Альфонс Доде - Том 3. Фромон младший и Рислер старший. Короли в изгнании

— Что это?.. Что там такое? — допытывался маленький принц.

— Пряничная ярмарка, ваше высочество, — повернувшись на козлах, ответил старый кучер.

Королева согласилась подъехать поближе, и ландо, выехав из парка, потащилось из улочки в улочку, по дорогам, которые еще не были как следует проложены, мимо новых семиэтажных домов, высившихся рядом с ветхими лачугами, между хлевами и огородами. На каждом шагу кабачки с террасками, столики, качели — все было выкрашено в один и тот же противный зеленый цвет. Всюду — полно. Бросаются в глаза кивера военных, их белые перчатки. В толпе почти не слыхать разговоров. Все слушают то бродячего арфиста, то бродячего скрипача, который, получив позволение играть между столиками, пиликает то из «Фаворитки» {43} 43 «Фаворитка» — опера Доницетти (1840). , то из «Трубадура» {44} 44 «Трубадур» — опера Верди (1853). , — парижане хотя и насмешники, а сентиментальную музыку обожают и, когда веселятся, подают милостыню щедрой рукой.

Неожиданно ландо останавливается. Экипажи доезжают только до широкого Венсенского круга: здесь-то и разместилась ярмарка, и фоном ей со стороны Парижа служат две колонны Тронной заставы, маячащие в пригородной пыли. Отсюда видна целая улица огромных балаганов, а на ней — кишенье праздношатающегося люда, и это зрелище разжигает в глазах наследника такой яркий огонек детского любопытства, что королева предлагает выйти из экипажа. Чтобы гордая Фредерика соблаговолила пойти пешком по воскресной пыли?.. Это что-то необыкновенное. Меро озадачен; он колеблется.

— Разве это опасно?

— О, нисколько, государыня!.. Но если мы пойдем на ярмарку, то лучше бы без провожатых. Ливрейный лакей привлечет к нам всеобщее внимание.

По распоряжению королевы дюжий выездной лакей, который совсем было собрался пойти с ними, снова уселся на козлах. Уговорились, что ландо будет ждать их здесь: разумеется, они не будут ходить по всей ярмарке, посмотрят, что в ближайших балаганах, и сейчас же назад.

Первое, что они увидели, это лоточки, стол, накрытый белой скатеркой, стрельбу в цель, чертово колесо. Люди проходили мимо всего этого с презрительным видом, не останавливаясь. А дальше стояли под открытым небом жаровни; от них шел едкий запах пригорелого сала, от них поднималось бурное пламя, при дневном свете казавшееся розовым, вокруг суетились поварята во всем белом и складывали стопками посыпанные сахаром оладьи. А до чего интересно было наблюдать за изготовителем алтейной пастилы, как он сначала растягивал, а потом закручивал в гигантские кольца пахнувшую миндалем белую массу!.. Маленький принц смотрел во все глаза. Для этой птички в клетке, для него, выросшего в высоких покоях замка, за золоченой оградой парка, в атмосфере страха и недоверия, для него, выходившего наружу не иначе как с провожатыми, видевшего народ только с высоты балкона или из окна кареты, которую окружала охрана, все это было так ново! Сначала мальчик робел, — он прижимался к матери и стискивал ей руку, но мало-помалу праздничный шум и праздничный воздух опьянили его. А тут еще задорные ритурнели шарманки. Его нетерпение проявлялось в той силе, с какой он тащил за собой Фредерику; его раздирали противоположные чувства: ему хотелось всюду останавливаться и вместе с тем хотелось бежать вперед, вперед — туда, где сильнее шум, где плотнее толпа.

Так, незаметно для себя, с беспечностью пловца, который не замечает, что его относит течением, удалялись они от своего экипажа, удалялись тем спокойнее, что никто не задерживал на них взгляда, что среди всех этих ярких нарядов легкий костюм королевы (платье, мантилья, шляпка — гамма оттенков одного и того же коричневого цвета) не обращал на себя внимания, так же как и скромная элегантность Цары; проведя глазами по его высокому крахмальному воротничку, коротенькой курточке и голым икрам, некоторые кумушки ограничивались восклицанием:

— Это англичанин!..

