Решад Нури Гюнтекин - Клеймо. Листопад. Мельница

Несчастный Али Риза-бей вымещал досаду на жене, кричал, передразнивая ее:

— Ну, конечно, современные девушки должны выезжать в свет, веселиться, танцевать!.. Иначе кому они нужны? Ну что, теперь ты довольна?..

И вдруг, совсем нежданно-негаданно, Лейле повезло. Делая покупки в магазине, она познакомилась там с богатым торговцем. Он оказался солидным и, по отзывам, вполне приличным человеком, лет сорока пяти.

Для порядку Али Риза-бей навел о нем необходимые справки и только после этого сказал свое веское слово: «Я согласен». В доме ликовали. Но когда уже все было вроде бы решено, Лейла неожиданно заупрямилась.

— Бедная я, несчастная, — заохала и запричитала она, — ведь он мне в отцы годится. Из-за вашей бедности я должна загубить свою молодую жизнь? А если я подожду, может, еще придет мой суженый?..

Девушка билась в истерике, а тут еще Неджла энергично вступилась за сестру, и дело расстроилось. Конечно, брак этот был бы весьма кстати, но невозможно требовать от Лейлы таких жертв. За последние годы отношения между Али Риза-беем и дочерьми были натянутые. Больше того, дочери так ему осточертели, так надоели, что глядеть па них не хотелось. Но в этот грустный вечер, обнимая плачущих дочек, растроганный Али Риза-бей долго смотрел им в лицо, словно впервые видел Лейлу и Неджлу, и никогда они не казались ему такими красивыми и хорошими, как теперь. Право же, он глупо себя вел, ссорясь с ними. Ведь его девочки ни в чем не виноваты, — они еще малые дети и плывут по течению, куда несет их неумолимый поток. Бедняжки! Он должен их простить, как простил Шевкета…

— Бог с тобой, доченька, — неожиданно ласково сказал отец Лейле. — Что проку в слезах? Не хочешь, неволить тебя не станем, — вот и весь разговор. Подождем немного, там видно будет…

Али Риза-бей был убежден: всему виной — Ферхунде, не будь ее, и несчастья не обрушились бы на семью, и дети росли бы как дети. Это она толкнула Шевкета на растрату, из-за нее он угодил в тюрьму! И все же после ареста сына старик старался щадить невестку, оберегал ее от малейших неприятностей и предупреждал жену:

— Знаешь, дорогая, надо поласковее быть с Ферхунде. Шевкет вверил ее судьбу нам, и, кроме нас, у нее никого нет. Она страдает, потому и нервничает… Наш сын любит ее… Не дай бог, случится что, пока он сидит в тюрьме…

Хайрие-ханым соглашалась с мужем. Но на деле все выходило наоборот: чем ласковее старики относились к невестке, тем более нагло и вызывающе она вела себя. Чуть ли не каждый день из-за любого пустяка Ферхунде устраивала скандалы. Если раньше Али Риза-бей мог урезонить невестку, то теперь она и его не слушала.

Она все чаще отлучалась из дому и пропадала где-то до поздней ночи. А однажды, уехав навестить якобы своего родственника, не вернулась домой. Только через неделю пришло от нее письмо: «Долго я терпела, но больше нет у меня сил жить в такой нищете. Я решила уйти от вас. Пусть Шевкет меня простит. Если у него хватит благородства развязать мне руки, буду ему только благодарна. Я сама сумею позаботиться о себе…»

Поступок Ферхунде больше всего возмутил, как это ни странно, Лейлу и Неджлу; недавнюю дружбу сменила открытая ненависть.

— Скатертью дорога! — в гневе кричали сестры. — Шевкет никогда не был с нею счастлив. Нам известны все ее проделки, да только мы молчали… Пусть катится на все четыре стороны!..

Хайрие-ханым поспешила согласиться с дочерьми, и только Али Риза-бей мучился, снедаемый сомнениями.

Конечно, бегство Ферхунде облегчит их участь — одним ртом меньше, — но как воспримет это известие Шевкет? Он ведь любит Ферхунде… Боже мой, сколько горя причинила им эта любовь!

Старый Али Риза-бей страдал при мысли о предстоящем объяснении с сыном… Кто, кроме отца, сумеет в подобающих выражениях рассказать мальчику о новом ударе судьбы? Ведь резать придется по живому!.. Дай бог, чтобы отцовская рука не дрогнула! И мешкать нельзя, не то чужие люди опередят его и будут донимать Шевкета грязными сплетнями о похождениях его жены.

