Элиза Ожешко - Сочинения в 5 томах. Том 5. Рассказы 1860 ― 1880 гг.

— Она детей учит, — говорили они, — значит, образованная, и обхождение имеет вежливое!

Но самые достоверные сведения об образовании, полученном этой бледной, худенькой женщиной, имела старая Злотка; сведения эти были почерпнуты от самой панны Янины. Как-то, сделав свои обычные покупки — немного сахару и керосину, — панна Янина спросила:

— Ничего новенького для меня нет?

Злотка отрицательно покачала головой.

— Я у многих спрашивала, — ответила она, — узнавала, но никому не нужно… У нас в городе сейчас страх как много учительниц… больше чем детей… А разве вам мало уроков, которые у вас есть?

— Мало, очень мало… на жизнь не хватает… Мне много не платят.

— Почему же? Я знаю, что учительницы получают большие деньги за те знания, которые в своей голове имеют.

Янина отвернулась и снова стала разглядывать полку с разноцветными коробками сигар.

— В том-то и беда, — сказала она, — в том-то моя большая беда, что знаний у меня очень мало… — И, не отрывая пристального взгляда от полки, добавила: — Я всегда учила только самых маленьких… начинающих… и мне всегда платили очень мало… да и, по правде говоря, платить больше не за что…

Злотка безнадежно развела руками:

— Раз так, ничего не поделаешь!

Вечером, вернувшись из города, Янина не обняла, как обычно, Юлианку. Оттолкнув ее, она опустилась на стул и погрузилась в глубокую задумчивость, теребя дрожащими руками края черной поношенной кофты.

Удивленная, огорченная, девочка подошла к ней, но она снова оттолкнула ее, прошептав:

— На горе мое ты родилась… да и на свое…

Янина весь вечер сидела неподвижно, не проронив ни слова. Юлианка тихо всхлипывала. Но наутро, когда Юлианка проснулась в своем углу за выступом стены, она увидела склонившуюся над ней панну Янину. Улыбаясь, она поцеловала ребенка в лоб.

— Поди подмети комнату, — сказала она.

Она поручала девочке подметать каждое утро комнату, ставить самовар, топить печку и стелить постель; глядя, как девочка с трудом справлялась с непосильной работой, Янина говорила с глубокой печалью:

— Мне хочется, чтобы из тебя хоть хорошая служанка вышла!

По вечерам Янина учила девочку закону божьему, чтению и шитью; иногда она бывала необычайно ласкова, а подчас требовательна, нетерпелива, раздражительна.

Если бы кто-нибудь видел, как она поминутно вскакивала со стула, металась по комнате, обнимала и целовала девочку, отталкивала ее, била по рукам за малейшую ошибку в чтении или шитье, хваталась за голову и что-то быстро и бессвязно бормотала, — он мог бы подумать, что она близка к помешательству. Но она быстро овладевала собой и, скрестив на груди руки, сжимала тонкие губы. И тогда казалось, что эта женщина готова ценой любых страданий и мук добиться своей цели.

Как-то весной, когда всюду открылись окна и двери, Янина зашла к токарю. У порога она задержалась в нерешительности. Увидев ее, хозяин оставил работу и приветливо с ней поздоровался, а его жена растерялась и в изумлении уставилась на нежданную гостью. Но, опомнившись, она тут же велела Кахне подать табурет. Панна Янина села. Она, казалось, была еще более смущена, чем хозяйка.

— Мне хочется познакомиться с вами, ведь мы соседи, — сказала она, чтобы оправдать свое посещение.

Жена токаря ответила, что каждый день видит из окна, как панна Янина уходит в город и возвращается домой.

— Почему вы никогда не возьмете с собой девочку? — спросила она. — Ей, бедняжке, не плохо бы на свет, на людей поглядеть.

Янина густо покраснела.

— Какую девочку? — спросила она с деланым удивлением.

— Да сиротку, которую вы приютили.

— Что вы? Она вовсе не живет у меня! — уверяла Янина. — К чему мне это… Конечно, когда я вижу, что она голодна, я кормлю ее… из жалости… только из жалости… Если ребенку нравится быть со мной, не стану же я гнать его, мне она не мешает. Но я не собираюсь ее опекать.

Токарь с женой недоумевали: зачем она с таким жаром отрекается от того, что они считают добрым делом.

— Жаль, — сказал после паузы токарь, — а мы уж думали, что бедная девочка нашла, наконец, человека, который будет о ней заботиться, покуда она мала… Вырастет, так уж сама справится, а вот пока мала — как ей быть? Милостыню просить, а потом, сохрани бог, воровать?..

Едва заметная дрожь пробежала по рукам и лицу Янины.

— Что вы, — сказала она, — что вы… Я не прогоню девочку, пока в состоянии кормить ее и учить. Но какое мне собственно до нее дело? Жаль ее, конечно… Но я еще сама не знаю, сколько времени здесь проживу; а может быть, если мне придется уехать, вы воспитали бы ее… вместе со своими детьми?

Она бесконечно робела, и в голосе ее — как ни старалась она казаться спокойной — слышалась мольба. После некоторого раздумья токарь ответил:

— Признаюсь, мне это самому не раз в голову приходило и с женой я советовался, но люди мы небогатые… у нас шестеро детей. А уж если б я решился взять сиротку, то ни в коем случае не согласился бы, чтобы ей в моем доме плохо жилось. И одеть ее надо прилично, и кормить хорошо, и работе какой-нибудь обучить… На все это понадобились бы немалые деньги — значит, в ущерб моим детям. А я считаю, что нехорошо помогать одним за счет других. И потом, осенью мы уедем… А когда будем жить далеко отсюда, на другом конце города, ее горе нам глаз колоть не будет.

Янина слушала потупившись и, сказав еще несколько малозначащих слов, ушла. Весь вечер она проплакала.

Однажды, в середине лета, она возвратилась из города с большим букетом цветов. Она не понесла его к себе, а, проскользнув незаметно вдоль стены бокового флигеля, положила на подоконник к учителю музыки.

Всю зиму он не подходил к роялю, так как почти не вставал с постели; сейчас он играл. Услышав шаги за открытым окном, он хрипло спросил, не отрывая рук от клавишей:

— Это ты, пташка?

Обернувшись и увидев стоявшую за окном женщину, он удивился. Как и все жильцы дома, он знал Янину в лицо.

— Какие красивые цветы! — воскликнул он, с трудом приподнимаясь. — До чего ж вы добры! Цветы — моя страсть!

— Цветы прислала вам сиротка, — тихо сказала женщина.

— Как ей живется? Бедное прелестное дитя! Мне хотелось бы повидать ее!

— Я пришлю ее к вам, — обещала панна Янина.

Музыкант хотел еще что-то сказать, но тяжелый приступ кашля помешал ему. Поднимаясь по лестнице старого дома, панна Янина шептала:

— И на него надеяться нечего. Ему недолго жить!.

Осенью люди стали поговаривать, что учительница, как видно, больна, так как еле ходит и очень плохо выглядит. Но Янина не была больна, ее, повидимому, угнетали какие-то тяжкие заботы, тяжкие скорей всего потому, что сил у нее было мало.

Однажды она пришла к Злотке не за покупками, а просто поговорить.