Вайжгантас - Немой

— Ясно как божий день, коли есть деньги. В городе сидят архитекторы. Сразу же после выборов поедем в Лиепаю к шведу, который, как ты знаешь, строит неподалеку храм — пусть он и нам планы да сметы составит. Отца викария мы назначим генерал-аншефом по каменным работам. Уже завтра ты должен сагитировать сельчан, внушить им, что их долг — свезти нынешним летом хотя бы несколько сот кубов камня; и поля очистят, и у нас материал на фундамент будет. Далее: подскочи в наше отсутствие на строительство костела да разузнай, куда подевались те каменотесы, что так здорово обтесали наш гранит для цоколя храма. Попытайся словом или письменно распорядиться, чтобы люди пригляделись хорошенько к нашим местам и отметили гранитные глыбы нужного размера и оттенка. И непременно гляди в окно: кто подводу пригонит — тут же записывай в толстую тетрадь в прочном переплете: придется не один раз контролировать, вести тяжбу с теми, кто не будет выполнять своих обязанностей, не доставит свою долю. А кирпичных дел мастера возьми с собой, и пусть он немедленно изучит наш грунт, отыщет самую подходящую глину и примется за строительство кирпичного завода. Осенью закупим делянку: что на леса — пустим на леса, на доски — на доски, а тем, что останется — обошьем кирпич. Когда еще разрешение губернских властей получим, а материалы на добрый зачин уже будут. А там понемногу будем приглядываться, сколько чего потребуется, и вся недолга. Зато, когда работа закипит вовсю, только успевай вертеться. И будем вертеться, про все на свете позабудем.

— Благослови, господи, доброе начало во имя отца и сына и святого духа. А нас впряги надолго в эту святую работу. В твою честь, на благо людей, — закончил молитву алтарист, обращаясь к висящему на стене распятию.

Глядя со стороны на вдохновенное лицо старого пропойцы, Винцас будто воочию увидел, как некий свет струится возле его чела, губ и даже мясистого багрового носа. Винцас даже припал на одно колено, когда алтарист заканчивал свою молитву, настолько она взяла его за душу. В этой молитве было столько твердости, что не оставалось ни малейшего сомнения в искренности намерения алтариста бросить пить. Винцасу стало ясно сейчас, что одно уравновешивается другим — великое зло великим добром, великое падение великим желанием выкарабкаться, что серьезные дела могут захватить человека и склонить его совсем в другую сторону. А вывод ясен: отдайся во власть гения работы или творчества и будешь спасен от самого себя, от своих страстей.

В воскресенье во всех уголках погоста стоял людской гул: собралось по меньшей мере две тысячи «избирателей». Такого оживления приход еще не знал. Ведь во время престольных праздников сюда съезжались и сходились едва ли не две тысячи человек, но, находясь в божьем доме, все в одинаковой мере настраивались на возвышенный лад. На площади же помыслы всех в одинаковой мере были устремлены на нечто личное. И при этом ни разу собравшиеся не проявили единодушия — каждый смотрел на вещи иначе и видел иное.

Вот несколько женщин.

— Ну и пастырь у нас был! Этакую кучу денег скопил для прихода. А мы-то его, бывало, то скупердяем называли, то за то, то за другое честили.

Вот группа почтенных стариков.

— Он был только настоятель, в делах несвященного свойства не разбирался, оттого и добро не разбазарил, — как шмели, гудели они, рассуждая будто о самых обычных вещах.

А вот стайка безземельных, малоземельных и батраков.

— Только и слышишь: пользу приходу принес. А там, где никто «пользы не принес», вон какие храмы отгрохали. Вот уже пять лет хозяева по десятке вносят, и ничего, не обеднели. А наш блаженной памяти настоятель крестьянам денег подкинул, точно они нищие…

— Спору нет, безземельным не помешало бы, чтобы кто-нибудь подсобил им, да только до сих пор такие дураки не встречались.

— И не встретятся, не бойся… Деньги компанию любят, стекаются туда, где их больше, а где их мало — места себе не находят.

Но больше всего было таких, кто, группками собравшись возле костела, бросал тоскливые взоры в сторону корчмы.

— Нас не изберут и без нас изберут… Интересно, скоро ли начнут… Не то, неровен час, придется тут проторчать, а потом, не промочив глотку, назад возвращаться…

И можно было видеть, как, не дождавшись начала, некоторые из них по двое, по трое тащились туда, где точно медом помазано — к рынку, вокруг которого были расположены забегаловки.

Наконец появился староста с обоими клириками. Все обрадовались, оживились. Канява со вчерашнего дня пребывал в мистическом расположении духа, был чем-то озабочен, казалось, что он носит на груди тяжелый камень и желает, чтобы приход с пониманием отнесся к этому, облегчил его участь.

— Мужчины и женщины! Вам уже известно, что за ноша на меня свалилась, какие деньги, оставленные приходу, пришлось взять под свою ответственность.

Он надеялся услышать: «Вот бедняга», а услышал озорной голос подвыпившего соседа:

— Ну так можешь переложить хотя бы сотню тысяч на меня — мне само собой полегчает.

Все расхохотались: это был известный пьянчужка, хотя и не зловредный человек. Трудно было понять, когда он успел набраться.

Стало ясно, что «тягот» денежного свойства избиратели не поймут. Пришлось действовать без околичностей.

— Мужики, как вы знаете, траты, предназначенные для храма, покойный поручил мне и настоятелю прихода, обязанности которого нынче исполняет его милость всеми нами любимый алтарист…

Кто-то, стоявший поодаль, громко фыркнул. Откуда-то донесся негромкий, но внятный голос:

— Парочка растратчиков, один к одному…

Услышав это, алтарист оскорбился.

— Здесь кто-то хотел сказать, что я прикладывался когда-то к бутылке (это было моей слабостью), и растратил толику денег или еще растрачу. Это клевета: прикладываясь, я вредил лишь самому себе, больше никому. Но после смерти настоятеля, царство ему небесное, все обернулось по-иному: с тех пор я свою слабость сделал силой и думаю держаться и дальше.

— Я тоже приношу извинения, — подхватил староста, — за то, что позволил себе распуститься. Но после смерти блаженной памяти настоятеля я перестал водить дружбу с рюмкой, и вы больше не сможете колоть мне этим глаза. К тому же деньги на мое имя будут лишь сниматься со счета в банке, а на что их использовать, станет решать комитет: мы и трое избранных вами членов. Без управляющего приходом никак нельзя — за ним последнее слово, когда будет строиться костел. Нынешним же вечером, когда вы изберете в придачу к нам троих товарищей, ваших доверенных людей, мы приступим к работе — поедем заказывать планы, прицениваться, а уж потом станем просить губернию, чтобы дала разрешение. Как вы думаете, кого из вас можно считать наиболее благонадежными гражданами?