Геннадий Ананьев - Орлий клёкот: Роман в двух томах. Том второй
- Название:Орлий клёкот: Роман в двух томах. Том второй
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:Граница
- Год:2005
- Город:Москва
- ISBN:5-86436-369-3
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Геннадий Ананьев - Орлий клёкот: Роман в двух томах. Том второй краткое содержание
Орлий клёкот: Роман в двух томах. Том второй - читать онлайн бесплатно полную версию (весь текст целиком)
Интервал:
Закладка:
Вопрос графа Антона, вдруг прозвучавший, не сразу оторвал Ивана Богусловского от удивившего его шкафа.
— Ну-с, чем обязан вашему визиту? — и не дождавшись ответа, граф Антон продолжил после небольшой паузы. — Впрочем, я ждал вашего визита. И, как видите, не ошибся. Помилуйте, разве можно без насилия извне заставить себя жить в бараке, который даже для скота не может быть пригодным. Зачем же вам, воспитанному, как я могу предположить, в благородстве, подвергать себя лишениям. В моем доме для вас найдется приличная комната. Экономка возьмет заботу о вас на себя. Может испросить определенную плату, но, думаю, для вашего будущего дохода посильную…
— Я не смогу принять ваше предложение. Мы определились жить одной семьей, и мой уход к вам равнозначен измене.
— Лозунг, милостивый государь. Лозунг! Я не вправе осуждать вашу семью, семью благородную. Ваш прадед слыл честнейшим человеком, честнейшим генералом, и я, делавший первые шаги в свет, преклонялся перед ним.
С дедом вашим мы были тоже представлены. Если не изменяет память, Михаил Семеонович. Он старше по возрасту и званию, оттого мы не сошлись на короткую ногу. Его тоже, не то что мы, юнцы, уважали за унаследованную от отца честность, но и старшие. Нет, не гнули Богусловские спины ради выгоды, оттого и неподсудны мне. Если переметнулись к коммунистам, значит, искренне уверовали в то, что дело коммунистов правое. Не соизвольте брать на свой счет дальнейшие мои рассуждения, только я не могу не сказать, что Богусловские, как и другие, изменившие идеалу России, стали моими врагами. Да, врагами. Уважительность, однако же, к членам семьи Богусловских, у меня не потерялась. Я предпринимал попытки вразумить их, открыть им глаза, но тщетно. Дороги наши разошлись. И все-таки воля Божья свершилась. Я вижу в этом знамение Господне стать мессией, направить мысли потомка славной ратными подвигами российской семьи в русло не ортодоксально-лозунговое…
— Бабушка, отец и мать внушали мне уважение к старшим, но… Есть вещи, слушать которые без возражений, согласитесь, просто невозможно.
— А я и не предполагал молчаливого согласия. К тому же, сиюминутного. Вера, милостивый государь, более, чем паутина, безжалостно опутывающая жертву.
— Отчего вы себя не находите в той паутине?
— Не исключаю. Только Бог един без греха и без изврат, ему лишь дано знать вечную истину, мы же, грешные, не можем не заблуждаться. Но если мы люди, если Бог дал нам разум, можем ли мы держать его втуне? А мое правило, не философствовать о величии Духа, а анализировать факты жизни, — и почти без паузы, почти не меняя тона, совершенно, казалось бы, неожиданно граф спросил Ивана: — Говоря о наставлениях, вас воспитующих, вы не упомянули дедушки Михаила Семеоновича?
— Он погиб, когда меня еще не было на свете. От руки таких, как вы. Числите себя патриотами России, а шли с полчищами фашистов!
