Сабахаттин Али - Избранное

Вот эту песню я и пела. Только стала я расстилать наверху большой ковер, слышу, кто-то поднимается по лестнице. Сердце у меня замерло от страха. Выглянула я в прихожую. Вижу, идет Шакир-бей, ухмыляется…

Саляхаттин-бей и Юсуф оба вздрогнули. Кюбра, взглянув на них, умолкла. Лицо ее стало удивительно бесстрастным. Последние слова она проговорила сухо и безжизненно:

— Все с той же ухмылкой Шакир-бей подошел к двери. Я закричала, бросилась к двери, вижу, за ним по лестнице поднимается Хильми-бей…

— Его отец! — воскликнул Саляхаттин-бей, вскочив с места.

— Его отец. Он тоже ухмылялся. Ох, мамочка моя, никогда в жизни я не видела такой поганой ухмылки.

Кюбра все с тем же окаменевшим лицом припала к матери. Юсуф встал и направился к двери, уже на пороге услышал голос женщины и обернулся. Подавшись к каймакаму, она глухо проговорила:

— Доченька моя подбежала к окну и уже высунулась до половины, но парень схватил ее за юбку… У ворот сада на каменном колодце сидел Хаджи Этхем и стругал палку…

Как-то поздним утром Юсуф, завернувшись в кожух, под проливным дождем шел по Нижнему рынку и вдруг наткнулся на Хаджи Этхема. Заметив Юсуфа, тот хотел было улизнуть, но Юсуф окликнул его:

— Поди-ка сюда!

Хаджи Этхем нащупал в кармане пистолет и, не отрывая глаз, следил за Юсуфом. Заложив руки за спину, Юсуф быстро приближался к нему, они вместе перешли дорогу и укрылись под навесом одной лавки. Не глядя в лицо Хаджи Этхему, Юсуф спросил:

— Вексель, который ты взял у отца, при тебе? Хаджи Этхем приготовился к драке, даже к перестрелке, и такого вопроса он не ожидал.

— С какой это стати мне носить вексель с собой! Он у бея. А что такое?

— Возьми его и под вечер приходи в кофейню «Чынарлы». Я заплачу долг.

Хаджи Этхем побледнел, словно ему всадили нож в живот.

— Откуда ты их возьмешь?

— А тебе что за дело?! Принеси вексель. Юсуф, не оглядываясь, пошел в сторону Соуктулумбы и до вечера, как обычно, работал в оливковой роще.

Хаджи Этхем шел в кофейню, чтобы как обычно поиграть в кости, но после разговора с Юсуфом он побежал к Хильми-бею и пробыл в доме часа два.

Подобного оборота дела они никак не ожидали. Саляхаттин-бей за это время никак не мог собрать триста лир. Все его приятели-чиновники нуждались в деньгах не меньше, чем он. А из местных богачей вряд ли кто-либо мог дать в долг столько денег, к тому же они знали, что такой поступок грозит им неприятностями. Скорее всего здесь какая-то хитрость.

— Будь начеку. Смотри, чтобы не вырвал вексель! — велел Хильми-бей. — Этот парень, видать, ушлый!

Вечером Хаджи Этхем и двое его дружков явились в кофейню «Чынарлы». Там Юсуф уже ждал их. Взяв вексель, он, к удивлению Хаджи Этхема, не попытался ни разорвать его, ни сбежать, а тщательно сложил вексель, сунул в карман, достал сафьяновый мешочек, выложил на крашенный белой краской железный столик золотые монеты и принялся отсчитывать их.

Затем Юсуф, все так же не глядя на Хаджи Этхема, молча пошел к двери и исчез за пеленой дождя.

Во время этой сцены все, кто был в кофейне, побросали кости и столпились вокруг стола. Ухмыляясь, они с мнимым сочувствием поглядывали на Хаджи Этхема. А когда он горстями стал сгребать золото в карман, они, облизывая губы, жадно следили за каждым его движением.

Вскоре дверь кофейни снова отворилась и вошел Шакир. Все разошлись по своим местам, оставив его наедине с Хаджи Этхемом.

