Аугусто Бастос - Я, верховный

По закону мучительных родов и принципу смешения. Здесь, у нас, старики из индейских племен, хоть и не читали «Пира» Платона, тоже знают, что первоначально всем был присущ дуализм. Каждый полностью воплощал в себе оба начала. Был как бы высечен из одного куска. Являл собой цельную, гармоничную личность. Существовали определенные и неизменные породы людей. Много пород. Лучшее в них накоплялось, передаваясь по наследству. Так продолжалось до тех пор, пока мысль не оторвала людей от природы. Не разделила их. Не раздвоила. Они все еще думали, что сохраняют цельность, не зная, что половина их существа ищет другую половину. Что эти половины превратились в непримиримых врагов, движимых тем, что Человек-нашего-времени называет любовью. Близнецы не рождены одной матерью; так называемую Мать Матерей, утверждают индейские ведуны, сведущие в своей космогонии, сожрал Синий Тигр, который спит под гамаком Ньяндерувусу, Первого Прародителя. Близнецы родились сами собой и породили свою мать. Они перевернули понятие материнства, рассматриваемого как исключительный дар женщины. Они уничтожили различие полов, столь дорогое и необходимое для западной мысли, которая умеет обращаться только с парами. Они постигли или вновь осознали возможность существования не одного, а множества, бесчисленного множества полов. Хотя мыслящий пол — мужской. Только мужчина способен на размышление. И потому именно он призван, предназначен, обречен осмыслять бессмыслицу. Возможно ли, чтобы у нас были только один отец и только одна мать? Разве нельзя родиться от самого себя?

Мне кажется, единственно возможное и реальное материнство — это материнство мужчины. Я мог быть зачат без женщины, одной силой своей мысли. Разве, если верить слухам, у меня не две матери и не две даты рождения, разве не называют как подлинные имена моего мнимого отца и моих четверых мнимых братьев и разве не доказывает все это лживость россказней, которые ходят обо мне? У меня нет родственников; если я действительно родился, что еще требуется доказать, поскольку умереть может только тот, кто родился. Я родился сам от себя, и Я сам сделал себя двояким. (Прим. Верховного.)

Yes, certainly, Excellency, but... [135] Да, конечно, Ваше Превосходительство, но... (англ.) я позволю себе заметить, что тут играет роль наслаждение. Мудрый инстинкт сохранения рода! Высшее блаженство! Э! О! Ууу! Is it not so? Very, very nice [136] Не так ли? Это очень, очень приятно (англ.). . Согласен, мистер Робертсон. Но без конца сохраняющийся род не то же самое, что неизменные виды. All right, Excellency, but... [137] Прекрасно, Ваше Превосходительство, но... (англ.) . Позвольте, дон Хуан. Существует не один вид людей. Знаете ли вы, слышали ли вы о других видах? О тех, какие, может быть, были. Может быть, есть. Может быть, будут. Живые существа имеют живые корни; они рождаются только тогда, когда случается встреча на перекрестке дорог. Но такие встречи случаются не случайно. Лишь нашему тупому уму представляется, что повсюду царит случайность. Природа никогда не устает повторять свои попытки. Однако тут нет ничего похожего на божественную или пантеистическую лотерею. Представим себе, что Один растет из самого себя, и все разрастается и разрастается. Тогда Множество исчезнет. Останется только Один. Потом этот Один опять станет Множеством. Вы высказываете мысль продолжать род без помощи другого пола, Excellency... как же это возможно? Зеленые молодые люди с красными волосами насмешливо смотрели на меня. Что они могли знать о моем двояком рождении или нерождении? Я пронзил их взглядом: я только сказал, что повсюду с необходимостью действует закон мучительных родов и принцип смешения. Человек до идиотизма глуп. Он способен только копировать, подражать, заниматься плагиатом, обезьянничать. Можно даже предположить, что он придумал деторождение путем соития, увидев, как совокупляются цикады. Ах, Excellency, тогда признаем, что цикада — разумное существо. Оно знает, что хорошо, и соответственно поступает. Будь я первым человеком, я не последним стал бы ей подражать. Я бы даже научился стрекотать, как она. Что ж, попробуйте, благо сейчас лето, дон Хуан. Потом я снова видел его на вилле доньи Хуаны Эскивель, которая находится по соседству с моей в Ибирае. Я видел Джона Пэриша, но не в роли победоносной цикады, а скорее в роли жертвы старой нимфоманки. Скарабея, коршуна в своем женском естестве. Черной женщины, которая делала на земле своего «двойника» из шотландского зеленого ягненка.

Тсс, тсс. I beg your pardon, Excellency [138] Прошу прощения, Ваше Превосходительство (англ.). . Герой как раз рассказывает что-то в этом роде. Пока я говорил, невоспитанный пес, бывший роялист в собачьем образе, не умолкал, так что мои слова сопровождались глухими обертонами его рычанья. Только бы противоречить мне, даже в области языков и неизвестных, исчезнувших мифов. Я прислушался к иероглифическому голосу пса и к полупьяному голосу его английского переводчика: Герой рассказывает кельтскую легенду. Два персонажа сливаются воедино. Old hag — старая колдунья — загадывает загадку молодому герою. Если он ее отгадает, то есть ответит на домогательства отвратительной старухи, то, проснувшись, найдет в своей постели молодую, сияющую красотой женщину, которая доставит ему королевство... Dear Него [139] Дорогой Герой (англ.). , мы плохо слышим тебя. Немножко погромче. И нельзя ли помедленнее? Пес презрительно мотнул головой и продолжал без всякого перехода по-испански, перестав ухмыляться: отвратительная старуха, она же красивая женщина, была брошена своими близкими во время трудного переселения в новые края, когда она рожала... Еще немножко пива, please 2. С тех пор женщина бродит по пустыне. Это Мать Зверей, которая спасает их от охотников. На того, кто встречает ее в ее окровавленных одеждах, нападает страх, вызывающий неодолимое эротическое влечение. Он бесконечно жаждет соитий... Готов без конца блуждать в дремучем лесу блуда. Готов потонуть в море семени. Пользуясь его состоянием, старуха насилует охотника и вознаграждает его обильной добычей. В таком случае... Я весело рассмеялся, прервав рассказчика. О, наконец-то вы опять пришли в хорошее расположение духа, Excellency! Наверное, оттого, что повеяло приятной ночной прохладой: подул южный ветер. Он редко поднимается в полночь. Значит, северный ветер перестал дуть в час, когда появляются призраки. Ах, капризы ветров! И призраков, прибавил я, чтобы скрыть разбиравший меня смех. По какому поводу вы так весело смеетесь, сэр? О, по самому пустячному, дон Хуан! Я вдруг вспомнил нашу первую встречу в Ибирае.

В своих «Письмах» Джон Пэриш Робертсон так описывает эту встречу:

«Однажды, в приятный вечер, какие бывают в Парагвае, когда юго-восточный ветер очистит и освежит атмосферу, я пошел поохотиться в мирной долине неподалеку от дома доньи Хуаны. Внезапно я натолкнулся на чистенькую и непритязательную хижину. Взлетела куропатка. Я выстрелил, и птица упала. Хороший выстрел! — раздался голос у меня за спиной. Я обернулся и увидел кабальеро лет пятидесяти в черном плаще.