На следующей неделе Али Риза-бей нашел сына в мрачном настроении, казалось, он заболел. Обеспокоенный отец растерялся, не зная, как поступить: говорить или промолчать пока о Ферхунде?.. Лучше рассказать, да побыстрей, иначе Шевкет оскорбится. «Кто дал вам право держать меня в неведении?» — спросит он потом.

Старик повел разговор издалека, подробно рассказал о доме и только после этого начал говорить о Ферхунде.

— Аллах свидетель, Шевкет, — сказал он, тщательно выбирая слова, — твоя мать и я делаем все возможное, чтобы Ферхунде не чувствовала себя одинокой. Мы относимся к ней лучше, чем к дочерям. Но угодить ей невозможно. Всем недовольна: и нами, и домом, и бедностью нашей. Все требует, чтобы ей предоставили свободу, а уж тогда она сама, дескать, о себе позаботится…

Али Риза-бей поглядел на сына, стараясь угадать, какое действие произвели на него эти слова.

— За чем же дело стало? Пусть катится, куда хочет, — зло проговорил Шевкет. — По крайней мере, и себя и нас развяжет.

У Али Риза-бея отлегло от сердца. Неужто Шевкет в самом деле так думает? Или он, предчувствуя беду, хочет только выведать у отца все новости? А может быть, в нем говорит оскорбленное самолюбие?..

— Шевкет, сынок, будь со мной откровенен… Ты вправду так думаешь? — робко спросил старик, еще не веря родившейся в сердце надежде.

— Да, отец, к сожалению, вправду, — с грустной улыбкой ответил юноша. — Избавиться бы нам от нее — вот было бы счастье!..

Али Риза-бей онемел; кровь бросилась ему в лицо, стало трудно дышать. Дрожащей рукой он достал из кармана письмо Ферхунде и протянул его сыну.

В камере уже было темно, и Шевкет подошел к окну. В страшном волнении Али Риза-бей не сводил глаз с сына… Сейчас выяснится, насколько сильно он любит свою жену… Шевкет очень внимательно прочел письмо до конца, некоторые места даже перечел, потом обернулся к отцу. Лицо его, хотя и побледнело, оставалось спокойным.

— Я был уверен, что рано или поздно это произойдет, — сказал он и усмехнулся. — Но, признаюсь, я не ожидал, что развязка наступит так скоро. Что ж, отец, слава аллаху! Чем раньше, тем лучше… для всех нас…

Шевкет обнял отца и поцеловал его. Али Риза-бей заморгал, не в силах сдержать слезы.

— Это правда, сынок? Или ты говоришь, чтобы меня успокоить? — произнес он дрожащим голосом.

— О чем ты спрашиваешь, отец? Ведь это значит, что я свободен! Избавился от кандалов. Да если бы меня сейчас освободили из тюрьмы и я мог вместе с тобой пойти домой, и то, наверное, я так не обрадовался бы!

Шевкет говорил, не переставая улыбаться счастливой улыбкой, потом, видя, что слова его еще не рассеяли сомнений отца, добавил:

— Первое время я и впрямь любил эту женщину. Но чем больше узнавал ее, тем сильнее разочаровывался. Наконец она стала невыносима. Нет худа без добра: бесконечные скандалы и ссоры в нашем доме открыли мне глаза… Знаешь, отец, как говорят: любовь да покой — удел счастливых… и богатых… Наступил день, когда я уже не мог терпеть ее присутствия в доме. Я возненавидел ее. Ты можешь меня спросить: «Чего же ты мучился, дурак? Сколько можно было испытывать человеческое терпение, свое и наше?» Кто-нибудь другой, пожалуй, меня не понял бы, но ты, думаю, поймешь. Ты знаешь, что я не из тех, кто с легкостью забывает о своем долге… Я должен был терпеть, страдать и надеяться, хотя надежды, наверное, не было никакой… Ты воспитал нас такими. И будь я умелым капитаном, может быть, мне и удалось бы спасти тонущее судно… Только, сам видишь, этого чуда но произошло… Возвращайся, отец, домой, и пусть душа твоя будет спокойна. Ферхунде ушла, большего счастья нечего и ждать! Умоляю тебя, именем бога заклинаю, не мучайся, не вини себя: «Ах, мы виноваты!.. Толкнули человека в пропасть!.. Разрушили семью!..» А что, собственно говоря, осталось от семьи?.. Мы, отец, всегда старались с тобой быть порядочными людьми, и это нам ничего, кроме несчастья, не принесло… Давай же попытаемся быть подлецами! Посмотрим, что из этого получится.