Августъ Стриндбергъ - На шхерахъ

— Можно устроить молитвенный домъ — это совсѣмъ не дорого. Я могу написать, куда слѣдуетъ.

Дамы съ жаромъ ухватились за его мысль: сами онѣ взялись написать въ правленія миссіонерскаго фонда нѣсколькихъ обществъ; предложили даже устроить базаръ, но потомъ вспомнили, что здѣсь нѣтъ танцующей публики.

Боргъ устранилъ всѣ затрудненія, предложивъ внести необходимую сумму и нанять помѣщеніе, для чего пока можно воспользоваться сараемъ для столярныхъ работъ, а дамы должны достать проповѣдника. — Но, — прибавилъ онъ, — для этой цѣли и для начала лучше всего выбрать проповѣдника самаго строгаго, который овладѣлъ бы вниманіемъ этихъ людей и былъ бы въ состояніи оказывать на нихъ самое серьезное вліяніе. Полумѣры здѣсь ни къ чему.

Дамы противъ этого возражали и рекомендовали болѣе мягкія средства. Но инспекторъ указалъ на то, что основаніе, на которомъ прежде всего надо строить воспитаніе, — есть страхъ; послѣ можно подходить уже съ любовью.

Общее дѣло связало ихъ души и согрѣло ихъ огнемъ великой любви. Они говорили еще о силѣ всепрощенія по отношенію ко всему живущему, потомъ пожали другъ другу руки и разошлись, благословляя судьбу за то, что она свела вмѣстѣ трехъ хорошихъ людей, которые стремятся дружно работать для счастья человѣчества.

Боргъ вышелъ и отряхнулся, какъ бы желая освободиться отъ насѣвшей на него пыли. Ощущеніе было такое, какое онъ испыталъ, зайдя какъ-то на мельницу. Было пріятно видѣть, что всѣ предметы были окутаны мягкимъ, бѣловатымъ мучнымъ облакомъ, соединявшемъ въ одинъ аккордъ желѣзо, дерево, полотно и стекло. Тогда онъ ощущалъ такое же сладострастное чувство, прикасаясь къ покрытымъ скользкой мучной пылью замкамъ, периламъ, мѣшкамъ. Въ то же время ему показалось душно. Онъ закашлялся и вынулъ платокъ.

И все-таки вечеръ онъ провелъ съ удовольствіемъ. Теплота, незамѣтно исходившая отъ всякаго слова матери и смягчавшая сухость всѣхъ разсужденій, эта атмосфера искренности и наивности окружавшая молодую женщину, заставлявшая его помолодѣть и, наконецъ, эта дѣтская вѣра въ то, что было идеаломъ его юныхъ лѣтъ, — подымать стоящихъ ниже, охранять все убогое, слабое, больное...

Теперь онъ былъ убѣжденъ, наоборотъ, въ томъ, что все это меньше всего способствуетъ счастью и исправленію человѣчества. Уже однимъ инстинктомъ онъ ненавидѣлъ это, видя, какъ все сильное, всякій проблескъ оригинальности преслѣдуется слабыми. И вотъ теперь онъ долженъ вступать съ ними въ союзъ противъ самого себя, работать на свою собственную погибель, принижать себя до ихъ уровня, проявлять лицемѣрное участіе къ своему природному врагу, платить военныя издержки за своихъ враговъ! Его разумъ затуманило предстоящее наслажденіе — испытать свои силы. Желая въ одиночествѣ снова найти себя самого, Боргъ направился къ морскому берегу.

Гуляя въ эту тихую свѣтлую лѣтнюю ночь по песку, гдѣ видны были слѣды его ногъ отъ предыдущихъ прогулокъ, гдѣ ему былъ знакомъ каждый камень, гдѣ онъ зналъ каждую былинку, каждый кустикъ, — онъ замѣчалъ, какъ все получило другой видъ, приняло новыя формы и производило совсѣмъ другое впечатлѣніе, чѣмъ вчера, когда онъ здѣсь гулялъ.

