Альфонс Доде - Том 6. Нума Руместан. Евангелистка
- Название:Том 6. Нума Руместан. Евангелистка
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:Правда
- Год:1965
- Город:Москва
- ISBN:нет данных
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Альфонс Доде - Том 6. Нума Руместан. Евангелистка краткое содержание
Том 6. Нума Руместан. Евангелистка - читать онлайн бесплатно ознакомительный отрывок
Интервал:
Закладка:
Иногда на обратном пути мы делаем крюк и спускаемся к курорту через селение. Маму утомляет гостиничная суетня, а главное, она беспокоится, как бы я не стала злоупотреблять танцами в гостиной, и потому она мечтала снять маленький буржуазный домик в Арвильяре, а сделать это нетрудно. На каждой двери, на каждом этаже раскачиваются среди глициний, между светлыми, уютными, манящими занавесками объявления о сдаче внаем. Недоумеваешь: куда же деваются жители Арвильяра во время курортного сезона? Переселяются ля они, словно стада, в ближние горы, или уходят жить в гостиницы и платят по пятьдесят франков в сутки? Это было бы удивительно, ибо мне представляется очень жадным тот магнит, что появляется у них в глазах, когда они смотрят на курортника, — что-то блестящее, так и старающееся подцепить. И я всюду нахожу этот блеск, эту внезапную искру на лбу моего зобатого — отсвет поданной ему серебряной монетки; в очках маленького, вертлявого доктора, который выслушивает и выстукивает меня по утрам, во взгляде приторно-любезных хозяек, приглашающих вас осмотреть их дом, где в первом этаже кухня для жильцов третьего этажа, их садик, такой удобный, где всюду столько воды; во взгляде извозчиков в коротких блузах и клеенчатых шляпах с бантами, которые знаками зазывают вас с козел; во взгляде мальчугана — погонщика ослов, стоящего в широко раскрытых дверях конюшни, где — издали видно — движутся длинные уши; даже во взгляде самого ослика, да, в этом долгом, упрямом, кротком взгляде! Твердый металлический блеск, порожденный сребролюбием, существует — я его видела.
Вообще-то дома их ужасны: унылые, стоят впритык друг к другу, никакого кругозора, неудобств масса, и они бросаются в глаза, да и может ли быть иначе, когда в соседнем доме на них уже позаботились обратить ваше внимание? Нет уж, мы останемся в своем караван-сарае «Дофинейские Альпы», который, стоя на высоком месте, греет на солнышке свои бесчисленные зеленые жалюзи на красных кирпичных стенах посреди английского парка, еще молодого, с зеленым кустарником, с лабиринтом песчаных аллей, парка, которым пользуются постояльцы еще пяти или шести хороших гостиниц — «Козочки».
«Лайты», «Бреды», «Планты». Все эти гостиницы с названиями на савойском диалекте поглощены жестокой конкуренцией — следят, наблюдают одна за другой из — за густых деревьев, стараются перещеголять одна другую звоном колокольчиков, звуками фортепьяно, щелканьем кнутов на козлах почтовых карет, взрывами ракет фейерверка, каждая старается как можно шире раскрыть свои окна, чтобы, услышав оживление, смех, пение, топот пляшущих ног, постояльцы конкурента сказали:
— Как им там весело! Сколько же там, значит, народу!
Но самая жаркая борьба между соперничающими гостиницами разыгрывается на страницах курортной газеты вокруг списков вновь прибывших, которые этот листок печатает аккуратно два раза в неделю.
Какая бешеная зависть начинает грызть «Лайту» или «Плаиту». когда, например, читаешь в таком списке: «Князь и княгиня Ангальтские со свитой… „Дофинейские Альпы“». Все бледнеет перед этой подавляющей строчкой. Чем ответить? Начинают искать, изощряться. Если ваша фамилия снабжена приставкой «де», каким — нибудь титулом, их выпячивают или стараются прожужжать ими уши. «Козочка» уже три раза подавала нам на стол одного и того же инспектора лесных угодий под разными видами — в качестве инспектора, маркиза, кавалера орденов святого Маврикия и Лазаря. Но «Дофинейские Альпы» все же на первом месте, и уверяю тебя, мы здесь ни при чем. Ты знаешь маму — она скромница всегда старается быть тише воды, ниже травы. Поэтому она запретила Фанни говорить, кто мы такие, чтобы положение отца и твоего мужа не вызвало к нам любопытства и не подняло вокруг нас целое облако светской пыли. В газете было сказано просто: «Г-жи Ле Кенуа (из Парижа)… „Дофинейские Альпы“», а так как парижане здесь встречаются редко, наше инкогнито остается нераскрытым.
Мы устроились без всякой роскоши, но довольно удобно: у нас две комнаты на третьем этаже, перед нами вся долина, дальше, полукружием, горы, черные от соснового леса у подножия, а чем выше, тем светлее, тем богаче оттенками, с пятнами вечного снега, со склонами, где голые каменистые участки перемежаются с возделанными, образующими зеленые, желтые, розовые квадратики, на которых стога сена кажутся не больше пчелиных ульев. Но этот чудесный вид не удерживает нас дома.
Вечера мы проводим в гостиной, днем бродим по парку — от одной процедуры к другой, что в сочетании с этой жизнью вообще, внешне как будто бы очень заполненной, а в сущности, пустой, занимает все наше время, поглощает нас целиком. Интереснее всего бывает после завтрака, когда все располагаются за столиками пить кофе под развесистыми липами у входа в сад. Это время приездов и отъездов. Остающиеся прощаются с отъезжающими, толпясь вокруг их экипажа, все пожимают друг другу руки, гостиничная прислуга тут как тут, и глаза ее излучают блеск, пресловутый савойский блеск. Люди, едва знакомые друг с другом, целуются, машут платками, бубенчики звякают, и тяжелый, перегруженный экипаж исчезает за поворотом узкой дороги, унося какие-то имена, какие-то лица, недолго жившие общей жизнью, которые вчера были никому здесь не ведомы, а завтра забудутся.
Прибывают новые постояльцы, устраиваются, стараясь не нарушать своих привычек. Я представляю себе, что так же однообразна жизнь на большом океанском пароходе с такой же сменой лиц в каждом новом порту. Меня вся эта суета забавляет, но мамочка все грустит, задумывается, несмотря на старания изображать улыбку, когда я на нее гляжу. Я догадываюсь, что любая подробность нашей жизни вызывает у нее мучительные воспоминания, мрачные образы. Навидалась она этих караван-сараев для больных в тот год, когда сопровождала умирающего с курорта на курорт, — то на равнину, то в горы, то под сосны морского побережья, тая обманчивую надежду и храня вечную покорность, к которой она принуждала себя, чтобы переносить свою муку.
По правде говоря, Жаррас мог избавить ее от этих тягостных воспоминаний. Я-то ведь не больна, теперь почти Не кашляю и чувствую себя превосходно, не будь только этой противной хрипоты, от которой у меня голос, как у уличной торговки. Представь себе, аппетит у меня волчий, временами так есть хочется, что нет сил терпеть. Вчера после завтрака, где в меню, более сложном, чем китайская грамота, было указано тридцать блюд, я увидела, как одна женщина, сидя у своего порога, чистила малину. Мне страшно захотелось этой самой малины, и я съела две глубоких чашки, да, моя дорогая, две глубоких чашки крупных, только что сорванных ягод —… как говорит наш официант.
Читать дальшеИнтервал:
Закладка: