Ирвин Шоу - Богач, бедняк. Нищий, вор

— Я был в Европе, — сказал он. — И довольно хорошо говорю по-французски.

— Я бы на твоем месте слишком долго не медлил, Уэсли. Свой восемнадцатый день рождения, приятель, встречай в веселом Париже, — сказал Хили и заказал еще два пива. Гроб, который он сопровождал в Индианаполис, и в церкви, и на кладбище был накрыт национальным флагом. Мистер Крейлер принял этот флаг и за обедом сказал, что повесит его в комнате Макса, в которой теперь жил Уэсли.

Когда они вернулись, дом был погружен в темноту — и за это спасибо. Если бы мать не легла, то, учуяв исходящий от сына запах пива, опять бы зарыдала и устроила скандал.

Они тихо поднялись наверх и только начали раздеваться, как сначала раздался тихий стук, а потом дверь отворилась и вошла Дорис. Она была босиком и в ночной сорочке, сквозь которую просвечивало тело. Осторожно закрывая за собой дверь, она улыбнулась и приложила палец к губам:

— Я слышала, мальчики, как вы поднялись, и подумала, что хорошо бы немного посидеть вместе, чтобы, так сказать, получше познакомиться, — сказала она. — Ни у кого из вас нет случайно сигаретки? — Говорила она жеманно и вместе с тем застенчиво, словно в школе привыкла сюсюкать и до сих пор не разучилась. Уэсли старался на нее не смотреть, но все же заметил, что у нее обвислые груди и толстый, низко посаженный зад. Если бы я так выглядел, подумал он, я бы в таком одеянии нигде не ходил, разве что в кромешной темноте. Но Хили заулыбался, и в его глазах появился какой-то новый блеск. Он уже снял рубашку и теперь стоял обнаженный до пояса. У него тоже сложение не ахти какое, отметил про себя Уэсли.

— Пожалуйста, моя дорогая, — сказал Хили, изображая виргинского джентльмена. — У меня в кармане целая пачка. — Он прошел через комнату, где на спинке стула висела его рубашка, вынул сигареты и спички, затем начал снимать рубашку со стула.

— Для Дорис вам одеваться не надо, — сказала Дорис. Она передернула худыми плечиками и томно улыбнулась Хили. — Я замужем и знаю, как выглядят мужчины.

Значит, она об этом думала, решил Уэсли, когда днем подмигнула Хили.

Хили галантно поднес Дорис спичку. Он предложил закурить и Уэсли. Уэсли сигареты не нравились, но он все же решил закурить — только потому, что находился в доме мистера Крейлера.

— Боже мой, — сказала Дорис, затягиваясь и выпуская дым кольцами. — Я снова в царстве живых. Бедный Макс. Он ничего особенного собой не представлял, и, чтобы испытать свой единственный миг славы, ему надо было появиться здесь мертвым. Да-а, епископу пришлось потрудиться, чтобы изобразить Макса героем. — Она сочувственно покачала головой, а затем в упор посмотрела на Уэсли. — А ты на самом деле такой плохой, как они о тебе говорят?

— Чистый дьявол, — сказал Уэсли.

— Могу себе представить. С такой внешностью. Говорят, ты гроза замужних женщин.

— Что?

— Просто хочу тебе посоветовать, потому что ты, по-моему, славный парень: скажи-ка некой миссис У., чтобы она сама вынимала по утрам письма из почтового ящика, а не ждала, когда это сделает ее муж.

— О чем это ты? — спросил Уэсли, хотя догадаться было нетрудно. Местные сплетники, должно быть, давно уже заметили велосипед с ящиком для продуктов перед домом миссис Уэрфем и сообщили об этом его матери.

— Пока вы ходили гулять по городу, ты был предметом семейного обсуждения, — сказала Дорис. — Во-первых, говорили о том, насколько ты отличаешься от Макса, причем не в лучшую сторону, могу тебе доложить.