— Похвально, милостивый государь, весьма похвально, — словно обрадовался оскорблению граф Антон. — Иное не могли молвить уста ленинского комсомольца, — потом строже и суше наставил: — Никогда не судите человека, не знавши его. Прежде, даже разность возраста не остановила бы меня, я предложил бы пистолеты, теперь прощаю заблудшего, — помолчал, постукивая длинными, до синевы высохшими пальцами по полированной карельской березе подлокотника, вздохнул порывисто, словно хотел резко вытолкнуть из души тяжелый какой-то груз, и заговорил вновь, уже серчая и дребезжа от натуги: — Да, милостивый государь, я враг коммунистов. Был, есть и останусь до тех дней, пока Бог не позовет в свою обитель. Оттого вот я здесь. Когда закрывали колонию, меня, вот в этом кабинете, спросил начальник: «—Ну, как? Раскаялся? Прозрел?» Я ему: «— Вам следует прозревать, великим грешникам, творящим зло». Кто ж за такое прощение определит. Здесь и оставили на вечное поселение. Дозволен был районный центр, не далее, но я остался именно здесь. Только виновным я себя не считаю. Ни в чем. Совершенно. Ни одного русского человека я не убил. Я ненавидел тех, кто холопски служил немцам, кто добровольно записывался в русскую армию. РОА, как ее именуют, но я шел с ней, чтобы вразумлять словом своим, титулом своим, авторитетом своим заблудших. Я ненавидел их и здесь, изменников. Я не вмешивался, когда уголовные, бандиты, на ком печати негде ставить, бравируя своим патриотизмом, измывались над власовцами, как их тут окрестили. Бог карал их по достоинству. Смею вас заверить, милостивый государь, поступай все русские соразмерно моим действиям, Россия не перенесла бы столько горя и не оказалась бы, как теперь, в тупике. Нет, нет, не пытайтесь возражать, — властно поднял руку граф. — Вы так молоды, так испорчены, что ничего не видите иначе, чем через лозунги. К тому же, я думаю, на сегодня вполне достаточно. Сейчас считаю вправе лишь просить вас об одном: не суйте головы в омут. Коммуна — посылка ложная в сути своей.
— Вы верно заметили, что нам пора перейти к решению деловых вопросов. Ребята ждут меня. Нам негде варить обеды.
— Позволю выбрать исправную плиту там, где была прежняя кухня для арестантов. Второй барак за вами.
— Мы с бригадиром говорили и думаем, была же столовая для охраны. Нельзя ли там?
— Можно. Если есть кому отремонтировать плиту. Ее нарушили, уезжая, охранники. Ключи я вам выдам.
— Спасибо. Еще бригада хочет выгородить для спальни часть барака, разобрав для этого лишние нары.
— Подобное разрешение, милостивый государь, не в моей власти. Я обязан уведомить, точнее, испросить… Впрочем, благоволите поступать по своему усмотрению. Чем еще могу служить?
— Пока все.
— Для вас, Иван Владленович, двери моего дома всегда открыты. Тешу себя надеждой, что Бог даст нам время договорить недоговоренное.
Глава десятая
Представилось такое время. Правда, не сразу, не вдруг. Событий до того произошло видимо-невидимо, вроде бы мелких, местного значения, но на самом деле типичных для времени и общества — событий, которые весьма повлияли на мировосприятие Ивана и во многом смягчили его реакцию на откровения графа.
Только мог ли Иван Богусловский знать, что ждет его в дни грядущие, от графа он вышел в совершенно непонятных даже самому себе чувствах: неприятие политических оценок графа перемежалось с неприятием и того, что творило общество, отрицаемое графом (вот они — бараки, вон сколько могил и на юге, и на севере); уважительность к человеку, сохранившему верность своим идеалам несмотря на всяческие лишения, мешалась с острой жалостью к нему же, кого не обошел стороной недуг тщеславия — нет, Иван не мог оценивать увиденное и услышанное однозначно не только потому, что был молод и не имел опыта в суждениях, а еще и потому, что давно понял, как по разному люди понимают суть добра и зла, каждый считая свое понимание верным. Никто, даже самый бесчестный человек, никогда не скажет о себе, что он бесчестен.
Читать дальшеИнтервал:
Закладка: