Александр Дюма - А. Дюма. Собрание сочинений. Том 26. Белые и синие

— Я действительно мадемуазель Ротру, сударь, и я признательна господину Баррасу за то, что он не забывает меня, но повторяю вам: меры предосторожности мною приняты, а ряд рекомендаций, на которые я могла бы сослаться, столкнувшись с самим главарем шуанов, внушают надежду, что мне не грозит опасность. Но мне хочется сказать, полковник, что это не умаляет моей благодарности по отношению к вам, и особенно я рада тому, что вы разделяете мою неприязнь к подлецу, которого вам дали в попутчики.

— О! Что до нас, — сказал полковник Юло, — мы спокойны в отношении него. Республика уже не та, что во времена Сен-Жюстов и Ле Бонов, о чем я, откровенно признаться, сожалею. Те люди были храбрецами, они подвергали свою жизнь опасностям, как мы, и сражались бок о бок с нами; оставаясь непоколебимыми на поле брани, рискуя попасть в плен или быть убитыми, они имели право обвинять тех, кто покидал его. Солдаты не любили, но уважали их, и когда эти люди посягали на чью-то голову, то было понятно, что никто не вправе избавить эту голову от возмездия Республики. Но что касается нашего Франсуа Гулена, то он сбежит вместе со своей гильотиной, услышав первый же выстрел, и ни один из шести тысяч солдат, которыми я командую, не позволит ему и пальцем прикоснуться к любому из наших офицеров.

Тут путешественнице доложили, что ее коляска готова.

— Гражданка, — сказал полковник, — мой долг — произвести разведку местности, по которой проследует колонна. В моем распоряжении небольшой кавалерийский отряд, состоящий из трехсот гусаров и двухсот конных егерей; я отправлю их на дорогу, по которой вы поедете — не ради вас, а ради себя. Если вам придется прибегнуть к помощи офицера, что стоит во главе корпуса, ему будет приказано удовлетворить вашу просьбу и даже, если вы пожелаете, сопровождать вас до Витре.

— Благодарю вас, сударь, — отвечала мадемуазель де Фарга, протягивая руку старому солдату, — но я не простила бы себе, подвергнув опасности драгоценную жизнь защитников Республики ради сохранения столь незначительной и неприметной жизни, как моя.

С этими словами Диана спустилась вниз; полковник последовал за ней и галантно подал ей руку, когда она садилась в экипаж.

Почтарь ждал, сидя верхом.

— На дорогу в Витре! — приказала Диана.

Возница тронулся в путь.

Солдаты посторонились, пропуская экипаж; поскольку среди них не было никого, кто еще не знал бы о том, как она обошлась с Франсуа Гуленом, со всех сторон послышались грубоватые, но искренние комплименты.

Уезжая, она услышала, как полковник скомандовал:

— Егеря и гусары, по коням!

Было слышно, как в трех-четырех местах протрубили сигнал "Седлай!".

Когда они выехали из Ла-Герша и оказались примерно в пятидесяти шагах от города, возница остановил экипаж, сделал вид, что ему нужно что-то поправить в постромке и подошел к дверце коляски.

— Не к ним ли у гражданки дело? — спросил он.

— К ним? — переспросила удивленная Диана.

Почтарь подмигнул.

— Нуда, к ним!

— Кого вы имеете в виду?

— Друзей, кого же еще! Они там, справа и слева от дороги.

И он прокричал по-совиному.

— Нет, — отвечала Диана, — поезжайте дальше, но остановитесь в конце спуска.

— Хорошо! — пробурчал себе под нос возница, взбираясь на лошадь. — Да вы и сами остановитесь, хозяюшка!

В самом деле, они находились на вершине холма, полого спускавшегося вниз на протяжении пол-льё. По краям дороги возвышались крутые откосы, заросшие утесником, дроком и карликовыми дубами. В некоторых местах заросли кустарника были настолько густыми, что могли скрыть от глаз одного или двух человек.

Возница пустил лошадей обычным аллюром и стал спускаться с холма, напевая старую бретонскую песенку на карнакском диалекте.

Время от времени он повышал голос, словно в песне содержались наставления, обращенные к людям, которые были достаточно близко, чтобы их услышать.

Диана поняла, что ее окружают шуаны; она смотрела во все глаза и не говорила ни слова. Возможно, возница был шпионом, приставленным к ней Гуленом, а она не забыла о том, что тот угрожал ей, если она будет неосторожна и попадет в его руки.

В ту минуту когда ее экипаж спустился к подножию холма, где узкая тропа пересекала дорогу наискось, из леса выскочил человек на лошади, собираясь остановить экипаж; однако, увидев, что в нем сидит одна лишь женщина, он снял шляпу.

При виде всадника кучер откинулся назад, чтобы приблизиться к путешественнице, и сказал ей вполголоса:

— Не бойтесь, это генерал Круглоголовый.

— Сударыня, — обратился к ней всадник с чрезвычайной учтивостью, — я полагаю, что вы прибыли из Ла-Герша или, вероятно, из Шатобриана.

— Да, сударь, — отвечала молодая женщина, облокотившись о борт коляски и глядя на всадника с любопытством; она не выказывала страха, хотя видела, что на проселочной дороге таятся в засаде приблизительно пятьдесят всадников.

— Позволяют ли ваши политические убеждения или чувство общественного долга дать мне некоторые сведения о численности республиканской колонны, которую вы оставили позади себя?

— Это соответствует и моему чувству общественного долга и моим политическим убеждениям, — отвечала прекрасная путешественница с улыбкой. — Колонна состоит из шести тысяч солдат, вернувшихся из тюрем Англии и Голландии. Во главе ее стоит храбрец, которого зовут полковник Юло. Но по ее стопам волочатся крайне отвратительный мерзавец по имени Франсуа Гулен и крайне гнусная машина, именуемая гильотиной. Когда я въезжала в город, у меня произошла стычка с вышеупомянутым Франсуа Гуленом и он пообещал познакомить меня со своим орудием, если я когда-нибудь окажусь в его власти. Благодаря этому я снискала такую популярность среди республиканских солдат, презирающих своего попутчика так же, как мы с вами, что полковник Юло захотел непременно мне представиться и дать охрану, чтобы я добралась до Витре, из опасения, как бы по дороге я не угодила в руки шуанов. Ну, а поскольку я уехала из Парижа только ради того, чтобы попасть к ним в руки, я отказалась от охраны и велела кучеру ехать вперед. И вот я здесь и счастлива встретиться с вами, генерал Кадудаль, а также сказать, что я восхищаюсь вашей смелостью и ценю ваши достоинства.

Что касается конвоя, который должен был меня сопровождать, он сейчас как раз выезжает из города. Он состоит из трехсот конных егерей и двухсот гусаров. Чем меньше вы убьете этих храбрецов, тем большее удовольствие вы доставите мне.

— Я не стану скрывать от вас, сударыня, — отвечал Кадудаль, — что вскоре произойдет столкновение между моими людьми и этим отрядом. Не угодно ли вам продолжать путь в Витре, куда я отправлюсь после сражения, горя желанием услышать более подробный рассказ о мотивах путешествия, невероятную причину которого вы мне сообщили?