Франц Кафка - Замок. Роман, рассказы, притчи

К. вышел из терпения: «Вы, хозяйка, велели узнать, нашел ли я себе новую квартиру?» — «Я велела? Нет–нет, это ошибка». — «Но ваш муж только что меня об этом спросил». — «Верю, верю, — сказала хозяйка, — у нас вечно стычки. Когда я не хотела вас принять, он вас удерживал, а когда я счастлива, что вы тут живете, он вас гонит. Он всегда так делает. Вечно он выкидывает такие штуки». — «Значит, — сказал К., — вы настолько изменили свое мнение обо мне? И всего за час–другой?» — «Мнение свое я не изменила, — сказала хозяйка ослабевшим голосом, — дайте мне руку. Так. А теперь обещайте, что будете говорить со мной совершенно откровенно, тогда и я с вами буду откровенна». — «Хорошо, — сказал К., — кто же начнет?» — «Я!» — сказала хозяйка. Видно было, что она не просто хочет пойти К. навстречу, но что ей не терпится заговорить первой.

Она вынула из–под одеяла фотографию и протянула ее К.

«Взгляните на эту карточку», — попросила она. Чтобы лучше видеть, К. шагнул на кухню, но и там было нелегко разглядеть что–нибудь на фотографии — от времени она выцвела, пошла трещинами и пятнами и вся измялась. «Не очень–то она сохранилась», — сказал К. «Да, жаль, — сказала хозяйка, — носишь при себе годами, вот и портится. Но если вы хорошенько вглядитесь, вы все разберете. А я могу вам помочь: скажите, что вы разглядели, мне так приятно поговорить про эту карточку. Ну, что увидели?» — «Молодого человека», — сказал К. «Правильно, — сказала хозяйка. — А что он делает?» — «По–моему, он лежит на какой–то доске, потягивается и зевает». Хозяйка рассмеялась. «Ничего похожего!» — сказала она. «Но ведь вот она, доска, а вот он лежит», — настаивал на своем К. «А вы посмотрите повнимательней, — с раздражением сказала хозяйка. — Разве он лежит?» — «Нет, — согласился К., — он не лежит, а скорее парит в воздухе, да, теперь я вижу — это вовсе не доска, скорее какой–то канат, и молодой человек прыгает через него». — «Ну, вот, — обрадованно сказала хозяйка, — он прыгает, это так тренируются курьеры из канцелярии. Я же знала, что вы все разглядите. А его лицо вам видно?» — «Лица почти совсем не видать, — сказал К., — видно только, что он очень напрягся, рот открыл, глаза зажмурил, волосы у него растрепались». — «Очень хорошо, — с благодарностью сказала хозяйка, — тому, кто его лично не знал, трудно разглядеть еще что–нибудь. Но мальчик был очень красивый, я видела его только мельком и то не могу забыть». — «А кто же он был?» — спросил К. «Это был, — сказала хозяйка, — это был курьер, через которого Кламм в первый раз вызвал меня к себе».

К. не мог как следует слушать — его отвлекало дребезжание стекол. Он сразу понял, откуда идет эта помеха. За кухонным окном, прыгая с ноги на ногу по снегу, вертелись его помощники. Они старались показать, что они счастливы видеть К., и радостно указывали на него друг другу, тыча пальцами в оконное стекло. К. им пригрозил пальцем, и они сразу отскочили, стараясь оттолкнуть друг друга от окна, но один вырвался вперед, и оба снова прильнули к стеклу. К. юркнул за перегородку — там помощники не могли его видеть, да и ему не надо было на них смотреть. Но тихое, словно просительное, дребезжание оконного стекла еще долго преследовало его и в закутке.

