Генри Хаггард - Мари. Дитя Бури. Обреченный

Как видно, Зикали попросту тянул время своей болтовней. Тем временем облака заволокли луну, и, когда старик умолк, на Долину костей опустились сумерки, так что стало совсем темно. Тут он сделал резкое движение над своим колдовским костром, и дым снова взметнулся во все стороны веером, скрыв и его, и скалу для казней у него за спиной.

Вскоре облака расступились, снова выглянула луна, дым от костра тоже понемногу рассеялся, и опять стало светло, а на каменном мысу что-то появилось. Приглядевшись, я не поверил своим глазам! На самом краю неподвижно стояла призрачная фигура женщины. Она была в одеянии со сверкающим вырезом на груди, похожим на атлас, однако то, как оно сияло, скорее напоминало блестящие перья белой цапли. Ее рыжие волосы свободно развевались, и в них тоже что-то блестело, наподобие слюды или драгоценного камня, ноги и белоснежные плечи были обнажены, а в правой руке она сжимала короткое копье.

Заметил ее не я один, среди советников пронесся стон суеверного ужаса. Они притихли и не сводили с нее глаз.

Зикали вдруг поднял голову и взглянул на них, пламя костра отразилось огоньками в его глазах, отчего он стал похож на тигра или затравленного бабуина.

– Куда это вы все так уставились? – спросил он. – Я ничего не вижу, что ж вы там углядели?

– На скале над твоей головой стоит дух в ярком сиянии, – прошептал Кечвайо, – ведь это сама инкосазана.

– Неужто она появилась? – усмехнулся старый колдун. – Нет, это всего лишь сон и моя уловка. Видать, я выкрасил ту самую чернокожую женщину белой краской, которую тайно принес в своей сумке для снадобий или замотал в одеяло и пронес на спине. Чем доказать, что это не очередной обман? Ведь в прошлый раз белый человек не признал в духе Мамину, свою возлюбленную. Даже если сможете влезть на скалу, вам нельзя приближаться к Номкубулване – если она окажется настоящей, тогда вы все умрете, ибо горе тому, кто к ней прикоснется. Как же быть? А, знаю! Наверняка у Макумазана в кармане спрятано оружие. О его меткости ходят легенды. Он способен с тридцати шагов расколоть тростник надвое и отстрелить человеку бороду. Пусть он выстрелит в ту, которая, по-твоему, стоит на скале. Коли это чернокожая женщина в белой краске, то она упадет замертво со скалы, как и многие несчастные до нее, а если Небесная принцесса, то пуля пройдет сквозь нее или отлетит в сторону, не причинив ей вреда. Останется ли невредим Макумазан, сказать не могу.

Выслушав знахаря, половина советников хранила молчание, а сторонники мира настаивали, чтобы я выстрелил в призрака. В итоге Кечвайо как будто поддался на их уговоры. Вот именно, как будто, потому что уступил он с удовольствием. Как и остальным, ему было невдомек, дух перед нами или нет, однако он сообразил: стоит доказать, что она смертная женщина, и войне с англичанами не бывать. Вот король и ухватился за эту последнюю возможность.

– Макумазан, – обратился он ко мне, – я знаю, что у тебя есть пистолет, ведь на днях ты приносил его в мой дом, ты не расстаешься с ним ни днем ни ночью, как мать со своим новорожденным чадом. Раз уж так пожелал Открыватель, я повелеваю тебе выстрелить в женщину, стоящую на скале. Если она смертная, то заслуживает кары за свой обман, а если дух, сошедший с Небес, твоя пуля ей не повредит. С тобой тоже ничего не случится, ведь ты всего лишь исполняешь свой долг.

– Король, – ответил я, – я не стану в нее стрелять, не важно, женщина она или дух.

– Ах вот как, белый человек, ты вздумал перечить мне! Что ж, как угодно, но учти, тогда твои белые кости навсегда останутся в этой долине. Да, ты будешь первым англичанином, нашедшим здесь свою могилу! – Он отвернулся и зашептался о чем-то с двумя советниками.

Итак, оставалось одно: подчиниться или умереть. В первую минуту разум восстал против необходимости делать такой ужасный выбор. Мне никак не верилось в существование призрака. Без сомнения, на той скале стояла Номбе. Она ловко провела нас с помощью какого-то местного природного красителя, который издалека и при слабом освещении делал ее похожей на белую женщину. И как эта мысль не пришла мне в голову раньше, видно, от потрясения я потерял ясность мысли. Что ж, в таком случае за подобные выходки Номбе заслужила наказание, тем более ее смерть разоблачит мошенника Зикали и, может статься, предотвратит войну. Но тогда зачем он подсказал королю идею о выстреле? Потихоньку вынув из кармана пистолет, я взвел курок.

– Король, мне неохота умирать, – сказал я, – поэтому я подчинюсь тебе, а за последствия будешь отвечать сам.

Вдруг в голове у меня мелькнула только одна мысль, такая ясная, что я не сомневаюсь, ее мне послал Зикали: «Можно стрелять, а попадать необязательно».

– Король, если только там смертная, она умрет – лишь духу под силу избежать моей пули. Смотри на ее лоб, сейчас я выстрелю прямо в него!

Вскинув пистолет, я хорошенько прицелился, казалось, даже издали я вижу страх в ее глазах, и выстрелил, легким движением кисти послав пулю в метре над ее головой.

– Она цела! – закричали все. – Макумазан промахнулся.

– Макумазан не промахивается, – парировал я надменно, – если я выстрелил, а она жива, значит ее нельзя убить.

– Ха-ха-ха! – засмеялся Зикали. – Белый человек забыл, каков вкус у губ его любимой, а теперь он не попал, потому как ее якобы нельзя убить. Пусть попробует снова. Нет, дадим ему другую мишень. Может, она и дух, а вдруг тот, кто ее вызвал, по-прежнему вас обманывает? У белого человека в пистолете есть вторая пуля, поглядим, сможет ли она пронзить сердце Зикали, вот тогда король и Совет узнают, провидец ли он, величайший из всех провидцев, или простой ловкач.

Тут вдруг меня разобрала злость на старого плута. Я вспомнил, как он, спасая собственную шкуру, приложил руку к смерти Мамины, а потом разнес по всей стране сплетни о нас с ней, и с тех пор, куда я ни пойду, они повсюду меня преследуют. Много лет он мечтал стереть с лица земли зулусский народ, и теперь для осуществления своих черных замыслов собирается развязать страшную войну, которая будет стоить жизни многим тысячам людей. Он заманил меня в Зулуленд и передал в руки Кечвайо, разлучил с друзьями, бывшими на моем попечении, и кто знает, мо жет, их уже давно нет среди живых. Безусловно, я окажу всем услугу, избавив от него мир.

– Как пожелаешь! – воскликнул я и нацелил на него пистолет.

И тут мне припомнилась заповедь: «Не судите, да не судимы будете». Кто я такой, в конце концов, чтобы обвинять этого человека и выносить ему приговор, ведь ему и без того досталось в жизни. Все еще держа старика на мушке, я заметил, как в небе промелькнуло нечто блестящее и летит прямо в короля, и, мгновенно сменив цель, спустил курок. Предмет, чем бы он ни был, раскололся пополам, причем одна половина упала на Зикали, а другая прилетела к Кечвайо и пробороздила ему колено.