Мариэтта Шагинян - Международный вагон

— Фламинго! — пробормотал гость входя.

— На отлете, эксцеленца, — почтительно ответил мажордом, — входите, входите, их высокопревосходительство вас ждут.

Молодой человек быстро вбежал по лестнице, прошел через пустую анфиладу комнат и приподнял одну из портьер. Перед ним, в круглой библиотеке, за шахматным столиком, сидели два человека и мирно доигрывали партию. Один из них… Но, вместо того чтоб описывать эту фигуру, я просто адресую читателя к многочисленным номерам всех континентальных газет от такого-то числа такого-то месяца.

— Здравствуйте, Дельсарт, — лениво проговорил он, даже не взглянув на вошедшего. — Сядьте и обождите минуту.

Шахматная партия подходила к концу. Королева, окрашенная в американские национальные цвета, приперла английского короля при помощи — увы! — двух пешек, отмеченных серпом и молотом. Мат был в высшей степени оригинален, и его стоило бы записать.

— Теперь начнемте, — улыбнулся американский консул, игравший за английского короля. — Говорите, как если б мы с вами были одни!

Дельсарт прикусил губу. Шахматы подействовали на го самолюбие.

Хоть он и состоял на службе у Америки, что в его положении английского атташе при венском английском посланнике было в высшей степени удобно и, можно сказать, неизбежно, хоть он и имел обыкновение прислушиваться к французскому и даже немецкому посланнику, особенно когда они ничего не говорили, — однако все же Дельсарт был англичанином, младшим сыном английского лорда и не потерял надежды стать старшим и занять наследственный стул в палате лордов.

— Ну-с, Дельсарт, — поощрил его черноглазый джентльмен, — какова последняя ваша новость?

— Последняя новость, — сердито вырвалось у Дельсарта, — заключается в следующем. Мы получили предписание негласно поощрять культ майора Кавендиша. Кроме того, собака…

— Ну-с, что случилось с собакой?

— Собака жива, по-видимому, так как труп ее в Гаммельштадте не разыскан. Я надеюсь, вы понимаете всю важность сообщаемых вам сведений. Я надеюсь, вы взвесите их…

— На английские фунты, — ласково докончил американский консул, — не сомневайтесь в этом, Дельсарт. Кстати, какого мнения обо всей этой истории мосье Дэпрэо?

Дельсарт вздрогнул, — мосье Дэпрэо был французским посланником. Через секунду, впрочем, он уже улыбался, принимая из рук консула соответствующий весовой эквивалент, для перевозки которого понадобилось бы не менее двух тележек, если б он не был выражен в символическом виде.

— Вот что, Дельсарт, — прибавил консул, подбрасывая на чек настоящую тяжелую гирьку, — мы вам поручаем немедленно отыскать собаку. Я не говорю — отыскать человека, так как не думаю, что ваше правительство оставило его в живых. Но собаку, дорогой мой, отыскать необходимо.

— Постараюсь, — угрюмо ответил атташе.

Он откланялся, бросил злобный взгляд на шахматную доску, где английский король все еще торчал в углу между двумя большевистскими пешками, а королева Америки, уперши руки в бока, всем своим турнюром из слоновой кости так и напирала на пешки и на короля, — взял перчатки и вышел. Величественный мажордом, усиленно моргая и потирая себе переносицу, встал с места.

— Сидите, я сам за собой запру! — быстро ответил Дельсарт, пробегая мимо него.

Мажордом шмыгнул носом, моргнул одним глазом, потом другим, словно вставлял в них последовательно по моноклю, качнул булавой и тут же погрузился в сон, нашедший на него, прежде чем он успел опуститься в кресло.

Между тем английский атташе, добежав до двери, хлопнул ею, что есть силы, сбросил башмаки, сунул их в каминную трубу и сам отправился вслед за ними. Каминные трубы в дипломатических зданиях всегда оборудованы со всеми техническими удобствами. В них можно посидеть, выкурить трубочку, даже заняться любовью, если эта приятная деятельность приходит на помощь шпионажу, что она выполняет столь же часто, сколь часто на дипломатических лестницах встречаются существа разного пола. Каминные трубы снабжены внутри хорошими лестницами, вентиляторами и даже чем-то вроде домашних телефонных трубок. В то время как Дельсарт весьма комфортабельно взбирался наверх, американский консул не менее комфортабельно расположился поближе к каминному отверстию, хотя и не дышавшему никакой теплотой.

— Сядьте сюда, генерал, — проговорил он лениво, — здесь уютней. Славный паренек этот Дельсарт, не правда ли?

— Удивительно симпатичный! — громко отозвался генерал, падая в другое кресло возле камина. — Ничуть не сомневаюсь, что он может найти не только собаку, но и ошейник и цепочку, если это понадобится. Держу пари на собственную табакерку, что это самый талантливый молодой человек в Великобритании.

— И такого парня не сумели оценить! Дать ему место какого-то атташе, когда он способен был бы управлять Индией, — это знаете ли…

Оба собеседника так громко всплеснули руками, вздохнули и заворочались в креслах, что совершенно заглушили странное кудахтанье в каминной трубе, где восхищенный Дельсарт, втянув в себя ноздрями изрядное количество сажи, наслаждался самой приятной пищей, испокон веков услаждающей человечество: той самой, что соблазнила некую ворону.

— Пора спать! — громко зевнул американский консул и встал с кресла. С минуту оба они стояли неподвижно, вперив взор в камин. Потом консул пренебрежительно прошептал:

— Он убрался. Ду…

Здесь, чтоб не вызвать дипломатических осложнений с Англией и не оскорбить британских лордов в их сыновьях старших, младших, средних, заочных и побочных, я предпочитаю докончить недопустимое выражение американского консула в более деликатной форме:

— Я-я-я! — кричал князь Гонореску, захлебываясь от собственного личного местоимения, словно оно било из его глотки в жидком виде. — Я-я-я! Не сметь! Не вздумать!

Секретарь Врибезриску стоял перед ним, судорожно сводя ноги, руки и челюсти.

— Ваш-сиятельство! — лепетал он растерянным голосом: — своими глазами! Еще утром, ваше сиятельство, я их переложил своими глазами и видел своими руками! Брюки и пиджак лежали в кроватке!

— Что-о! — вопил Гонореску: — вот я погляжу тебе в физиономию своими руками! Вот тогда ты, может быть, про-зреешь, олух, смородина, синайский куст! Это заговор, заговор, заговор!

И в самом деле. Брюки и пиджак его сиятельства, вместо того чтоб спокойно пребывать в лежачем положении, — были повешены. Они были повешены на гвоздике, специально вбитом для этого в стену, где, по распоряжению румынского князя, не должно быть ни единого подобия ни гвоздей, ни вешалок. Мало того, они были повешены так артистически, что брюки подвернулись туда и сюда, а рукава так и легли на коленки, оттянув плечи, точно пара его сиятельства претерпела все пытки повешения и не сочла нужным утаить это от зрителей.