Александр Дюма - А. Дюма. Собрание сочинений. Том 18. Джузеппе Бальзамо. Часть 1,2,3 1994

— Я слушаю, господин герцог, и пытаюсь понять, куда вы клоните.

— Тебе по душе первая роль Шуазёля, не так ли?

— Разумеется.

— Так вот, мой дорогой, думаю, что эту роль мог бы сыграть я.

Д’Эгильон резко повернулся к дядюшке.

— Вы говорите серьезно? — спросил он.

— Ну да, а почему же нет?

— Вы станете любовником графини Дюбарри?

— Ах, черт побери! Как ты скор! Впрочем, я вижу, что ты меня понял. Да, Шуазёлю очень повезло: управлял и королем, и его любовницей; говорят, он любил госпожу де Помпадур… А, действительно, почему бы нет?.. Но я не могу быть возлюбленным — твоя холодная улыбка говорит мне об этом. Ты смотришь молодыми глазами на мой изборожденный морщинами лоб, на мои кривые ноги и мои иссохшие руки, когда-то такие красивые!.. Вместо того чтобы говорить: "Я сыграю роль Шуазёля", мне следовало бы сказать: "Мы ее сыграем".

— Дядюшка!

— Нет, она не может меня полюбить, я знаю. Однако я об этом говорю тебе… смело, потому что она об этом не узнает… Я любил бы эту женщину больше всего на свете… но…

Д’Эгильон нахмурился.

— Но у меня есть великолепный план, — продолжал маршал, — раз эта роль мне не по силам, я разделю ее пополам.

— А! — воскликнул д’Эгильон.

— Кто-нибудь из моего окружения, — сказал Ришелье, — будет любовником графини Дюбарри. Черт подери! Прекрасное занятие! Ведь она само совершенство!

Ришелье возвысил голос.

— Ты понимаешь, что Фронзак не подходит: это несчастный выродок, дурак, мошенник, проходимец… Ну что, герцог, может быть, ты?..

— Я? — вскричал д’Эгильон. — Вы с ума сошли, дядюшка!

— Сошел с ума? Как? И ты не бросаешься в ноги тому, кто дает тебе такой совет! Как! Ты не таешь от счастья, не благодаришь? Разве ты не влюбился сразу же, как только увидел, как она тебя принимает? Ну, видно, со времен Алкивиада на свете был только один истинный Ришелье, а больше не будет!.. — воскликнул герцог. — Да, я вижу, что прав.

— Дядюшка! — воскликнул герцог в волнении; если оно было наигранным, то сыграно было с блеском, однако он мог действительно удивиться, потому что предложение маршала было весьма недвусмысленное. — Представляю себе, какую выгоду вы могли бы извлечь из того положения, о котором вы мне говорите. Вы стали бы таким же влиятельным лицом, как господин де Шуазёль, а я был бы любовником, подкрепляющим ваше влияние. Да, план достоин умнейшего человека Франции, однако вы упустили одну вещь.

— Что именно? — беспокойно вскричал Ришелье. — Неужели ты не мог бы полюбить графиню Дюбарри? В этом заминка?.. Дурак! Трижды дурак! Ротозей! Неужели я угадал?

— Нет! Не угадали, дядюшка! — воскликнул д’Эгильон, словно уверенный, что ни одно слово не будет пропущено. — Я почти не знаком с графиней Дюбарри, однако она кажется мне красивейшей, очаровательнейшей женщиной. Напротив, я без памяти влюбился бы в графиню Дюбарри. Дело совсем не в этом.

— В чем же дело?

