Сабахаттин Али - Избранное

Шахенде была немного озабочена тем, что дело зашло так далеко. Когда она замечала, что старые приятельницы не оказывают им должного уважения и даже сторонятся их, хотя сейчас они жили и наряжались лучше прежнего, ей становилось не по себе, и она бормотала:

— Ишь ты! Какая это муха их укусила?!

Но она, конечно, понимала, почему их избегают. Просто не хотела, а может быть, и стыдилась признаться в этом самой себе. В ней жило непоколебимое убеждение, в котором она черпала успокоение для своей совести: все это она делает ради благополучия своей дочери, чтобы избавить ее от нищеты. Если они чем-то и опозорили себя, то в этом прежде всего виноваты Юсуф и ее покойный муж. Во всяком случае, на них лежит большая часть ответственности. Если бы они думали о будущем семьи и поступали бы с умом, то теперь Шахенде и ее дочери не пришлось бы лизоблюдничать перед чужими людьми. А уж, если бы Юсуф, вместо того чтобы долгие годы бездельничать, выбился бы в люди или хотя бы не похитил Муаззез, а отдал бы ее Шакиру, они наверняка не оказались бы в таком положении. Юсуф, который даже не задумывался над всем этим, не имеет теперь никакого права вмешиваться и сердиться. К тому же Шахенде была совершенно уверена, что не причиняет своему зятю ни малейшего зла.

Как-то Юсуф возвратился домой около полудня, окоченевший от холода. Долго стучал в дверь. Никто не открывал. Наконец послышался шорох приближающихся шлепанцев.

Шахенде встретила его с опухшими глазами.

— Вы еще спите, что ли?

— Поздно легли вечером, — ответила Шахенде и, скривив губы, добавила: — Гости были…

— Жаровни не зажигали?

— Нет, ты ступай в комнату, я зажгу, принесу. Юсуф, не снимая бурки, уселся на тахте. Подышал на руки, пытаясь согреться.

— Муаззез еще спит? — спросил он.

— Не знаю, наверное. Она бы спустилась, услышав, что ты приехал, — откликнулась Шахенде из прихожей.

Юсуф встал.

— Пойду посмотрю.

В одних носках, тихо, чтобы не скрипели ступени, он поднялся наверх и толкнул приоткрытую дверь их комнаты.

Его жена спала. Юсуф замер на месте. С удивлением он уставился на лежащую перед ним женщину. Потом подошел поближе.

О Господи! Неужели это Муаззез?

Лицо ее жирно блестело. Волосы были смяты, растрепаны и прядями прилипли к потному лбу. Ноздри как будто стали больше и раздувались при каждом вдохе. Рот приоткрыт, как в усмешке. Под глазами — чернота, усталость. Брови слегка насуплены. Юсуфа испугал серо-желтый цвет ее лица. От румянца на щеках не осталось и следа. Губы опухли, потрескались. Правая щека изредка подергивалась, и это делало выражение ее лица еще более похожим на ухмылку. Эта ухмылка, составлявшая странное противоречие с насупленными бровями, показалась Юсуфу непривычной. Он нагнулся еще ниже, но запах, который шел изо рта жены, оттолкнул его.

Он не понял, что это за запах. Только почувствовал, что это совсем не тот запах, который он всегда ощущал на своем лице вместе с дыханием Муаззез. У него закружилась голова. Ему захотелось встряхнуть ее и крикнуть: «Что с тобой стало?! Что с тобой стало?!» Но он понял, что не сможет этого сделать. Он боялся, что жена, проснувшись, расскажет ему что-то ужасное. События последнего времени снова быстро пронеслись в его памяти. Все поплыло в глазах, и он едва не упал.

Юсуф тихонько вышел из комнаты, опустился нг ступеньку…

Два месяца… Ровно два месяца, как он ни разу' внимательно не взглянул на жену. Он вспомнил то утро, когда впервые стал сборщиком налогов. Тогда он тоже смотрел на спящую Муаззез. Теперь ему казалось, что с тех пор прошло не два месяца, а целые годы. Что стало с его женой? Как она дошла до такого состояния?

Ему вдруг вспомнились всякие мелочи, на которые он до сих пор не обращал внимания. Вспомнились слова, которые он говорил Муаззез десять дней назад, перед отъездом, и странный вид Шахенде.

Теперь каждая из этих мелочей приобретала особый смысл. Всего подозрительнее казалась Юсуфу любезность Шахенде, испуганное, вкрадчивое и в то же время отчаянно веселое выражение лица Муаззез наводило его на мысли, в которые невозможно было поверить.

Он сжал кулаками виски, мускулы на шее напряглись, лоб горел, в голове шумело.

Он вскочил, сбежал вниз и, схватив за руку Шахенде, которая убирала свою постель, крикнул:

' — Что вы сделали с моей женой?.. Что стало с Муаззез?..

Шахенде, посмотрев на его лицо, испугалась.

— Оставь меня, — сказала она, вырывая руку. — Что случилось?

Потом она вдруг осмелела. Чего ей бояться? Что было, то было. И виноват во всем он сам, этот бездельник, этот наглец. Как он смеет кричать на нее?! Ни стыда, ни совести. Но и она не станет молчать. Будеть орать в два раза громче, не уступит ему.

Однако Юсуф уже не кричал. Руки его дрожали, он сел на тахту. Лицо его побледнело. Глуховатым, но спокойным голосом он проговорил:

— Поди сюда, мать. Закрой дверь и сядь!..

Это еще больше встревожило Шахенде, но она послушно села.

— Не пытайся мне ничего объяснять, — продолжал Юсуф. — Я сейчас ничего не могу слушать. Достаточно мне было поглядеть на ее лицо. Моя жена не была такой. Но не буду тянуть! У меня к тебе несколько слов. Мы уже столько лет живем в одном доме и ни разу по душам не поговорили. Теперь вот нужда заставляет… Я не знаю, что здесь творится. Дай бог, чтобы вы не зашли слишком далеко. Но тебя я хорошо знаю. Ты делаешь все, что вздумаешь. Когда отец был жив, я ничего не говорил, не мое это дело. А ты и тогда старалась обмануть нас обоих. Нам даже приходилось охранять от тебя твою дочь. Теперь отца больше нет. За честь этого дома в ответе только я. Если моя жена собьется с пути, виновата будешь ты.

Юсуф помолчал. Слова никак не складывались в осмысленные фразы. Он долго смотрел в пол, потом вдруг строго спросил:

— Мать, что произошло? Что-нибудь очень плохое? Вы обе зашли так далеко, что ты уже не можешь мне рассказать? Запомни раз и навсегда! Что бы ни случилось, Муаззез ни в чем не виновата. Да и в чем может быть виновата пятнадцатилетняя девочка? — Юсуф снова переменил тон. — Говори! — закричал он. — Что за гости были вечером в доме?

Шахенде смерила его презрительным взглядом.

— Тебе очень хочется знать? Тогда я скажу. Был каймакам Иззет-бей. Твой начальник и благодетель, Иззет-бей… Пришел справиться, не голодает ли семья твоего покойного отца.

Юсуф едва не вскочил с места, но, снова овладев собой, спросил:

— И до полуночи справлялся о вашем здоровье?

— Мы угостили его кое-какими крохами. Этого еще мало за то добро, которое он нам делает…

— Что за добро?

— Неужели ты думаешь, что мы можем прожить на те сорок курушей, которые ты оставляешь?..

Юсуф залился краской и, покрутив головой, точно задыхаясь, спросил: