Александр Дюма - А. Дюма. Собрание сочинений. Том 18. Джузеппе Бальзамо. Часть 1,2,3 1994

— Это не только очевидно, но и вполне логично, — заметил Жан. — Он расплатился со всеми долгами, следовательно, никому ничего не должен.

— Итак, он уплатил, — повторила Дюбарри.

— Ах, почему мой судья не вы? — вскричала старуха.

— В былые времена в подобных случаях не стали бы прибегать к помощи юристов, а Божий суд мгновенно разрешил бы это дело, — заявил виконт Жан. — Для меня правота этого дела настолько очевидна, что, клянусь, если бы подобный образ действий был еще в обычае, то я стал бы защитником госпожи графини.

— Благодарю вас!

— Именно так. Впрочем, я поступил бы только так, как мой предок Дюбарри-Мур, имевший честь породниться с королевской семьей Стюартов; когда он вышел на ристалище в защиту юной и прекрасной Эдит Скарборо, он взял своего противника за горло и вырвал у него признание в том, что тот солгал. К несчастью, — продолжал виконт со вздохом сожаления, — сейчас другое время: отстаивая свои права, дворянин вынужден обращаться за помощью к крючкотворам, неспособным понять такие ясные слова: «Я никому ничего не должен».

— Послушайте, брат! Эти слова были написаны триста лет тому назад, — перебила его сестра, — необходимо принять во внимание то, что суд называет, если не ошибаюсь, сроком давности.

— Это не имеет значения, — возразил Жан, — я убежден, что, если бы его величество слышал доводы графини де Беарн, которые она нам сейчас привела…

— Мне удалось бы его убедить, не так ли? Я в этом совершенно уверена!

— Я тоже.

— Да, но что предпринять, чтобы он меня выслушал?

— Для этого достаточно было бы, чтобы вы как-нибудь заехали ко мне в Люсьенн — его величество довольно часто оказывает мне честь своими посещениями…

— Вы правы, дорогая графиня, но ведь это дело случая.

— Виконт! — с обворожительной улыбкой заметила его сестра. — Вы ведь знаете, что я верю в случай. И у меня нет оснований в этом раскаиваться.

— Однако по воле случая может статься, что и неделю, и две, и три ваше сиятельство не увидит его величества.

— Да, вы правы.

— Вот видите! А дело графини де Беарн слушается в понедельник или во вторник.

— Во вторник.

— А сегодня пятница.

— Ну, в таком случае, — с притворным отчаянием воскликнула Дюбарри, — не стоит на это рассчитывать!

— Что же делать? — проговорил виконт; казалось, он глубоко задумался. — Ах, черт побери!

— Может, мне испросить аудиенции в Версале? — робко спросила г-жа де Беарн.

— Вы ее не получите.

— Даже с вашей помощью, графиня?

— Моя помощь здесь ни при чем. Его величество терпеть не может заниматься делами; кроме того, сейчас он всецело поглощен одним.

— Вероятно, вы имеете в виду парламентский заговор? — спросила де Беарн.

— Нет, король озабочен моим представлением ко двору.

— Ах да!.. — проговорила старая сутяга.

— Вы, должно быть, слышали, что, несмотря на сопротивление господина де Шуазёля, вопреки интригам господина де Пралена и госпожи де Грамон, король решил: я должна быть представлена.

— Нет, графиня, я об этом не слышала, — отвечала старуха.

— Да, это дело уже решенное, — подтвердил Жан.

— А когда состоится ваше представление?

— В самое ближайшее время, — сказала графиня.

— Видите ли, король хочет, чтобы представление состоялось до прибытия госпожи дофины, — прибавил Жан, — чтобы моя сестра могла принять участие в празднованиях в Компьене.

— А, теперь я понимаю! Так вы, сударыня, рассчитываете на то, что будете представлены? — робко спросила старая графиня.

— О, Господи, ну разумеется! Баронесса д’Алоньи… Вы знакомы с баронессой д’Алоньи?

— Нет, увы, теперь я уж никого не знаю: я лет двадцать не была при дворе.

— Ах, вот что!.. Баронесса д’Алоньи будет «крестной». За это король осыпает милостями дорогую баронессу: ее супруг получил звание камергера, сын переведен в гвардию и в ближайшее время станет лейтенантом, баронское поместье стало графством, боны на получение денег из шкатулки короля обменены на городские акции, а в день представления она получит двадцать тысяч экю наличными. А она требует еще и еще.

— Ах, теперь мне все понятно! — заметила графиня де Беарн с любезной улыбкой.

— Я было подумал… — заговорил Жан.

— О чем? — спросила Дюбарри.

— Какая досада! — так и подскочил в кресле Жан. — Как жаль, что я не встретил графиню у нашего кузена вице-канцлера хотя бы на неделю раньше!

— Почему?

— Да потому, что в то время мы еще не были связаны словом с баронессой д’Алоньи.

— Дорогой мой! — заметила графиня Дюбарри. — Вы говорите, как Сфинкс, я вас не понимаю.

— Не понимаете?

— Нет.

— Могу поспорить, что графиня де Беарн меня понимает.

— Простите, но…

— Еще неделю назад у вас, графиня, не было «крестной», не так ли?

— Вы правы.

— Так вот, графиня де Беарн… Может быть, мне не следует продолжать?

— Отчего же нет? Говорите!

— Графиня де Беарн могла бы стать вашей «крестной», и милости, которыми король осыпает госпожу д’Алоньи, достались бы графине де Беарн.

Старуха вытаращила глаза.

— Увы… — пролепетала она.

— Ах, если бы вы только знали, — продолжал Жан, — как король был бы вам признателен за эту услугу! И вам не пришлось бы ни о чем его просить — он сам предупреждал бы ваши желания. Как только ему сообщили, что баронесса д’Алоньи вызвалась быть «крестной» Жанны, он воскликнул: «В добрый час! Я устал от всех этих мерзавок, которые, кажется, важничают больше, чем я сам. Расскажите мне об этой даме, графиня: нет ли у нее каких-нибудь тяжб, недоимок, долгов?..»

Старая графиня потеряла дар речи.

— «Правда, меня огорчает одно обстоятельство…» — прибавил король.

— Какое?

— Одно-единственное. «Я бы желал, — сказал король, — чтобы „крестная“ графини Дюбарри носила громкое имя». При этих словах его величество бросил взгляд на портрет Карла Первого кисти Ван Дейка.

— Понимаю, — сказала старуха, — его величество имел в виду, что Дюбарри были связаны со Стюартами, о чем вы уже упомянули.

— Совершенно верно.

— Должна признаться, — заметила г-жа де Беарн с непередаваемым выражением, — что имя д’Алоньи мне ничего не говорит, я даже никогда его не слышала.

— Однако это довольно известное имя, — вмешалась графиня Дюбарри, — представители этого семейства отличились на королевской службе.

— Ах, Боже мой! — вскричал Жан, подскочив в кресле.

— Что с вами? — поинтересовалась Дюбарри, изо всех сил сдерживая смех при виде кривляний своего деверя.

— Вы не укололись? — заботливо спросила г-жа де Беарн.

— Нет, — отвечал Жан, осторожно усаживаясь на место. — Просто мне пришла в голову одна мысль…

— Ну и мысль! — со смехом воскликнула графиня Дюбарри. — Она вас едва не свалила с ног.