Джон Голсуорси - Джон Голсуорси. Собрание сочинений в 16 томах. Том 3

Джон Голсуорси. Собрание сочинений в 16 томах. Том 3

( Джон Голсуорси. Собрание сочинений в 16 томах - 3 ) Lit-Classic.Com

Вторая часть цикла о «Форсайтах» — «Современная комедия». Первые два романа «Белая обезьяна», «Серебряная ложка» и рассказ «Интерлюдия: Идиллия».

Роман «Белая обезьяна» — первое произведение из цикла «Современная комедия» — повествует о молодом поколении клана Форсайтов, освободившемся от бремени представлений и предрассудков старших представителей рода, но безнадежно запутавшемся в радостном, гедонистическом безумии «новой эпохи»...

«Серебряная ложка» — продолжение романа «Белая обезьяна» является вторым томом «Современной комедии», входящий в общий цикл Хроники семьи Форсайтов. В 1924 году все уже с достаточной отчетливостью сознавали, что Британия сильно изменилась. Она стала совсем не та, довоенная, добрая старая Англия. Произошло нечто необратимое в социальном поведении масс, в нравственном укладе всей страны. Майкл Монт стал членом парламента и пробует провести в жизнь идеи фоггартизма. Его жена Флер, хоть и уделяет внимание своему маленькому сыну Киту, все же с куда большим интересом придается светской жизни, принимая в своем салоне знаменитостей. Одна из посетительниц ее салона, молодая и эффектная женщина из аристократической семьи, Марджори Феррар, позволила за спиной Флер назвать ее «выскочкой». Сомс Форсайт случайно слышит это оскорбление и выставляет Марджори из дома своей дочери, заклеймив как предательницу. Это типичный великосветский скандал и он ведет к судебному процессу по делу о диффамации. В это дело оказываются замешены и многие другие лица. Однако на деле выходит, что и великосветская среда также сильно переменилась и нравственные категории давно опрокинуты. Впрочем, самолюбие и лицемерие не исчезли. Их борьба и разворачивается на страницах книги.

Джон Голсуорси. Собрание сочинений в 16 томах. Том 3

БЕЛАЯ ОБЕЗЬЯНА

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

I ПРОГУЛКА

В этот памятный день середины октября 1922 года сэр Лоренс Монт, девятый баронет, вышел из «Клуба шутников», как прозвал его Джордж Форсайт в конце восьмидесятых годов, спустился по ступеням, стертым ногами приверженцев существующего порядка вещей, повел своим острым носом по ветру и быстро засеменил тонкими ногами. Занимаясь политикой скорей по долгу высокого рождения, чем по призванию, он смотрел на переворот, вернувший к власти его партию, с беспристрастностью, не лишенной юмора. Проходя мимо клуба «Смена», он подумал: «Да, им теперь придется попотеть! Пусть посидят без сладкого для разнообразия»!

Командоры и короли удалились из «Клуба шутников» еще до вступления туда сэра Лоренса; он-то не принадлежит к этим крохоборам, которым теперь дали отставку, нет, сэр! Он не из тех людей, что отмахнулись от земельной проблемы, как только кончилась война, — брр! Однако целый час он слушал отклики на последние события, и его живой и гибкий ум, насквозь пропитанный культурой прошлого и полный скептицизма по отношению к настоящему и ко всем политическим платформам и декларациям, с насмешкой отмечал путаницу патриотических мотивов и забот о личной выгоде, которая осталась после этого знаменательного собрания. Как большинство землевладельцев, он не доверял никаким доктринам. Его единственным политическим убеждением был налог на пшеницу, и, насколько он мог судить, единомышленников у него не осталось; впрочем, он и не думал выставлять свою кандидатуру на выборах, — другими словами, на его принцип не могли покуситься избиратели, которым приходилось платить за хлеб. «Принципы! — думал он. — Ведь au fond [1] — это карман!» И, черт побери, когда же люди перестанут притворяться, что это не так! Карман, разумеется, в широком смысле слова, — так сказать, эгоистические интересы каждого как члена определенного общества. А как, черт возьми, это определенное общество английская нация — сможет существовать, если все его поля останутся необработанными, а вражеские аэропланы будут грозить разрушением английским кораблям и докам? В клубе он весь этот час ждал, чтобы хоть раз упомянули о земле. И никто — ни слова! Это, видите ли, не политика! Вот проклятье! Им бы только протирать брюки, чтобы удержаться на своем месте или добиться нового. Какая связь между их брюками и заботой о будущем страны? Никакой, ей-богу! При мысли о будущем страны ему неожиданно пришло в голову, что жена его сына до сих пор, по-видимому, никак этим будущим не озабочена. Два года! Пора им подумать о детях. Опасная привычка — не заводить детей, когда от этого зависят и титул и поместье. Улыбка тронула его губы и лохматые брови, похожие на путаные черные закорючки. Очень мила, удивительно привлекательна! И знает это сама! С кем только она не встречается! Львы и тигры, обезьяны и кошки — ее дом стал просто зверинцем для всяких больших и маленьких знаменитостей. Есть в этом что-то неестественное. И, глядя на одного из бронзовых британских львов на Трафальгар-скверу, сэр Лоренс подумал: «Скоро она и этого затащит к себе в дом! У нее страсть к коллекционированию. Майклу надо быть начеку — в доме коллекционеров всегда есть чулан для старого хлама, и мужьям легко попасть туда. Да, кстати: я обещал ей китайского посланника. Придется ей, пожалуй, подождать до окончания выборов».

В конце Уайтхолла, под сереющим на востоке небом, на миг появились башни Вестминстера. «Что-то нереальное даже в них, — подумал он. — А Майкл со своими причудами! Впрочем, это модно — социалистические убеждения и богатая жена. Самопожертвование и безопасность! Мир и процветание. Шарлатанское снадобье от всех болезней — десять пилюль на пенни!» Миновав газетную сутолоку Чэринг-Кросса, обезумевшего от политического кризиса, сэр Лоренс повернул налево, к издательству Дэнби и Уинтера, где его сын состоял младшим компаньоном. Новая тема для книги только что зародилась в мозгу, уже подарившем миру «Жизнь Монтроза», «Далекий Китай» — книгу о путешествиях на Восток, и фантастический диалог между тенями Гладстона и Дизраэли, озаглавленный «Дуэт». С каждым шагом, уводившим сэра Лоренса от «Шутников» на восток, его прямая тонкая фигура в пальто с каракулевым воротником и худое лицо с седыми усами и черепаховым моноклем под темной подвижной бровью казались все более редким явлением. Но он стал почти феноменом в этом унылом переулке, где тележки застревали, словно зимние мухи, и люди проходили с книгами под мышкой, будто шли учиться.