Ирвин Шоу - Богач, бедняк. Нищий, вор

— Оружейная. — Включил свет. — Кто-нибудь другой назвал бы это собрание арсеналом, но мой дедушка был человеком широкой души.

Комната с блестящими панелями из красного дерева, полки с пистолетами, охотничьими ружьями за стеклом под замком, охотничьи трофеи, выстроившиеся рядами на стенах, оленьи рога, чучела фазанов с длинными блестящими хвостами. Оружие поблескивало свежей смазкой. Нигде ни пылинки. Шкафы из красного дерева с надраенными до блеска бронзовыми круглыми ручками, очень похожие на каюту на большом корабле.

— Вы умеете стрелять, Рудольф? — спросил Бойлан, усаживаясь верхом на кожаный стул, сделанный в виде седла.

— Нет, — признался Рудольф. У него чесались руки — так ему хотелось прикоснуться ко всем этим прекрасным ружьям, пощупать их.

— Я научу вас, если пожелаете, — пообещал Бойлан. — На участке есть тир. Правда, живности в этих местах осталось мало — кролики, изредка попадаются лоси, олень. Когда наступает охотничий сезон, я то и дело слышу ружейную пальбу возле дома. Браконьеры, конечно, но что прикажете с ними делать? — Он обвел долгим взглядом оружейную. — Очень удобно для самоубийства, — мрачно произнес он. — Да, в этих местах когда-то было полно самой разнообразной дичи: перепела, куропатки, дикие голуби, лоси. Сколько лет я не держал в руках ружье, уже и не припомню. Может, если стану обучать вас, и возродится угасший интерес. Мужественный спорт, спорт для настоящих мужчин. Мужчина, извечный охотник! — Тон, которым он произносил эти высокие слова, показывал, что он прежде всего имеет в виду себя. — Когда вы будете прокладывать в обществе свой путь наверх, то вам совсем не помешает репутация отличного стрелка. Я знал в колледже одного молодого человека, который удачно женился на громадном состоянии в Северной Каролине только потому, что у него был зоркий глаз и твердая рука. Ему достались заводы по переработке хлопка. Отсюда и деньги. Его фамилия — Ривз. Из бедной семьи, но он обладал обходительными манерами, и это ему сильно помогло. Вы хотите стать богатым, Рудольф?

— Да, несомненно.

— Чем же вы собираетесь заняться после окончания колледжа?

— Пока не знаю, — ответил Рудольф. — Все зависит от того, что подвернется в будущем.

— Я бы посоветовал вам заняться юриспруденцией. Наша страна — страна адвокатов. И с каждым годом это становится все заметнее. Ваша сестра как-то говорила, что вы были президентом школьного дискуссионного клуба.

— Я и сейчас его президент. — При упоминании имени сестры он насторожился.

— Может, я отвезу вас как-нибудь в Нью-Йорк и мы там вместе навестим ее, — предложил Бойлан.

Выходя из оружейной, Бойлан сказал:

— Я прикажу Перкинсу, пусть приведет в порядок тир, закажет несколько мишеней. Как только все будет готово, я вам позвоню.

— У нас нет телефона.

— Да, как же я мог забыть, — спохватился Бойлан. — Как-то раз я пытался найти ваш номер в телефонном справочнике. Напрасный труд. В таком случае, я передам вам записку. Кажется, я запомнил ваш адрес. — Он рассеянно поглядел на мраморную лестницу. — Там, наверху, ничего интересного. Одни спальни. Большинство закрыто. Гостиная матери, где она любила посидеть. Сейчас там уже никто не сидит. Прошу меня простить. Я пойду наверх, переоденусь к обеду. Это займет несколько минут. А вы не скучайте один. Чувствуйте себя как дома. Налейте себе еще виски. — Он казался таким тщедушным, таким хрупким, когда поднимался по крутой лестнице, ведущей на верхние этажи, которые, конечно, не вызывали у его юного гостя абсолютно никакого интереса, если только этот юный гость не интересовался кроватью, на которой его родная сестра лишилась невинности.

Рудольф вернулся в гостиную. Перкинс накрывал обеденный стол перед камином. Жестами священнослужителя он передвигал бокалы и фужеры. Торжественно, как в Вестминстерском аббатстве. Там, где покоятся в могилах великие английские поэты. Бутылка вина высовывается из серебряного ведерка со льдом.

— Я позвонил в мастерскую, сэр, — сообщил ему Перкинс. — Сапоги будут готовы к следующей среде.

— Благодарю вас, Перкинс, — сказал Рудольф.

— Очень рад вам услужить, сэр

Дважды он назвал его «сэром» за какие-то двадцать секунд. Перкинс вернулся к своим священным дарам.

Рудольфу очень хотелось в туалет, но он не осмеливался обратиться с прозаическим вопросом к такому важному человеку, как Перкинс. Он неслышно выскользнул из комнаты, не человек, а роскошный «роллс-ройс». Рудольф подошел к окну, чуть отдернул штору, выглянул в окно. Со стороны долины из густеющей темноты надвигались на особняк клубы густого тумана. Вдруг он вспомнил своего брата Тома, как тот подглядывал в щелку на голого Бойлана с двумя стаканами виски в руках.

Рудольф потягивал виски. Этот крепкий шотландский напиток постепенно действовал на него. Может, в один прекрасный день он вернется сюда и купит этот особняк, все это поместье, вместе с Перкинсом и всем остальным в придачу. Это ведь Америка!

В гостиную вернулся Бойлан. Он лишь сменил замшевую куртку на вельветовый пиджак. На нем по-прежнему шерстяная рубашка в клетку, шотландский теплый шарф на шее.

— У меня, к сожалению, не было времени, чтобы принять ванну, — извинился он. — Не хотелось заставлять вас ждать. — Он снова подошел к своему бару. От него исходил запах дорогого одеколона.

— В столовой ужасно холодно, — сказал Бойлан, поглядывая на стол перед камином. Он налил себе еще виски. — Там когда-то обедал президент Тафт1. Обед для шестидесяти важных персон. — Бойлан подошел к роялю, сел на скамеечку, поставив стакан рядом с собой. Взял наобум несколько аккордов. — Вы случайно не играете на скрипке, Рудольф?

— Нет, к сожалению, не умею.

— Может, еще на каком-нибудь музыкальном инструменте, кроме трубы?

— Нет, вряд ли. Могу сыграть какую-нибудь простенькую мелодию на пианино, да и то фальшиво.

— Жаль, конечно. А то могли бы сыграть дуэтом. Но, по-моему, никаких дуэтов для фортепиано и трубы не существует. — Бойлан заиграл. Рудольф был вынужден признать, что играл он хорошо. — Иногда устаешь от этой музыки в консервной банке, — пожаловался он. — Узнаете, Рудольф? — Он продолжал играть. — Что это?

— Нет, не узнаю.

— Шопен, ноктюрн ре-бемоль мажор. А знаете, как называл музыку Шопена Шуман?

— Нет, откуда? — Рудольфу так хотелось, чтобы он только играл и закрыл рот. Ему эта музыка очень нравилась.

— «Пушка, перелитая в цветы», что-то в этом роде. Надеюсь, я не ошибаюсь, это слова Шумана. Если приходится каким-то образом описывать музыку, то почему бы и не так оригинально?

Вошел Перкинс.

— Кушать подано, сэр, — объявил он.

Бойлан оборвал музыку, встал со скамеечки.