Густав Майринк - Произведение в алом

- Э, да он изрядно поднаторел в блатной музыке! - воскликнул Фрисландер, засмеялся и с удовольствием принялся подпевать:

То же, что и фраер, - обыватель, не имеющий отношения к уголовному миру (жарг.).

Мы стали известны за локш [43] Обман, ловушка(жарг.). и взяли свой шпалер в ширман [44] Карман (жарг.). - мине низачем, чтоб шмалять, коль шнеер закнокал [45] Закнокать шнеер - здесь: подсунуть «куклу», подменить нечто ценное дешевой под делкой (жарг.). нам фарт...

- Эти соленые куплеты каждый вечер распевает в «Лойзичеке» тамошний лабух, сумасшедший Нефтали Шафранек - напялив на глаза зеленый козырек, мешугге [46] Сумасшедший, безумец (евр.). наяривает их под аккомпанемент гармоники... Сам он играть не умеет - договорился с какой-то свихнувшейся старой девой, она же ему и подпевает... - пояснил мне Звак. - Вам, мастер Пернат, надо бы как-нибудь с нами за компанию наведаться в это заведение. Может быть, сегодня, попозже, когда допьем пунш?.. Что вы на это скажете? В честь вашего дня рождения?

- Отличная мысль, пойдемте с нами, - поддержал старика Прокоп и захлопнул окно, - на этот шалман и вправду стоит посмотреть!

Выпив горячего пунша, мои гости приумолкли, погрузившись в думы. В наступившей тишине слышно было лишь тихое поскрипывание дерева - это Фрисландер, не любивший сидеть сложа руки, вырезал свою очередную марионетку.

- Да вы, Иошуа, нас просто отсекли от внешнего мира, - нарушил наконец молчание Звак, - с тех пор, как вы закрыли окно, никто не проронил ни слова.

- Глупо, наверное, но, глядя, как сквозняк раскачивает наши пальто, я не мог отделаться от мысли, до чего все же странно выглядят мертвые, безжизненные вещи, приводимые в движение ветром, - словно оправдываясь, поспешно проговорил Прокоп. -В самом деле, кажется почти чудом, когда предметы, которые мы привыкли видеть неподвижно лежащими, начинают вдруг подавать признаки жизни - охваченные таинственным трепетом, они дрожат, шевелятся, вздрагивают, и, согласитесь, есть в этом воскресении из мертвых что-то непостижимое и... и жутковатое...

Однажды, в поздний ночной час, мне пришлось наблюдать, как в обрывки бумаги, разбросанные по безлюдной площади, словно дьявол вселился - стоя под прикрытием домов, я не замечал ветра, - в дикой ярости носились они по кругу, преследуя друг друга, как будто этим неистовым хороводом хотели заклясть смерть, а потом ни с того ни с сего, казалось, успокаивались и, опустошенные, бессильно падали на землю, но лишь на мгновение, ибо уже в следующее па них вдруг снова что-то находило, и грязные, истерзанные клочья, охваченные безумным и бессмысленным бешенством, принимались кружиться в стремительном вихре и то, словно заговорщики, сбивались в кучу в какой-нибудь темной подворотне, то, одержимые новым приступом беспричинной злобы, внезапно бросались врассыпную; наконец, заметив меня, невольного свидетеля их жестоких игрищ, они почли за лучшее ретироваться и, зловеще шурша бумажными крылами, поспешно скрылись за углом...

Лишь одна толстая газета осталась лежать на мостовой - задыхаясь от переполнявшей ее ненависти, она то раскрывалась, то складывалась вновь, как будто жадно хватала своей беззубой пастью воздух.

Уже тогда темное подозрение закралось в мою душу: а что, если все живые существа, в том числе и люди, являются, по сути, чем-то вроде этих клочьев бумаги? Быть может, и пас несет по жизни какой-то неуловимый, недоступный нашему пониманию «ветер», который определяет наши желания и поступки, а мы-то, наивные, еще пытаемся рассуждать о свободе воли?..

А что, если вся наша жизнь есть не что иное, как некий сокровенный, неведомый нам вихрь? Тот самый, о котором сказано: не знаешь, откуда он приходит и куда уходит... [47] Ср.: «Дух дышет, где хочет, и голос его слышишь, а не знаешь, откуда приходит и куда уходит: так бывает со всяким рожденным от Духа» (Ин. 3: 8). Разве не снится нам иногда, будто, погрузив руки глубоко в воду, мы ловим чудесных серебряных рыбок, а когда просыпаемся, то оказывается, что это всего лишь случайный сквозняк холодил наши ладони?

- Прокоп, да что это с вами? С чего вы вдруг заговорили как Пернат? - воскликнул Звак, окидывая музыканта подозрительным взглядом.

- Должно быть, его впечатлила та чудная история с книгой, которую незадолго до вашего прихода рассказал Пернат... Жаль, что вы запоздали и не слышали его рассказ, - заметил Фрислапдер.

- История о книге?

- Нет, скорее, о человеке, который эту книгу принес... Уж очень странно он выглядел... Пернат не знает о нем ничего: ни как его зовут, ни где он живет, ни что он хочет, ни как он выглядит - похоже, внешность его столь необычна, что наш гостеприимный хозяин, несмотря на все свои старания, так и не смог ее описать.

Звак насторожился.

- Любопытно, - пробормотал он и, немного помявшись, спросил, не спуская с меня испытующего взгляда: - Ну а лицо сего таинственного пришельца... оно было, наверное, лишено даже признаков какой-либо растительности и... и глаза у него такие характерно посаженные... раскосые?..

- Мне кажется, да... - ответил я в замешательстве, - то есть я.,, я в этом уверен... Именно так он и выглядел!.. Выходит, он... он вам знаком?..

Кукольник недоуменно пожал плечами:

- Не знаю почему, но, как только я услышал о вашей прямо-таки фатальной неспособности дать хотя бы приблизительное описание внешности сей загадочной персоны, меня сразу словно что-то толкнуло: Голем!..

Художник Фрисландер заинтересованно поднял глаза и даже отложил свой резец.

- Голем? Мне не раз доводилось слышать об этом легендарном существе, но, к великому сожалению, то, что болтают о нем в гетто, не более чем суеверный вздор. Неужели вы, Звак, располагаете какими-то достоверными сведениями о Големе?

- Кто из смертных осмелится сказать, что он действительно что-либо знает о Големе? -развел руками старый кукольник. -Все мы склонны относить глиняного человека к области преданий, пока в один прекрасный день в переулках гетто не произойдет нечто столь странное и даже противоестественное, что

мгновенно порождает в умах одну и ту же мысль: это он - Голем... И некоторое время вокруг только и разговоров что о нем... Слухи растут как снежный ком, обрастают самыми курьезными подробностями и вскоре становятся настолько фантастическими и нелепыми, что уже ничего, кроме смеха, не вызывают и сами собой мало-помалу сходят на нет... Однако если отделить зерно от плевел и отбросить ту непроницаемо плотную паутину вздорных слухов, которыми народная молва опутала эту таинственную историю, то можно, пожалуй, докопаться до чего-то более или менее достоверного... Утверждают, что корни легенды восходят к семнадцатому веку, когда некий раввин, руководствуясь ныне безвозвратно утраченным каббалистическим трактатом, создал из красной глины искусственного человека, так называемого Голема, с тем чтобы тот помогал ему звонить в синагогальные колокола и исполнял всевозможные черные работы.