Патрик Тейлор - Студент-медик из Дублина

— Еще бы! Он даже пытался поспорить со мной на фунт, что вы сегодня же добьетесь, чтобы его выписали.

— Заберите у него деньги, сестра, — распорядился О’Рейли. — Чарли Грир его не выпишет. По крайней мере, сегодня.

Донал неисправим, но не полюбить его просто невозможно, черт бы его побрал. О’Рейли решил сначала повидаться с Доналом, а потом первым же делом созвониться с Барри — пусть передаст хорошие новости жене Донала, Джули. Телефона у нее нет. Так что Барри придется пешком дойти до их опрятного съемного коттеджа в Баллибаклебо.

О’Рейли отыскал взглядом свои ботинки, сброшенные накануне ночью.

— Сейчас приду, — пообещал он, — как только перехвачу что- нибудь.

— Если хотите, могу предложить чашку чаю и тост.

— Замечательно. Спасибо, сестра, я уже бегу.

Он бросил трубку и обулся. Донал в сознании, зовет своего лечащего врача и даже пытается заключать пари? Вот и славно. Тот, кто так быстро приходит в сознание после операции на мозге, почти наверняка скоро поправится. О’Рейли зашнуровал ботинок.

Джейн Хоуи приготовила ему чай. Впервые медсестра напоила его чаем, когда Фингал О’Рейли, в то время студент четвертого курса, сидел у постели Кевина Доэрти в палате святого Патрика. Сестра Дэли прислала к нему будущую медсестру с чаем и тостом.

Кэтлин О’Хэллоран, а для друзей — просто Китти, по-прежнему «девочка что надо», как выразился Кевин, увидев ее в 1934 году. Этим утром у Китти дежурство в двадцать первой палате. Узнав, что Донал в сознании, она обрадуется, как и сам О’Рейли.

Он надел второй ботинок. Тот выглядел запыленным. Ну и пусть. Жизнь слишком коротка, чтобы заботиться о блеске башмаков.

Схватив с вешалки свой пиджак, он поспешил в двадцать первую палату. За девятнадцать лет врачебной практики в Баллибаклебо он неоднократно бывал в этой больнице. Фингал прошел мимо кафетерия в подвале и поднялся по лестнице в главный коридор. Хорошие выдались времена, когда он только учился на врача, да и после завершения учебы его жизнь в Баллибаклебо была полна событий.

Отец побывал на церемонии вручения дипломов. Передвигаться самостоятельно, без инвалидной коляски, он уже не мог, но облачился в парадный костюм доктора философии, выпускника Оксфорда. Мама в бутылочно-зеленом костюме-двойке щеголяла широкополой зеленой шляпой. Сидя в ряду приглашенных, они дождались начала церемонии. Одного за другим студентов вызывали на сцену, поздравляли, пожимая руку, и вручали диплом.

После церемонии отец тоже поздравил Фингала крепким рукопожатием и признался:

— Я так горжусь тобой, сынок. Чрезвычайно горжусь.

Мама ограничилась негромким:

— Я всегда знала, что ты справишься.

Профессор Коннан О’Рейли умер в своем доме спустя три недели. Мама продала дом на Лансдаун-роуд и перебралась в Портаферри, поближе к Ларсу. Ларс оставался холостяком, и хоть не разлюбил охоту, но выказывал все больше интереса к охране природы.

С 1936 года мама вела полную событий жизнь, пока не скончалась от инсульта в 1948 году, в возрасте шестидесяти пяти лет. Ее похоронили рядом с отцом под мрачными тисовыми деревьями, на семейном участке кладбища Прайори-Корнер в Холивуде, небольшом городке в графстве Даун, где началась семейная жизнь родителей и где родились Ларс и Фингал.

О’Рейли прошагал мимо семнадцатой и восемнадцатой палат ортопедии, где работал сэр Дональд Кроми.

За время учебы они сблизились. О’Рейли, Кроми и Чарли теперь работали в Ольстере, правда, встречались реже, чем хотели бы. И втайне тосковали по бедняге Бобу Бересфорду, который стал военврачом.

Вторая мировая война собрала свою дань.

Боб сам вызвался служить в медико-санитарном корпусе Королевской армии и дослужился до капитана, разрабатывая методы профилактики малярии в Сингапуре, где и находился в то время, когда японцы захватили островную крепость. Он умер в тюрьме Чанги в 1943 году.

Война задела и О’Рейли. После выпуска он проработал год врачом в медпункте района Либертис. Эта работа нравилась ему, вдобавок он ухитрялся выкраивать время для регби. В 1937 году он надел зеленую футболку и вместе с Чарли Гриром сыграл за ирландскую сборную.

Отец так и не узнал о том, что его сын внял совету и предпринял попытку приобрести узкую специализацию. Год он провел стажером в Ротонде, но потом передумал, переселился в Баллибаклебо и стал врачом общей практики. Как резервист Королевского флота, он был призван в 1939 году, в чине капитан-лейтенанта медицинской службы попал на линкор «Уорспайт» и с радостью обнаружил, что штурманом там служит не кто иной как Том Лаверти, который в 1930 году служил вместе с Фингалом на линкоре «Тигр». Том стал отцом юного Барри Лаверти.

— Фингал, притормози, — послышался у него за спиной мужской голос.

Вот и Китти просила его притормозить вчера, когда они возвращались в Баллибаклебо… Он узнал голос и обернулся.

— Чарли! — Лицо Фингала расплылось в улыбке. — Что привело тебя сюда в такую рань, да еще в воскресенье?

— В девять удаляем менингиому, — объяснил Чарли, — и потом, я хотел наскоро осмотреть твоего друга.

— Я как раз к нему. — Фингал двинулся к палате. — Он на редкость быстро оправился.

— Да, это просто удивительно. Будем благодарны за то, что отвоевали еще одного.

Они подошли к двадцать первой палате.

— Доброе утро, Джейн, Китти, — произнес Чарли.

— Доброе утро, Китти, — подхватил Фингал и подмигнул ей. В больнице сэра Патрика Дана это не сошло бы ему с рук. Китти улыбнулась.

— Мистер Доннелли рвется домой, — сообщила сестра Хоуи, протягивая врачу карту.

Чарли просмотрел ее.

— Взгляни. — Он протянул карту О’Рейли.

Все показатели были в норме, рана не кровоточила. О’Рейли вернул карту Китти.

— Можно нам взглянуть на него?

— Ваш тост и чай уже на кухне, — сказала сестра Хоуи, и О’Рейли поблагодарил ее.

Китти забрала у него карту.

— Сюда, пожалуйста. — Она направилась в палату, эффектная в своей красной форме. По плечам рассыпались некогда смоляные, а теперь — посеребренные локоны. Вместе с Чарли следуя за ней, О’Рейли думал, что с такими икрами Китти следовало бы носить юбки по колено, а не платья длиной до щиколоток, как в ее студенческие дни. Спасибо, что вернулась, девочка, и дала нам еще один шанс. Ты удивительная.

Донал приподнялся на подушках. Его голова была перевязана, но бинты остались чистыми. Лицо по-прежнему казалось слишком бледным.

— Ну, Донал, как твои дела? — спросил О’Рейли.

— Какой-то зас… — Он осекся, взглянув на Китти. — Прошу прощения, мисс Китти. Кто-то со всей дури играет на барабане прямо у меня в голове, вот здесь.

— Ничего странного, — ответил О’Рейли. — Ты, должно быть, здорово треснулся своей тыквой, когда свалился с мотоцикла.