямый горец, — а в этой комнате ты зачахнешь и умрешь, ведь отсюда вид хорош только по вечерам, когда в окно здесь и не смотрят, а днем отсюда видны лишь крыши и колокольни, и то, когда дым и туман не застилают все.

— Это скорее относится к нашей горячо любимой родине, где все время идет дождь, — заметил Роберт.

— Вот как! — воскликнул Патрик. — А как же насчет снега?

И, довольный тем, что ему удалось отстоять доброе имя Шотландии в отношении атмосферных явлений, Патрик уже было решился выйти, но задержался на лестнице и вновь приоткрыл дверь.

— Все это, — сказал он, — было не более чем шутка: ходи, вмешивайся в разговоры, спорь, дерись, но при условии, что на твоей шкуре и, следовательно, на моем мундире не останется ни единой царапины, и тогда все будет хорошо; однако, дорогой друг, мне надо сделать тебе лишь одно серьезное предупреждение — только одно, но зато такое, над которым стоит призадуматься.

— Какое же?

— Друг мой, с учетом сложности обстоятельств, в каких мы находимся, и угроз, какие нечестивые безбожники позволяют себе адресовать королю, я обязан прибыть в Лувр не позднее восьми часов: сегодня вечернюю поверку проводят на час раньше.

— К твоему возвращению я буду здесь.

— Что ж, да хранит тебя Бог!

— А тебе пусть сопутствует радость!

— Это пожелание излишне, — промолвил лучник с жестом завзятого покорителя женских сердец, — радость меня и так уже ждет.

И затем, наконец, он вышел, легкий и уверенный в будущей победе, как самый великолепный придворный вельможа, напевая мелодии своей страны, восходящие еще ко временам Роберта Брюса.

Бедный шотландский солдат был в этот час гораздо более счастлив, чем кузен короля франков, чем брат короля Наварры, чем молодой и прекрасный Луи де Конде.

Вскоре мы узнаем, что в этот миг говорил и делал принц; но пока мы вынуждены на короткое время задержаться в обществе метра Роберта Стюарта.

Чтобы не проскучать до четырех часов дня, он, как и было сказано им другу, погрузился в размышления на две серьезные темы; так что он держал слово и ждал прихода Патрика со свидания.

С четырех до пяти он все еще ждал, но с заметным нетерпением.

Настал час, когда ему следовало бы находиться перед входом в парламент, чтобы узнать самые последние новости, уже не относительно приговора советнику Дюбуру, но о решении по поводу места проведения казни.

В половине шестого он уже не мог усидеть на месте и вышел, оставив записку товарищу, чтобы тот спокойно его подождал и ровно в семь часов вечера ему будет возвращена форма.

Смеркалось; Роберт поспешил добраться до дверей Дворца правосудия.

Там скопилось много народа; заседание парламента все еще продолжалось.

Это, конечно, объясняло отсутствие Патрика, но ничего не говорило о том, что является предметом обсуждения. Только в шесть советники стали расходиться.

То, что узнал Роберт об итогах заседания, привело его в ужас.

Был избран способ казни: советник должен был погибнуть от огня.

Единственное, что еще не было определено, — это дата казни: будет ли она совершена завтра, послезавтра или еще на день позже, то есть 22-го, 23-го или 24-го.

Быть может, ее отложат еще на несколько дней, чтобы бедная королева Мария Стюарт, пострадавшая накануне, могла на ней присутствовать.

Но это будет лишь в том случае, если ушиб был достаточно легким, ибо казнь отложат не более чем на неделю.

Роберт Стюарт ушел с площади Дворца правосудия, намереваясь вернуться на улицу Баттуар-Сент-Андре.

Однако он неожиданно увидел в отдалении шотландского лучника, спешившего на поверку в Лувр.

И тут ему пришла в голову идея: проникнуть в Лувр в одеянии друга и узнать там, то есть из надежного источника, как чувствует себя молодая королева; ведь это было столь роковым образом связано с тем, сколько осужденному осталось жить.

В распоряжении Роберта было около двух часов, и он направился в Лувр.

Ни в первых, ни во вторых воротах никаких затруднений у него не возникло. Он благополучно прошел во двор.

В это время здесь как раз объявили о прибытии посланца парламента.

То был советник парламента, желавший говорить с королем от имени достопочтенного собрания, отправившего его в качестве посла.

Вышел Дандело.

Он отправился за распоряжениями короля.

Через десять минут он снова появился, имея поручение проводить к нему советника.

Роберт Стюарт понял, что если он проявит чуточку терпения и сообразительности, то, как только советник отбудет, удастся узнать все необходимое. И потому он стал ждать.