— Еще бы, — отозвался Уэсли.

— Что касается твоего отца, то у твоей матери для него тоже не нашлось добрых слов, — продолжала Дорис. — Он, очевидно, был настоящим чудовищем, если хотя бы половина того, что она говорила, правда. А ты идешь по его стопам, сказала она, и во Франции был даже арестован за то, что по пьяной лавочке чуть не убил человека.

— Ого! — сказал Хили. — Неплохо, приятель.

— Дальше, — продолжала Дорис, — что ты, как и твой папочка, самый настоящий сексуальный маньяк. Взять хотя бы эту отвратительную миссис Уэрфем, которая годится тебе в матери, и один господь бог знает, в скольких домах ты еще бываешь и скольких хозяек обеспечиваешь не только продуктами. — Она захихикала, и ее обвислые груди запрыгали под прозрачной ночной рубашкой.

— А знаете, меня осенила блестящая мысль, — сказал Уэсли. Он чувствовал, что задыхается в этой комнатенке, полной табачного дыма, в обществе кокетничающей полуголой злобной девки и ухмыляющегося солдата. — Вам двоим, наверно, есть о чем поговорить друг с другом…

— Молодец, Уэсли, — заметил Хили.

— Мне спать не хочется, — сказал Уэсли, — и я с удовольствием подышу воздухом, а что-нибудь через час вернусь. — Он их предупредил. Ему не хотелось застать их в постели, когда он вернется.

— А я выкурю еще одну сигарету, — сказала Дорис. — Мне что-то не хочется спать.

— Как и мне, — отозвался Хили.

Уэсли начал тушить свою сигарету, как вдруг дверь распахнулась. На пороге с каменным выражением лица стояла его мать. В наступившей тишине Тереза посмотрела сначала на него, потом на Хили, затем ее взгляд задержался на Дорис. Дорис хихикнула.

— Уэсли, — сказала мать, — я не отвечаю за поведение мистера Хили или дочери мистера Крейлера — она замужняя женщина. Однако за твое поведение я несу ответственность. — Она говорила свистящим шепотом. — Я не хочу будить мистера Крейлера, так что я очень вас прошу: говорите и ведите себя тихо. А тебя, Уэсли, я попрошу спуститься со мной вниз.

Такой официальный тон был еще хуже, чем истерика. Он пошел за ней по темной лестнице вниз, в гостиную. Флаг, накрывавший утром гроб, лежал на столе.

Она повернулась к нему, лицо ее исказилось.

— Позволь мне кое-что тебе сказать, Уэсли, — проговорила она все тем же свистящим шепотом. — Ничего более мерзкого я не видела за всю свою жизнь. Кто позвал туда эту проститутку — ты? Кто собирался спать с ней первый — ты или этот солдат? — От ярости она забыла все свои благочестивые эвфемизмы. — И это в ту самую ночь, когда сын ее отца и ее брат, отдавший жизнь за родину, только что предан земле… Расскажи я мистеру Крейлеру, что творится в его доме, он тебя выпорет.

— Я ничего не собираюсь объяснять, мама, — сказал Уэсли. — А мистеру Крейлеру можешь передать, что, если он посмеет до меня дотронуться, я его убью.

Она отпрянула, словно он ее ударил.

— Я не ослышалась? Ты сказал «убью», правильно?

— Правильно.

— У тебя всегда была душа убийцы. Мне надо было оставить тебя гнить во французской тюрьме. Там твое настоящее место.

— Не передергивай, — осадил ее Уэсли. — К тому, чтобы вытащить меня из тюрьмы, ты не имела никакого отношения. Это сделал мой Дядя.

— Пусть твой дядя и берет на себя ответственность за все последствия. — Она подалась всем телом вперед, лицо ее было искажено. — Я сделала все, что от меня зависело, и потерпела неудачу. С этой секунды чтоб ноги твоей в этом доме не было. Никогда.