Джон Голсуорси - Джон Голсуорси. Собрание сочинений в 16 томах. Том 16

— Очень возможно, что вы правы, сэр, — сказал гид таким тоном, словно эта мысль никогда не приходила ему в голову. — Там, где не замешаны деньги, развод вызывает мало интереса, и считается, что наши бедняки могут обойтись без него. Но я никогда не признаю, что в этом — причина нынешнего состояния наших законов о разводе. Нет, нет; ведь я англичанин.

— Мы с вами отвлеклись, — заметил Ангел. — Скажите, этот судья верит тому, что ему сейчас говорят?

— На это я не могу вам ответить. Судьи — хитрый народ, они знают все, что только можно знать в таких делах. Но в одном можете не сомневаться: если будет сказано что-нибудь такое, что покажется на рядовое восприятие подозрительным, они уж это учуют.

— А где рядовое восприятие? — спросил Ангел.

— Вот оно, сэр. — И гид указал подбородком на присяжных. — Они известны своим здравомыслием.

— А эти, в седых париках, которые называют один другого «мой ученый друг», хотя обмениваются далеко не дружескими взглядами?

— От них трудно что-либо скрыть, — отвечал гид. — Но в сегодняшнем деле, хотя некоторые имущественные пункты оспариваются, по поводу самого развода та сторона не защищается. Более того, профессиональный этикет обязывает их грудью стоять за своих клиентов, что бы там ни было.

— Минутку! — сказал Ангел. — Я хочу послушать показания, и того же хочет дама по левое крыло от меня.

Гид улыбнулся себе в бороду и умолк.

— Скажите, — обратился к нему Ангел, когда допрос свидетельницы закончился, — эта женщина получит что-нибудь за то, что показала, что застала их утром вместе?

— Как можно, сэр! Только за проезд в суд и обратно. Впрочем, после того как она их застала, истица могла ей вручить полсоверена, чтобы она это получше запомнила, — ведь ей каждый день приходится заставать не одну пару.

Ангел нахмурился.

— Все это похоже на какую-то игру. И подробности оказались не столь пикантны, как я ожидал.

— Вот если бы другая сторона защищалась, сэр, тогда вы были бы довольны. К тому же вам представился бы случай оценить способность человеческого ума воспринимать один и тот же эпизод как черное и как белое; но это отняло бы у вас много драгоценного времени, и публики набилось бы столько, что какая-нибудь дама непременно сидела бы и на правом вашем крыле, а быть может, и на коленях. Ибо дамы, как вы могли заметить, особенно падки до таких трагедий, взятых из жизни.

— Если бы моя жена согрешила, — сказал Ангел, — я, по вашим законам, вероятно, не мог бы зашить ее в мешок и бросить в воду?

— Времена Великой Заварухи миновали, — отвечал гид холодно. — В те дни любой военный, обнаружив, что жена ему неверна (так у нас это называется), мог безнаказанно застрелить ее и заслужить рукоплескания толпы, а может быть, и какое-нибудь подношение, даже если сам он, будучи в отсутствии, много чего себе позволял. Вот это был ловкий способ получить развод. Но с тех пор, как я уже сказал, процедура изменилась, и даже военные вынуждены теперь прибегать к этим обходным маневрам.

— А любовника он может застрелить? — спросил Ангел.

— Даже это запрещено — вот до чего мы изнежились и измельчали. Впрочем, если ему удастся выдумать для любовника немецкую фамилию, он и теперь еще подвергнется наказанию условно. Наш закон славится тем, что никакие соображения чувства не могут его поколебать. Я отлично помню один процесс во время Великой Заварухи, когда присяжные вынесли решение наперекор очевидным фактам, лишь бы никто не заподозрил закон в пристрастности.

— Вот как, — отозвался Ангел рассеянно. — А что происходит сейчас?

— Присяжные обсуждают свое решение. Впрочем, поскольку они не ушли, решение их, по существу, уже принято. А вот сейчас истица достает из сумочки нюхательные соли.

— Интересная женщина, — произнес Ангел веско.

— Тсс, сэр! Вас может услышать судья.

— Ну и что? — удивился Ангел.

— Он может удалить вас из зала за неуважение к суду,

— А он не согласен с тем, что она интересная женщина?

— Ради всего святого, замолчите, сэр, — умоляюще прошептал гид. — Вы ставите на карту счастье трех, если не пяти человек. Глядите! Вот она приподняла вуалетку. Сейчас пойдет в ход носовой платочек.

— Не могу видеть женских слез, — сказал Ангел, порываясь встать. Прошу вас, снимите эту даму с моего левого крыла.

— Не шевелитесь! — шепнул гид даме, наклоняясь к ней за спиной Ангела. — Слышите, сэр? — добавил он. — Присяжные, по их словам, полностью убеждены, что необходимое условие соблюдено: нужное происшествие имело место. Все хорошо: развод она получит.

— Ура! — громко сказал Ангел.

— Если этот шум повторится, я прикажу очистить зал суда.

— А я его повторю, — сказал Ангел твердо. — Она красивая женщина.

Гид почтительно прикрыл рот Ангела ладонью.

— Ах, сэр! — сказал он успокаивающим тоном, — не портите эту прелестную минуту! Вот, прислушайтесь! Он выносит постановление nisi [8] с оплатой судебных издержек. Завтра это будет во всех газетах, ибо такой материал способствует их распространению. Взгляните! Она уходит. Теперь и мы можем идти. — И он высвободил крыло Ангела из-под дамы.

Ангел вскочил с места и устремился к дверям.

— Я выйду вместе с ней, — объявил он радостно.

— Заклинаю вас, — сказал гид, поспешая за ним следом, — помните о Королевском прокторе! Где ваше рыцарство? Ведь от него-то вы рыцарства не дождетесь — ни единой капли!

— Подайте его сюда, я ему покажу! — сказал Ангел и успел послать истице воздушный поцелуй, прежде чем она скрылась из глаз в сумраке улицы.

VII

Когда Ангел Эфира вошел в Гостевую гостиную клуба Чужаков, там царило обычное безлюдье.

— Здесь вам будет покойно, — сказал гид, придвигая к камину два кожаных кресла. — И удобно, — прибавил он, когда Ангел положил ногу на ногу. — После того, чему мы только что были свидетелями, я решил привести вас в какое-нибудь место, где вы сможете сосредоточиться, тем более что нам предстоит обсудить такой серьезный вопрос, как нравственность. В самом деле, где, как не здесь, можно полностью отгородиться от действительности и, положившись единственно на свой ум, сделать важные выводы, какими славятся кабинетные моралисты? Когда вы начихаетесь, — добавил он, видя, что Ангел берет понюшку, — я вам сообщу, к каким выводам я сам пришел за годы долгой и беспорядочной жизни.

— Прежде чем вы начнете, — сказал Ангел, — стоит, пожалуй, четко ограничить область наших исследований.

— Извольте. Я намерен дать вам сведения о нравственности англичан за краткий период с начала Великой Заварухи — всего тридцать три года; и вы увидите, что тема моя распадается на два раздела — нравственность общественная и нравственность личная. Когда я кончу, можете задать мне любые вопросы.