Александр Дюма - А. Дюма. Собрание сочинений. Том 19.Джузеппе Бальзамо. Часть 4,5

Герцог собрался было удалиться, но графиня его удержала.

— Я бы хотела, чтобы вы остались, — сказала она. — В том случае, если старая скупердяйка станет клянчить деньги, вы окажетесь полезны: в вашем присутствии она попросит меньше.

Герцог остался.

Госпожа де Беарн с подобающим случаю выражением лица села напротив графини в предложенное ей кресло. Когда они обменялись приветственными фразами, г-жа Дюбарри спросила:

— Могу ли я узнать, какому счастливому случаю я обязана вашим посещением, сударыня?

— Ах, графиня! — воскликнула старуха. — Меня привело к вам огромное несчастье!

— Что случилось?

— У меня есть новость, которая очень опечалит его величество.

— Говорите скорее!

— Парламент…

— Ага! — проворчал герцог д’Эгильон.

— Господин герцог д’Эгильон! — поспешила представить графиня своего гостя посетительнице во избежание недоразумения.

Однако старая графиня была такой же хитрой, как все придворные вместе взятые. Она могла допустить оплошность только умышленно, когда недоразумение было ей на руку.

— Я наслышана обо всех гнусностях этих судейских крючков и об их неуважению к заслугам и знатному происхождению, — сказала она.

Ее комплимент герцогу достиг цели: герцог низко поклонился старой графине, она поднялась и тоже поклонилась.

— Однако речь идет не только о господине герцоге, затронуты интересы целой нации: парламент отказывается заседать.

— Неужели? — вскричала г-жа Дюбарри, откидываясь на софу. — Так во Франции больше не будет правосудия?.. И что же дальше? И что же тогда случится?

Герцог улыбнулся. Однако вместо того, чтобы свести все к шутке, графиня де Беарн еще больше нахмурила и без того суровое лицо.

— Это огромное бедствие, — молвила она.

— Вы так думаете? — спросила фаворитка.

— Сразу видно, графиня, что у вас нет процесса.

— Гм! — обронил г-н д’Эгильон, желая привлечь внимание графини Дюбарри; она, наконец, поняла, куда клонит гостья.

— Увы, графиня , — спохватилась она , — вы правы: вы мне напомнили, что у меня нет процесса, но у вас-то он есть, и очень серьезный!

— Да, графиня!.. И любая отсрочка для меня разорительна.

— Бедная графиня!

— Необходимо, чтобы король принял решение!

— Его величество давно готов выслать господ советников.

— Да, но тогда дело будет отложено на неопределенный срок!

— Вы знаете какой-нибудь другой способ? Не предложите ли вы что-нибудь еще?

Сутяга вся ушла в чепец, словно Цезарь, умирающий под своей тогой.

— Есть одно средство, — заговорил д’Эгильон, — однако его величество вряд ли на него согласится.

— Какое средство? — озабоченно спросила старая графиня.

— Обыкновенное оружие французского монарха, когда его воля встречает сколько-нибудь чрезмерное сопротивление — занять королевское кресло в парламенте и сказать: «Я так хочу!», в то время как противники думают: «А я так не хочу!»

— Превосходная мысль! — в восторге вскричала г-жа Дюбарри.

— Однако не стоит ее разглашать, — тонко заметил д’Эгильон с жестом, понятным графине де Беарн.

— Сударыня! — подхватила сутяжница. — Вы имеете такое влияние на его величество! Добейтесь того, чтобы он сказал: «Я хочу, чтобы состоялся процесс графини де Беарн». Кстати, как вы знаете, это мне уже давно было обещано.

Господин д’Эгильон прикусил губу, поклонился графине Дюбарри и вышел из будуара: он услыхал, как во двор въехала карета короля.

— А вот и король! — поднялась г-жа Дюбарри, давая этим понять, что аудиенция окончена.

— Позвольте мне пасть его величеству в ноги!

— Чтобы попросить его устроить королевское заседание? Я ничего не имею против, — оживилась графиня Дюбарри. — Оставайтесь здесь, раз вам этого так хочется.

Едва графиня де Беарн успела поправить чепец, как вошел король.

— A-а, у вас гости, графиня?..

— Госпожа де Беарн, сир.

— Сир, правосудия! — вскричала старая дама, приседая в низком реверансе.

— О! — воскликнул Людовик XV с едва различимой насмешкой, понятной только тем, кто его знал. — Вас кто-нибудь оскорбил, сударыня?

— Сир, я прошу правосудия!

— Против кого?

— Против парламента.

— Вот оно что! — досадливо поморщился король, хлопнув в ладоши. — Вы жалуетесь на мой парламент? Доставьте мне удовольствие, образумьте его. У меня тоже есть основание быть им недовольным, и я тоже прошу у вас правосудия! — прибавил он, передразнивая реверанс старой графини.

— Сир, ведь вы же, наконец, король, вы повелитель.

— Король — да; повелитель — не всегда.

— Сир, изъявите свою волю.

— Это как раз то, что я делаю каждый вечер. Но на следующее утро господа члены парламента тоже проявляют свою волю. А так как наши желания диаметрально противоположны, мы напоминаем Землю и Луну, которые летают вечно одна за другой, никогда не встречаясь.

— Сир, у вас довольно мощный голос, чтобы заглушить этих крикунов.

— Вот тут вы ошибаетесь. Это ведь не я адвокат, а они. Если я говорю «да», они отвечают «нет». Найти общий язык совершенно невозможно… Вот если бы, когда я говорю «да», вы нашли средство помешать им сказать «нет», я заключил бы с вами союз.

— Сир, я знаю такое средство.

— Немедленно дайте мне его.

— Ну что же, сир, извольте: устройте королевское заседание.

— Час от часу не легче! Королевское заседание! — отвечал король. — Как вы могли до этого додуматься? Да это почти революция!

— У вас будет возможность сказать этим бунтовщикам прямо в лицо, что вы повелитель. Вы знаете, сир, что когда король проявляет таким образом свою волю, то он один имеет право говорить, никто ему не отвечает. Вы им скажете: «Я так хочу!» — и они склонят головы…

— Верно, идея великолепная! — воскликнула графиня Дюбарри.

— Да, великолепная, — согласился Людовик XV, — но она не подходит.

— До чего же красиво, — с жаром продолжала г-жа Дюбарри, — кортеж, дворяне, пэры, вся королевская гвардия, за ними огромная толпа народа, потом само королевское кресло с пятью подушками, расшитыми золотыми лилиями… Пышная была бы церемония!

— Вы полагаете? — не очень уверенно спросил король.

— И роскошный королевский наряд: горностаевая мантия, бриллиантовый венец, золотой скипетр — в общем, весь блеск, который так идет к царственному и красивому лицу. Ах, до чего вы были бы великолепны, сир! — воскликнула графиня Дюбарри.

— Но королевского заседания не было уже довольно давно, — бросил король с деланной небрежностью.

— Со времени вашего детства, сир, — прибавила графиня де Беарн. — Воспоминание о вашей необыкновенной красоте хранится в каждом сердце.

— Кроме того, — добавила г-жа Дюбарри, — это был бы удобный случай для господина канцлера проявить свое суровое сдержанное красноречие, чтобы эти людишки были раздавлены правдой, достоинством, авторитетом.