— А вот в чем, господин герцог: графиня Дюбарри никогда меня не полюбит, а между тем первым условием подобного альянса должна быть любовь. Как можно, чтобы, живя среди блестящего двора, в расцвете молодости, что щедра на все дары жизни, прекрасная графиня выбрала именно того, кто этого совсем не заслуживает, того, кто уже немолод и обременен заботами, того, кто скрывается ото всех, потому что предчувствует близкий конец? Дядюшка! Если бы я знал графиню Дюбарри в дни своей молодости и красоты, когда женщины любили во мне все, что обыкновенно любят в молодом человеке, она могла бы сохранить обо мне воспоминание. Этого уже много. Но ведь нет ничего: ни прошлого, ни настоящего, ни будущего. Дядюшка! Надо отказаться от этой химеры. Зачем только вы пронзили мне сердце, нарисовав радужную картину неисполнимого счастья?

Пока эта тирада произносилась с пылом, которому позавидовал бы Моле, а Лекен счел бы достойной изучения, Ришелье кусал губы, приговаривая едва слышно:

"Неужели этот бездельник догадался, что графиня нас подслушивает? Дьявольщина! До чего ловок! Ну и мастер! С ним надо быть поосторожнее!"

Ришелье был прав. Графиня подслушивала, и каждое слово д’Эгильона западало ей в душу. Она наслаждалась его робким признанием, изысканной деликатностью того, кто даже в доверительном разговоре не выдал тайны прошлой связи из опасения бросить тень на, еще быть может, любимую женщину.

— Итак, отказываешься? — спросил Ришелье.

— От этого — да, дядюшка: к моему величайшему сожалению, это представляется мне совершенно невозможным.

— Надо хотя бы попытаться!..

— Но как?

— Ты принадлежишь к нашему кругу… Ты будешь каждый день видеться с графиней, постарайся ей понравиться, тысяча чертей!

— Ради какой-то выгоды? Нет, нет!.. Да если бы я имел несчастье ей понравиться, а сам думал бы о другом, я убежал бы со стыда на край света.

Ришелье поскреб подбородок.

"Дело в шляпе, — подумал он, — или д’Эгильон — дурак".

Вдруг со двора донесся стук колес и несколько голосов прокричали: "Король!"

— Черт побери! — вскричал Ришелье. — Король не должен меня здесь видеть, я убегаю!

— А я? — спросил герцог.

— Ты — другое дело, пусть он тебя увидит. Оставайся… Оставайся… И, ради Бога, не бросай начатого.

Ришелье поспешил к черной лестнице, бросив герцогу:

— До завтра!

Истории Франции в канун и во время Великой Французской революции конца XVIII столетия посвящена серия романов А.Дюма: "Джузеппе Бальзамов ("Joseph Balsamo"), "Ожерелье королевы" ("Le Collier de la Reine"), "Анж Питу" ("Ange Pitou") и "Графиня де Шарни" ("La Comtesse de Chamy"). Серия эта имеет название "Записки врача" ("Мётоита d’un Mddecin"), однако существует традиция снабжать этим подзаголовком только первый роман из приведенного списка.

Время действия романа: 1770–1774 гг. Как и в большинстве произведений Дюма, в основе повествования "Джузеппе Бальзамо" лежат действительные исторические события и судьбы реально существовавших людей. В центре романа — таинственная, идеализированная автором фигура знаменитого Алессандро Калиостро (1743–1795), одного из лидеров европейского масонства, мечтающего о всеобщем братстве и счастье (на самом деле это был международный авантюрист и чародей-шарлатан). Он выступает под одним из своих псевдонимов — Джузеппе Бальзамо (в оригинале Дюма называет его на французский манер — Жозеф). В последнее время, однако, ряд историков подвергает сомнению распространенное во времена Дюма представление о тождестве Калиостро, выдававшего себя за 1рафа, и заурядного сицилийского мошенника Бальзамо, судьба которого осталась невыясненной. Калиостро же был осужден как еретик папским судом и после четырех лет заключения умер в тюрьме.

Роман "Джузеппе Бальзамо" печатался по частям с продолжением в газете "La Presse" ("Пресса") с мая 1846 года. Первые книжные издания на французском языке вышли в 1846–1848 гг. в Нью-Йорке, Брюсселе, Берлине, Париже. Первое отдельное издание во Франции: Paris, Cadot, 8vo, 19 v., 1846–1848.