Александр Дюма - Дюма. Том 09. Виконт де Бражелон, или Еще десять лет спустя. Части 1,2

— Узнаю и даже вспоминаю, что был вам очень обязан.

Д’Артаньян поклонился.

— Я поступил так, как должен был поступить, узнав, что это вы, ваше величество.

— Вы привезли мне известия?

— Да, государь.

— Вероятно, от французского короля?

— Нет, ваше величество. Вы могли заметить, что король Людовик занят только собой.

Карл поднял глаза к небу.

— Нет, ваше величество, нет, — продолжал д’Артаньян. — Я привез новости, касающиеся лично вас. Однако смею надеяться, что ваше величество выслушает их с некоторою благосклонностью.

— Говорите.

— Если не ошибаюсь, государь, вы много говорили в Блуа о плохом положении ваших дел в Англии.

Карл покраснел.

— Сударь, — прервал он, — я рассказывал об этом только французскому королю…

— О, ваше величество ошибаетесь, — холодно сказал мушкетер, — я умею говорить с королями в несчастье. Скажу более: короли говорят со мной только тогда, когда они в несчастье; но едва им улыбнется счастье, они обо мне забывают. Я питаю к вашему величеству не только истинное уважение, но и глубокую преданность, а для меня, поверьте, это означает немало. Слушая жалобы вашего величества на судьбу, я решил, что вы благородны, великодушны и с достоинством переносите свои несчастья.

— Признаться, — сказал удивленно Карл, — я сам не знаю, что мне приятнее: ваша смелая откровенность или ваше уважение.

— Вы сейчас выберете, — отвечал д’Артаньян. — Вы жаловались двоюродному брату вашему Людовику Четырнадцатому, что без войска и без денег вам очень трудно вернуться в Англию и вступить на престол.

Карл сделал нетерпеливое движение.

— И что главное препятствие представляет, — продолжал д’Артаньян, — некий генерал, командующий армией парламента, который разыгрывает там роль второго Кромвеля. Не так ли говорили вы?

— Да, но повторяю вам, что все это я говорил одному королю.

— И вы увидите, государь, какое счастье, что ваши слова услышал лейтенант его мушкетеров. Человека, который является главным препятствием на вашем пути к успеху, зовут генерал Монк, не так ли?

— Да, сударь. Но к чему все эти вопросы?

— Знаю, знаю, ваше величество, что строгий этикет запрещает предлагать вопросы королям. Надеюсь, что ваше величество скоро простит мне мою неучтивость. Ваше величество сказали еще, что если бы вам удалось повидать Монка, встретиться с ним лицом к лицу, переговорить с ним, то вы непременно восторжествовали бы силою или убеждением над этим единственным серьезным противником.

— Все это правда. Моя участь, мое будущее, безвестность или слава зависят от этого человека. Но что же из этого?

— А вот что: если генерал Монк до такой степени мешает вам, то полезно было бы избавить вас от него или превратить его в союзника вашего величества.

— Король, у которого нет ни армии, ни денег (мне нечего скрывать, раз вы слышали мой разговор с Людовиком Четырнадцатым), не может ничего сделать с таким человеком, как Монк.

— Да, ваше величество, таково ваше мнение, я знаю. К счастью для вас, я придерживаюсь другого мнения.

— Что это значит?

— Вот что: без армии и без миллиона я совершил то, для чего вашему величеству нужны были армия и целый миллион.

— Что вы говорите?.. Что вы сделали?

— Что я сделал?.. Я поехал туда и захватил там человека, мешавшего вашему величеству.

— Вы захватили Монка в Англии?

— Разве я плохо сделал?

— Вы, верно, сошли с ума?

— Право же, нет.

— Вы взяли Монка?

— Да. В его лагере.

Король вздрогнул от нетерпения и пожал плечами.

— Я захватил Монка на дороге в Ньюкасл, — сказал д’Артаньян просто, — и привез его к вашему величеству.

— Привезли ко мне! — вскричал король, разгневанный этим рассказом, который казался ему басней.

— Да, привез его к вам, — продолжал д’Артаньян тем же тоном. — Он лежит там, в большом ящике, но не задохнется, потому что в крышке просверлены дыры.

— Боже мой!..

— О, будьте покойны, за ним усердно ухаживают. Он доставлен сюда целым и невредимым. Угодно вашему величеству видеть его, переговорить с ним, или прикажете бросить его в воду?

— Боже мой! Боже мой! — повторил Карл. — Правду ли вы говорите? Не оскорбляете ли меня недостойной шуткой? Действительно ли вы совершили этот смелый, неслыханный подвиг? Не может быть!

— Ваше величество, разрешите мне открыть окно? — спросил д’Артаньян, отворяя окно.

Не успел король ответить, как д’Артаньян в тишине ночи свистнул три раза громко и протяжно.

— Сейчас, — сказал он, — вашему величеству принесут его.

Король не мог прийти в себя от изумления: он смотрел то на мушкетера, то в темное окно. Прежде чем он успел опомниться, восемь матросов д’Артаньяна (двое остались стеречь фелуку) внесли в дом продолговатый предмет, в котором в эту минуту заключалась судьба Англии. Парри открыл им дверь.

Перед отъездом из Кале д’Артаньян заказал там ящик вроде гроба, достаточно просторный, чтобы человек мог свободно поворачиваться в нем. Низ и бока, мягко обитые, служили удобной постелью, лежа на которой человек оставался бы невредимым при боковой качке. Маленькая решетка, о которой д’Артаньян говорил королю, походила на забрало шлема и была сделана на том месте, где находилось лицо пленника. Ее устроили так, что при малейшем крике можно было, надавив ее, заглушить крик и даже задушить кричащего.

Д’Артаньян очень хорошо знал и свой экипаж, и своего пленника и во время дороги боялся только двух вещей: что генерал предпочтет смерть этому необычайному плену и заставит задушить себя, пытаясь говорить, или что сторожа соблазнятся обещаниями пленника и посадят его, д’Артаньяна, в ящик вместо Монка.

Поэтому д’Артаньян просидел два дня и две ночи подле ящика, наедине с генералом, предлагая ему вино и пищу, от которых тот, однако, упорно отказывался, и стараясь успокоить его и уверить, что с ним не случится ничего дурного от этого своеобразного плена. Два пистолета, лежавших перед д’Артаньяном, и обнаженная шпага охраняли его от нескромности матросов.

Прибыв в Шевенинген, он перестал тревожиться. Его матросы очень боялись иметь дело с прибрежными жителями. Притом же он привлек на свою сторону Менвиля, ставшего его лейтенантом. Это был человек с незаурядным умом и более чистой совестью, чем остальные. Он надеялся, что служба у д’Артаньяна обеспечит его будущее, и потому скорее пошел бы на смерть, чем нарушил бы приказание начальника. Добравшись до берега, д’Артаньян поручил ящик и жизнь генерала ему. Ему же приказано было доставить ящик с помощью семи человек, как только он услышит троекратный свист. Мы видели, что лейтенант исполнил это приказание.