Александр Дюма - А. Дюма. Собрание сочинений. Том 22. Графиня де Шарни. Часть. 1,2,3 1996.

Трехцветное знамя! Так они не видят, что их единственное прибежище под ним, что, если бы они пожелали открыто, публично сесть под его сенью, эта сень еще могла бы их спасти? Но королева не хочет спасения, она жаждет отмщения; она не ценит ни одной разумной мысли. Яростнее всего она отвергает единственно действенное средство, что я предлагаю: быть умеренной, справедливой и, насколько возможно, всегда быть правой.

Я возжелал спасти одновременно королевскую власть и свободу — это неравная битва, ведь я был всеми оставлен, я сражался в одиночку, и против кого же? Если бы против людей — это бы еще куда ни шло; против тигров — пустое; против львов — безделица; но я воевал со стихией, с морем, с поднимающимся валом, с приливом! Вчера вода была мне по щиколотку, сегодня — по колено, завтра будет по пояс, послезавтра она накроет меня с головой… Знаете, доктор, я хочу быть с вами откровенным до конца. Сначала меня охватила печаль, потом — отвращение. Я мечтал о роли судии между революцией и монархией. Я полагал, что возьму над королевой верх как мужчина, и как мужчина я надеялся, что, в тот день как она неосторожно ступит в реку и потеряет почву под ногами, я брошусь в воду и спасу ее. Но нет; на мою помощь никто серьезно не рассчитывал, доктор; меня хотели опорочить, лишить популярности, погубить, уничтожить, сделать неспособным ни на зло, ни на добро. И потому теперь, скажу я вам, лучшее, что я могу сделать, доктор, — это вовремя умереть; главное — принять художественную позу античного атлета: грациозно вытянуть шею и испустить дух.

Мирабо откинулся в кресле и вцепился зубами в подушку.

Жильбер узнал все, что хотел знать, то есть от чего зависели жизнь и смерть Мирабо.

— Граф, что бы вы сказали, если бы завтра король прислал справиться о вашем здоровье? — спросил он.

Больной пожал плечами, словно желая сказать: "Мне это было бы совершенно безразлично!"

— Король… или королева, — прибавил Жильбер.

— А? — подскочил Мирабо.

— Я говорю: "Король или королева", — повторил Жильбер.

Мирабо приподнялся на руках, подобный присевшему перед прыжком льву, и попытался взглядом проникнуть Жильберу в самую душу.

— Она этого не сделает, — сказал он.

— Ну а если все-таки сделает?

— Вы думаете, — спросил Мирабо, — что она до меня снизойдет?

— Я ничего не думаю; я предполагаю, допускаю.

— Пусть так, — согласился Мирабо, — я буду ждать до завтрашнего вечера.

— Что вы хотите этим сказать?

— То, что сказал, доктор, не ищите в моих словах другого смысла. Я буду ждать до завтрашнего вечера.

— А что будет завтра вечером?

— Завтра вечером, доктор, если она пришлет узнать, если к примеру, придет господин Вебер, вы окажетесь правы, а я ошибался. Если же, напротив, он не придет, о! тогда, значит, ошибались вы, а я был прав.

— Хорошо, подождем до завтрашнего вечера. А до тех пор, дорогой мой Демосфен, покой, отдых, терпение.

— Я не встану с кресла.

— А этот шарф?

Жильбер указал пальцем на предмет, раньше всего бросившийся ему в глаза, едва он вошел в комнату.

Мирабо улыбнулся.

— Клянусь честью! — воскликнул граф.

— Хорошо, — произнес Жильбер. — Постарайтесь провести хоть одну ночь в покое, и я за вас отвечаю.

Он вышел.

За дверью его поджидал Тейш.

— Ну вот, славный мой Тейш, твоему хозяину легче, — сообщил ему доктор.

Старый слуга печально покачал головой.

— Как?! — удивился Жильбер. — Ты мне не веришь?

— Я ничему не верю, господин доктор, пока его злой гений находится рядом с ним.

Он тяжело вздохнул, провожая Жильбера по узкой лестнице.

Жильбер заметил в углу лестничной площадки чью-то тень: прячась под вуалью, она словно ждала его появления.

При виде Жильбера тень едва слышно вскрикнула и исчезла за дверью, будто нарочно приотворенной, чтобы облегчить отступление или, скорее, бегство.

— Кто эта дама? — спросил Жильбер.

— Это она, — отвечал Тейш.

— Кто она?

— Женщина, похожая на королеву.

Жильбера поразила та же мысль, что и в первый раз, когда он уже слышал эту фразу; он двинулся было вперед, словно собираясь бежать вслед за призраком; однако сейчас же остановился и прошептал:

— Не может быть!

Он пошел своей дорогой, оставив старого камердинера в отчаянии, оттого что даже такой ученый человек, как доктор, не предпринял ничего, чтобы изгнать демона, присланного, по глубочайшему убеждению слуги, из самой преисподней.

Мирабо довольно хорошо провел ночь. Едва наступило утро, он позвал Тейша и приказал отворить окна, чтобы подышать свежим утренним воздухом.

Однако старого слугу взволновало то, что больной находился во власти лихорадочного нетерпения.

Когда на вопрос хозяина он сообщил, что сейчас восемь часов, Мирабо не поверил и потребовал принести часы, чтобы самому в этом убедиться.

Часы он положил на столик рядом с собой.

— Тейш, — приказал он камердинеру, — займите внизу место Жана, а он пусть дежурит сегодня возле меня.

— О Боже! — вскричал Тейш. — Неужели я имел несчастье вызвать неудовольствие господина графа?

— Напротив, милый Тейш, — смягчившись, отвечал Мирабо. — Я ставлю тебя сегодня на входе именно потому, что доверяю только тебе. Всякому, кто придет справиться о моем здоровье, отвечай, что мне лучше, но что я еще не принимаю, и только если прибудет кто-нибудь от… — Мирабо запнулся, потом продолжал, — если прибудет кто-нибудь из дворца, если пришлют из Тюильри, ты пригласишь его наверх, слышишь? Под любым предлогом не отпускай его, пока я с ним не поговорю. Теперь видишь, мой славный Тейш, что, отсылая тебя, я тебя превращаю в доверенное лицо.

Тейш взял руку Мирабо и поцеловал ее.

— Ах, господин граф, — прошептал он, — если бы вы хотели жить!..

Он вышел.

— Черт побери! — пробормотал Мирабо, глядя ему вслед. — Это самое трудное!

В десять часов Мирабо поднялся и не без кокетства оделся. Жан его причесал и побрил, потом придвинул кресло к окну.

Из окна была видна улица.

При каждом ударе дверного молотка, при каждом звонке колокольчика можно было из дома напротив увидеть в окне его беспокойное лицо за приподнятой шторой; он пристально вглядывался, потом штора опускалась, чтобы подняться с новым звонком, с новым ударом молотка.

В два часа Тейш поднялся в сопровождении лакея. Сердце Мирабо отчаянно забилось; лакей был без ливреи.

Первой мыслью, пришедшей ему в голову, было то, что этот серокафтанник прибыл от имени королевы и был без ливреи, дабы не скомпрометировать пославшую его.

Мирабо заблуждался.

— От господина доктора Жильбера! — доложил Тейш.

— А-а… — обронил Мирабо, побледнев от волнения, словно ему было двадцать пять лет и вместо посыльного от г-жи де Монье он увидел курьера своего дяди-бальи.