Мальчик шел между матерью и Элизе, а они улыбались друг другу где-то высоко над его сияющим личиком.

— Ой, мама, посмотри!.. Господин Элизе! Что там такое?.. Пойдемте посмотрим!..

И они, двигаясь причудливыми зигзагами от одного ряда балаганов к другому, увлекаемые людским потоком, углублялись в густевшую толпу.

— А не вернуться ли нам?.. — предлагает Элизе.

Но мальчик словно обезумел: он умоляет, тащит мать за руку, а она так счастлива тем, что ее вялый малыш вышел наконец из своего оцепенения, ей самой передается возбуждение толпы, и они идут все дальше и дальше…

Жара усиливается; солнце, опускаясь, собирает на остриях лучей предгрозовую мглу, и, по мере того как меняется небо, праздничная пестрядь принимает все более фантастический вид. Наступает час представлений. Весь персонал цирков и балаганов выходит наружу и теснится под навесами у входа, а сзади них ветер надувает полотняные вывески, и от этого изображенные на них гигантские звери, акробаты, борцы кажутся живыми.

Здесь — батальное представление, выставка костюмов эпохи Карла IX и Людовика XV, мельтешенье аркебуз, ружей, париков и султанов, трубная медь гремит «Марсельезу», а на противоположной стороне цирковые лошадки в белой сбруе, точно они везут невесту к венцу, показывают фокусы: отсчитывают копытом, раскланиваются; рядом самый настоящий балаган выставляет напоказ паяца в клетчатой куртке, лилипутов в узком, облегающем тело трико и ражую загорелую девицу в розовом платье танцовщицы: она жонглирует золотыми и серебряными шарами, бутылками, ножами со сверкающими лезвиями, и ножи эти скрещиваются, звеня, над ее высокой прической, в которую воткнуты булавки, отделанные стекляшками.

Маленький принц погрузился в созерцание этой красотки, но вдруг его взгляд случайно падает на королеву, настоящую королеву из волшебных сказок: с блестящей диадемой на голове, в короткой, расшитой серебром тунике, она сидит, опершись на балюстраду и положив ногу на ногу. Он так и не спустил бы с нее глаз, но его отвлекает оркестр, оркестр необыкновенный, состоящий не из гвардейцев и не из силачей в розовом трико, а из светских людей, например, вот этот господин с короткими бакенбардами, в мягких ботинках, сверкая лысиной, изволит играть на корнет-а-пистоне, а вон та дама, самая настоящая дама, своей чопорностью отчасти напоминающая г-жу Сильвис, в шелковой накидке, в шляпке с трепещущими цветами, безучастно глядя по сторонам, бьет в большущий барабан, и при каждом стремительном взмахе ее рук трясутся бахрома накидки и розы на шляпке. Как знать?.. Быть может, это король и королева, с которыми тоже стряслась беда?.. Однако ярмарочное поле представляло собой зрелище не менее поразительное.

Это была бесконечная, беспрестанно менявшаяся панорама, в которой глаз различал танцующих медведей на цепи, танцующих негров в холщовых набедренных повязках, танцующих чертей и ведьм в узких пурпуровых повязках на голове, размахивавших руками борцов, знаменитых атлетов, которые, подбоченясь, вызывали из толпы желающих помериться силами, фехтовальщицу в корсаже, напоминавшем кирасу, в красных с золотыми стрелками чулках, в маске, в фехтовальных перчатках с крагами, похожего на Колумба или на Коперника человека в черном бархатном костюме, чертившего магические круги палочкой с бриллиантовым набалдашником, а за эстрадой, там, где стоял тошнотворный запах конюшни и звериной шерсти, слышалось рычанье хищников из зверинца Гареля. С живыми диковинами соперничали куклы: женщины-великанши в бальных декольтированных платьях с рукавчиками, отороченными розовым гагачьим пухом, в плотно обтягивавших руки перчатках, силуэты сидящих сомнамбул, с завязанными глазами разгадывавших будущее, возле них — фигура чернобородого доктора, затем всяческая игра природы: разные чудища, всевозможные калеки, всевозможные уроды, причем некоторые из них были защищены с боков всего лишь двумя большими простынями, державшимися на веревках; тут же стоял стул, а на нем кружка для сбора пожертвований.