Шакир подошел к одному из столиков у двери и бесцеремонно подтянул к себе деревянную скамейку. Хаджи Этхем уселся напротив. Оба молчали. Шакир-бей оглядел кофейню. Народу было полно, и все окна запотели. Из угла долетали голоса двух критян, которые о чем-то беседовали, тряся длинными белыми усами. Чуть поодаль, возле очага, пятеро торговцев лошадьми затеяли какой-то спор. Свет лампы, качавшейся под потолком в самой середине комнаты, освещал головные уборы посетителей. Фески, барашковые шапочки, овчинные колпаки покачивались, как цветы на ветру. На деревянной перегородке, отделявшей посетителей от очага, на полочках стояли наргиле [20], поблескивали медные желтые подносы, поставленные на ребро, а сбоку висели длинные красные трубки.

С темных стен на эту беспрерывно колышущуюся клумбу из людских голов смотрели изображения тучных персидских красавиц с венцами на головах и нитями жемчуга на шеях. Две цветные литографии представляли сцены из «Отелло». На первой был изображен Яго, поднимающий с земли платок, оброненный Дездемоной. На другой — Дездемона, распростертая на роскошной постели, и белобородый ревнивый мавр, занесший руку, чтобы вонзить ей в горло кинжал.

Шакир торчал в этой кофейне целыми днями, и все это уже его не интересовало. Он просто ждал, когда Хаджи Этхем начнет рассказывать. Но, не выдержав, прищурил глаз и сделал знак головой, будто спрашивал: «Ну, как?»

— Плохо! — откликнулся на его Вопрос Хаджи Этхем.

— Он заплатил деньги?

— Сполна!

— Что нам теперь делать?

— Не знаю.

— Разве ты ничего не придумал?

— Дело трудное. Можно в два счета погореть. Надо поскорее избавиться от этой девки. Выкрасть ее, что ли?

Шакир, сверкнув глазами, наклонился к приятелю:

— А отец? Ты сможешь его уговорить?

Хаджи Этхем молча поглядел на него, как бы говоря: «Что за вопрос!»

— А куда ему деваться, если дело вскроется, загремим все трое…

Шакир его уже не слушал. Он погрузился в какие-то свои мысли.

— Сможем мы это сделать сейчас же? — тихо спросил он.

— Не так-то просто. Куда мы ее увезем?

— В наш летний дом, — перебил Шакир. — Я увезу! Хаджи Этхем недовольно покосился на приятеля.

— Ас матерью что нам делать?

Шакир толком не понял, что тот имеет в виду.

— С матерью? Пусть себе дома сидит. На что она мне? Мне дочь нужна!

Лицо Хаджи Этхема стало совсем злым.

— О ком ты говоришь, скажи на милость?

— О дочери каймакама.

Хаджи Этхем резко махнул рукой, точно отбрасывая что-то.

— Оставь ты это, ради Аллаха, Шакир-бей! Ты все думаешь о своих удовольствиях. А я говорю об этой девчонке, Кюбре. Напрасно мы ввязались в эту историю. Все бы тебе только с бабами путаться… Если мы не разделаемся с Кюброй, плохи наши дела! Особенно сейчас, когда у каймакама развязаны руки. Он нас в порошок сотрет. Неужели ты хочешь, чтобы нас осрамили на всю округу, чтобы нас по судам затаскали?

— Но ведь ты уже все уладил?

— Какое там — уладил! Шакир-бей, ты жизни не знаешь! Ослеп, что ли? Правду сказать, я чуть было не загремел раньше вас всех. Пока мы собирались спихнуть в яму Юсуфа, сукина дочка весь наш план раскрыла. Пришлось пустить в ход ножичгк. Все мои надежды были на долг каймакама. А сейчас чего ему бояться? А тут еще этот парень, что волком смотрит, Юсуф… Придет время, конечно, и с ним рассчитаемся. Все это, без сомнения, — его рук дело. Я так и не знаю, где он раздобыл триста двадцать лир. Может, ограбил кого-нибудь? Что ты на это скажешь?