Веркор - Типография «Верден»

На следующей неделе в понедельник, в десять часов утра, Вандрес вдруг взял шляпу и отправился к одному из своих коллег на улицу Алезия. Они поговорили о том, о сем, потом Вандрес спросил:

— Почему забрали Вемера?

— О, — ответил другой, — разве вам непонятно?

Вандрес покраснел.

— Да, да, конечно… Но все-таки скажите.

Он не любил Вемера, мелкого агента по продаже карточек-извещений. Человек без возраста, вечно в засаленном костюме.

— Он не носил звезды и сделал подчистку в своем удостоверении.

— Его схватили фрицы? — спросил Вандрес.

— Что вы!

— Французы?

— Ну конечно. Надо сказать, у него была обширная клиентура. Теперь она, само собой понятно, кому-то достанется. Что вы хотите! Они кишели, как мухи, эти евреи. Я знаю, что и вы их не любите.

— Не люблю, — ответил Вандрес. — Но это ничего не значит. Все равно это скверно.

Он вернулся в пассаж Анфер. На бульваре Распай он еще раз остановился перед хорошо знакомой красной афишей с черной каймой — страшной афишей, на которой бросались в глаза имена десяти коммунистов и стольких же евреев, расстрелянных как заложники…

Дакоста стоял у кассы и набирал обращение, в котором шла речь о демонстрации в пользу пленных, возглавляемой Маршалом. Он немного дулся, так как по этому поводу они утром поссорились. Вандрес не торопясь снял шляпу, пальто и, засунув руки в карманы, подошел к Дакосте, раскачиваясь на своих коротких ножках. Он кашлянул.

— Послушай…

Дакоста поднял глаза, посмотрел на доброе, круглое лицо, отражавшее с трогательной непосредственностью волнение и неуверенность.

Улыбнулся и сказал:

— Ну что, уже? Надевать наручники?

У Вандреса перехватило дыхание. Он открыл рот, поднял руку, но не произнес ни слова. Дакоста спокойно продолжал работать.

— Ты думаешь, я не понимаю, что заваривается? Разве я не знал с первого же дня, до чего они докатятся? Это ты со своим Петеном…

— Оставь Петена в покое, — сказал Вандрес. — Он здесь ни при чем. Не его вина, если всякие сволочи…

— Не будем лишний раз ссориться из-за этого старого краба, — промолвил Дакоста. — Если я понял правильно, здешний воздух мне стал вреден?

— Боюсь, что так. Этот жирный боров Паарс — низкий подлец. Я сдуру отсоветовал тебе зарегистрироваться как еврею, и теперь…

— Успокойся, мне бы сейчас было не слаще. Запомни — все мы рано или поздно пройдем через это. Может быть, даже лучше, что беда пришла сейчас: позже могло быть еще хуже.

— Паарс хочет заполучить твое место для мальца, которого он сфабриковал своей машинистке и которого вовсе не собирается признавать. Он не знает, куда его пристроить. Кому нужен этакий выродок? Я отлично понял, что он решил заставить меня не добром, так силою сбыть ему по сходной цене наше дело, после того как я поседею, вколачивая ремесло в его тупоголового идиота. И все это потому, что я нарушил закон: оставил тебя на работе. Мы у него в руках.

— Ну, так что же будем делать? Закроем лавочку?

— Нет, — ответил Вандрес. — Если я закрою, Паарс заграбастает ее. Пока я жив, ему не видать типографии. Тебе надо бежать. Поработаю один сколько нужно. Твои вещи останутся здесь, будто ты просто вышел. Говорю тебе, старина: заведение достанется тебе и твоему сыну. Тут уж ни фрицы, ни евреи ничего не поделают.

Дакоста обнял его и поцеловал. Он сказал:

— Все же как досадно…

— Что именно?

— Что такой славный малый, как ты, так легко позволяет себя дурачить.

— Кому это я позволяю себя дурачить?

— Обманщикам, и в первую очередь — шефу-обманщику, которого я не хочу называть, чтобы не испортить эти прекрасные минуты, потому что они действительно прекрасны и, может быть, они последние. Ну, ладно, я все же закончу это обращение, а потом пойду собираться в дорогу.

Он направился к своей кассе. Вандрес сказал:

— Покажи-ка удостоверение.

— Какое?

— Личности.

Дакоста протянул ему свое удостоверение. Вандрес осмотрел его и сказал:

— Нужно другое. С этим у тебя будут неприятности, даже в свободной зоне.

Дакоста ждал. На губах его появилась улыбка, которую он старался сдержать.

— Терпеть не могу такие вещи, ненавижу, — проговорил Вандрес, — но все же мне придется сделать тебе другое удостоверение. Просто терпеть это не могу. Если бы не этот негодяй Паарс…

Он рылся в ящиках, отбирая нужный шрифт. Дакоста перестал сдерживаться и дал расцвести своей улыбке. Вандрес продолжал бормотать: «Черт знает, как это мерзко… В моем возрасте подделывать документы! Да еще во Франции, где наконец-то навели порядок… Черт знает что!» Его пухлые и ловкие пальцы быстро работали верстаткой.

Дакоста спросил:

— А печать?

— Черт возьми, правильно, нужна печать!

— Не беспокойся, — сказал Дакоста, — я знаю, где ее можно достать.

— Фальшивую?

— Ну да, фальшивую.

— Но тогда ты мог бы и удостоверение…

— Да, мог бы достать и удостоверение. Но мне приятнее, гораздо приятнее получить его из твоих рук.

Он продолжал улыбаться. Вандрес покраснел, пальцы его заколебались.

— Ты позаботишься о ребятишках? — внезапно спросил Дакоста. Он больше не улыбался. Глаза его потемнели.

Пальцы Вандреса снова принялись за работу.

— Конечно, ты же знаешь. Можешь спокойно ехать.

— «Спокойно»… Ведь они тоже евреи, как и мать. Я боюсь…

Вандрес бросил на него взгляд.

— Ну, знаешь ли!

— Ты уже один раз ошибся, — сказал Дакоста.

Вандрес довел строчку до конца, не говоря ни слова.

Его толстые губы зашевелились. Он пробормотал:

— «Ошибся, ошибся!» Надо же мне было нарваться на такого мерзавца, как эта свинья Паарс, вот ведь в чем беда. Башка у тебя работает? Женщина, дети! Можешь мне поверить и ехать с миром: пока Старик на месте…

— Пока он на месте, у меня душа неспокойна. Но ты позаботишься о них, верно? Ты ведь не допустишь, чтобы с ними случилось несчастье?

— Ты застанешь их здоровыми и румяными, даю тебе слово. А теперь уходи. Я принесу тебе удостоверение домой. Я не оставлю твою жену, пока ты не вернешься.

Дакоста смотрел на патрона, смотрел не отрываясь. Он водил пальцем по своим усикам. Едва заметный тик подергивал углы его губ. Правая рука чертила в воздухе, на уровне бедра, маленький замкнутый круг. Неотвратимость гибели чудилась в этом жесте. Вандрес понял его значение и немного побледнел. Дакосте все же удалось улыбнуться, Вандресу тоже.

— Ну ладно, — произнес наконец Дакоста. — Образуется.

Он повернулся и вышел.

Вандрес сел, уткнул в руки подбородок, короткие ноги его не доставали до полу.

Почему он решил искать поддержку у меня? Не знаю. Быть может, потому, что я всегда брал сторону Дакосты против него. Так или иначе, в это утро он позвонил именно ко мне. Его глаза меня поразили!