«Опять эти помощники», — сказал он хозяйке, как бы извиняясь, и показал на окно. Но она не обращала на него внимания; отняв фотографию, она посмотрела на нее, разглядела, расправила и снова сунула ее под одеяло. Движения ее стали медленными, но не от усталости, а, как видно, под тяжестью воспоминаний. Ей хотелось все рассказать К., но она позабыла о нем, перебирая в памяти прошлое. Только через некоторое время она очнулась, провела рукой по глазам и сказала: «И платок у меня от Кламма. И чепчик тоже. Фотография, платок и чепчик — вот три вещи на память о нем. Я не такая молодая, как Фрида, не такая честолюбивая, да и не такая чувствительная — она у нас очень чувствительная; словом, я сумела примириться с жизнью, но должна сознаться: без этих трех вещей я бы тут так долго не выдержала, да что я говорю — я бы и дня тут не выдержала. Может быть, вам эти три подарка покажутся жалкими, но вы только подумайте: У Фриды, которая так долго встречалась с Кламмом, никаких сувениров нет, я ее спрашивала, но она слишком о многом мечтает, да и все недовольна; а вот я — ведь я была у Кламма всего три раза, больше он меня не звал, сама не знаю почему, — я принесла с собой эти вещички на память, наверное, предчувствовала, что мое время уже, истекает. Правда, о подарках надо было самой позаботиться — Кламм от себя никогда ничего не даст, но, если увидишь что–нибудь подходящее, можно у него выпросить».

К. чувствовал себя неловко, слушая этот рассказ, хотя все это непосредственно его касалось.

«А когда это было?» — спросил он со вздохом.

«Больше двадцати лет назад, — сказала хозяйка, — куда больше двадцати лет тому назад».

«Значит, вот как долго сохраняют верность Кламму, — сказал К. — Но понимаете ли вы, хозяйка, что от ваших признаний, особенно когда я думаю о будущем своем браке, мне становится очень тяжело и тревожно?»

Хозяйке очень не понравилось, что К. припутал сюда свои дела, и она сердито покосилась на него.

«Не надо сердиться, хозяйка, — сказал К. — Я ведь слова не сказал против Кламма, но силой обстоятельств я все–таки имею к нему какое–то отношение, этого даже самый ярый поклонник Кламма оспаривать не станет. Так что сами понимаете. Оттого я и начинаю думать о себе, как только упомянут Кламма, тут ничего не поделаешь. Но, знайте, хозяйка, — и К. взял ее за руку, хотя она слабо сопротивлялась, — вспомните, как плохо кончился наш последний разговор, давайте хоть на этот раз не ссориться».

«Вы правы, — сказала хозяйка, склонив голову, — но пощадите меня. Ведь я ничуть не чувствительней других людей, напротив, у всех есть много больных мест, а у меня одно единственное».

«К сожалению, это и мое больное место, — сказал К., — но я постараюсь взять себя в руки, только объясните мне, уважаемая, как я смогу вынести в семейной жизни эту потрясающую верность Кламму — если, конечно, предположить, что Фрида в этом похожа на вас?»

«Потрясающая верность? — сердито повторила хозяйка. — Да разве это верность? Я верна своему мужу, при чем тут Кламм? Кламм однажды сделал меня своей любовницей, разве я когда–нибудь могу лишиться этого звания? Вы спрашиваете, как вы перенесете такую верность со стороны Фриды? Ах, господин землемер, ну кто вы такой, чтобы осмелиться это спрашивать?»

«Хозяйка!» — предостерегающе сказал К.

«Знаю, — сдалась хозяйка, — только мой муж таких вопросов не задавал. Мне непонятно, кого можно считать несчастнее — меня тогда или Фриду теперь? Фриду, которая бросила Кламма по своей воле, или меня, которую он больше к себе не звал? Может быть, все–таки Фрида несчастнее, хотя она еще не знает всей глубины своего несчастья. Но тогда это горе занимало все мои мысли, потому что я непрестанно себя спрашивала и, в сущности, до сих пор спрашивать не перестала: почему оно так случилось? Трижды Кламм велел меня позвать к себе, а в четвертый не позвал! Четвертого раза так никогда больше и не было! А о чем другом я могла думать в то время? О чем еще могла я разговаривать со своим мужем, за которого я вскоре вышла замуж? Днем у нас времени не было, этот постоялый двор достался нам в жалком состоянии, надо было как–то его поднять, — но по ночам? Годами мы разговаривали ночью только о Кламме, о том, почему он переменил свои чувства ко мне. И если мой муж во время этих разговоров засыпал, я его будила, и мы снова продолжали тот же разговор».