Совершилась перемѣна, появилось нѣчто новое. Онъ уже не могъ, какъ раньше, вызвать въ себѣ чувства одиночества передъ лицомъ природы и передъ людьми: кто-то стоялъ подлѣ него, за нимъ. Онъ уже не былъ одинокъ, онъ былъ уже прикованъ къ этой маленькой повседневной жизни; невидимыя нити опутали его душу; разсудительность стала связывать его мысли; страхъ и трусливая боязнь думать не такъ, какъ думаютъ его друзья, захватила его въ свои когти.

Онъ не рѣшался строить счастье на зыбкой почвѣ — вѣдь зданіе, хотя бы уже и законченное, можетъ въ одинъ прекрасный день рухнуть. Тогда паденіе будетъ глубже, боль сильнѣе. Но все-таки это должно случиться, если онъ хочетъ обладать ею; а этого онъ хотѣлъ всей силой зрѣлаго возраста, двигающей горы.

Поднять ее до себя? Но какъ это сдѣлать? Вѣдь не можетъ же онъ изъ женщины сдѣлать ее мужчиной; онъ не можетъ освободить ее отъ непреодолимыхъ инстинктовъ, вложенныхъ въ нее ея поломъ: онъ не можетъ передать ей ни своего воспитанія, продолжавшагося тридцать лѣтъ, пи развитія, доставшагося ему, ни опыта, ни пріобрѣтенныхъ имъ знаній.

Значитъ, ему надо опуститься до нея? Но одна мысль о возможности этого уже мучила его, какъ самое тяжелое изъ всѣхъ несчастій, какія только можно себѣ представить. Это значитъ — начинать все сначала, что, конечно, невозможно. Ему остается только раздвоить свою личность, расколоть себя надвое, создать въ себѣ личность, ей близкую и понятную; играть роль влюбленнаго, превозносить ее за ея отсталость, брать на себя ту роль, какую ей захочется ему навязать. И въ то же время въ тишинѣ жить другою жизнью для одного себя; однимъ глазомъ спать, а другимъ бодрствовать.

Онъ взошелъ на гору, самъ того не замѣтивъ. Внизу виденъ былъ свѣтъ, раздавались дикіе крики тріумфа надъ побѣжденнымъ врагомъ, который хотѣлъ избавить отъ нищеты ихъ дѣтей и внуковъ, хотѣлъ сберечь ихъ трудъ и дать имъ возможность познать новыя стороны жизни. Въ немъ снова пробудилось желаніе приручить этихъ дикарей, увидѣть этихъ жрецовъ Тора на колѣняхъ передъ бѣлымъ Христомъ, увидѣть побѣду надъ великанами свѣтлыхъ Азовъ. Варваръ долженъ пройти черезъ христіанство, какъ черезъ очистительный огонь, долженъ научиться уважать силу духа въ слабомъ тѣлѣ. Эти люди, оставшіеся здѣсь еще отъ переселенія народовъ, сначала должны пережить Средніе Вѣка, а потомъ уже перейти къ Возрожденію мысли и Революціи дѣйствія.

Здѣсь, на высшей точкѣ шхеры надо построить часовню. Ея маленькій шпицъ долженъ стать выше вахты и флагштока. Она издали будетъ привѣтствовать моряковъ, какъ напоминаніе о томъ, что... Онъ остановился и задумался. Улыбка прошла по его блѣдному лицу. Онъ нагнулся, взялъ четыре камня и обозначилъ ими прямоугольникъ съ востока на западъ, отмѣривъ тридцать шаговъ въ длину и двадцать въ ширину.

— Какой прекрасный маякъ для моряковъ, — подумалъ онъ, спускаясь съ горы и направляясь домой, чтобы лечь спать.

Инспекторъ просидѣлъ въ комнатѣ два дня за непрерывной работой. На третій день, утромъ, выйдя погулять, онъ на берегу наткнулся на совѣтницу. у нея былъ очень печальный видъ. Инспекторъ освѣдомился о здоровьѣ ея дочери и узналъ, что она не совсѣмъ здорова.

— Это отъ недостатка въ развлеченіяхъ, — сказалъ онъ наугадъ.

— Да что же здѣсь дѣлать въ глуши? — озабоченно спросила мать.

— Можно выѣзжать на лодкѣ въ море, ловить рыбу, кататься съ парусомъ, и вообще слѣдуетъ больше двигаться, — говорилъ онъ безъ всякой задней мысли.