Арчибальд Кронин - Цитадель

— Ты сердишься, Крис? — спросил он наконец.

— Я полагала, что вышла замуж за доктора Мэнсона, а не за доктора Бернардо [24] Основатель первого детского приюта в Англии. , — ответила она чуточку резко. — Право, мой друг, ты неисправимо сентиментален.

Ивенсы явились точно в указанное время, умытые, приодетые, ужасно смущенные и гордые и вместе с тем испуганные. Эндрью, стараясь быть радушным хозяином, чувствовал, что Кристин права и обед будет ужасно неудачен. Ивенс все время странно поглядывал на него. Искалеченная рука не действовала, и жене приходилось разрезать и намазывать ему маслом хлеб. К счастью, когда Эндрью взял в руки перечницу, крышка ее упала, и все содержимое — пол-унции белого перца — угодило в его тарелку с супом. Наступило минутное молчание, затем Агнес, дочка Ивенсов, вдруг весело расхохоталась. Онемев от ужаса, мать наклонилась к ней, чтобы ее побранить, но выражение лица Эндрью успокоило ее. В следующую минуту хохотали уже все. Не опасаясь больше, что к нему отнесутся покровительственно, Ивенс развернулся и, оказалось, что он усердный футболист и большой любитель музыки. Три года тому назад он ездил в Кардиген петь в Эйстедфоде. Гордясь тем, что может блеснуть знаниями, он беседовал с Кристин об ораториях Эльгара, пока Агнес и Эндрью забавлялись хлопушками.

Затем Кристин увела к себе миссис Ивенс и девочку. Как только Эндрью и Ивенс остались вдвоем, наступило неловкое молчание. Одна и та же мысль занимала обоих, но ни тот, ни другой не знали, как заговорить об этом. Наконец Эндрью с каким-то отчаянием сказал:

— Очень обидно, что у вас вышла такая неприятность с рукой, Том. Я знаю, что вы из-за этого лишились работы в руднике. Не думайте, что я способен злорадствовать... я черт знает как огорчен...

— Не больше, чем я, — ответил Ивенс.

Последовала новая пауза, затем Эндрью докончил:

— Я хотел спросить, разрешите ли вы мне поговорить насчет вас с мистером Вооном. Если вам мое вмешательство неприятно, скажите прямо... Дело в том, что я имею на него некоторое влияние и уверен, что смогу выхлопотать для вас какую-нибудь службу наверху... Место табельщика или что-нибудь в этом роде...

Он остановился, не смея взглянуть на Тома. На этот раз молчание тянулось долго. Наконец Эндрью поднял глаза, но тотчас же снова потупил их. Но лицу Ивенса катились слезы, все его тело тряслось от усилий сдержать рыдания. Но усилия были напрасны. Он положил здоровую руку на стол, уткнулся в нее головой.

Эндрью встал и отошел к окну, где оставался несколько минут. Ивенс за это время успел овладеть собой. Он не сказал ничего, ровно ничего, и глаза его избегали глаз Эндрью. Но его молчание было выразительнее слов.

В половине четвертого Ивенсы ушли в совсем другом настроении, чем пришли. Кристин и Эндрью вернулись в гостиную.

— Знаешь, Крис, — философствовал Эндрью, — в несчастье этого бедняги, то есть в том, что у него рука не сгибается в локте, виноват вовсе не он. Он мне не доверял как новому человеку. Нельзя же от него требовать, чтобы он знал то, что знаю я относительно проклятой известковой мази. Но приятель Оксборро, который принял от него лечебную карточку, — ему это знать следовало. Полнейшее невежество, проклятое невежество!.. Следовало бы издать закон, обязывающий врачей идти в ногу с наукой. Во всем виновата наша гнилая система. Нужны принудительные курсы повышения квалификации, и нужно обязать врачей проходить их через каждые пять лет...

— Послушай, милый, — запротестовала Кристин, улыбаясь ему с дивана, — я весь день терпела твою филантропию. Любовалась, как ты, вроде архангела, осеняешь людей своими крылами. А в довершение всего ты начинаешь ораторствовать! Поди сюда, сядь ко мне. Сегодня мне весь день хотелось остаться с тобой наедине, потому что у меня есть на то серьезная причина.

— Вот как? — усомнился Эндрью. Потом, негодуя: — Надеюсь, это не жалоба? Мне кажется, я вел себя как порядочный человек. В конце концов... сегодня Рождество.

Кристин неслышно рассмеялась.

— Ах, мой друг, как ты мил! Если через минуту поднимется метель, ты, верно, выйдешь с сен-бернаром, закутанный по уши, чтобы привести с гор какого-нибудь заблудившегося путника, поздно-поздно ночью...

— Я знаю одну особу, которая примчалась к шахте номер три поздно-поздно ночью, — ворчливо ответил ей в тон Эндрью. — И даже не закутавшись.

— Сядь сюда, — Она протянула руку. — Мне надо тебе сказать одну вещь.

Он только что подошел к дивану, чтобы сесть рядом с нею, как вдруг перед домом громко заревел чей-то клаксон.

«Крр-крр-ки-ки-ки-крр!»

— А, черт!.. — отрывисто выбранилась Кристин. Только один-единственный автомобильный рожок в Эберло издавал такой звук. Это был рожок Кона Боленда.

— Разве ты им не рада? — спросил несколько удивленный Эндрью. — Кон мне вскользь говорил, что они, может быть, заедут к чаю.

— Ну что ж! — только и сказала Кристин, вставая и идя за ним в переднюю.

Они вышли за ворота встретить Болендов, восседавших в реконструированном Коном автомобиле. Кон сидел за рулем очень прямо, в котелке к громадных новых рукавицах, подле него — Мэри и Теренс, а трое младших были кое-как запиханы на заднее сиденье подле миссис Боленд, державшей на руках ребенка. Несмотря на то, что Кон удлинил автомобиль, все теснились в нем, как сельди и бочке. Вдруг рожок начал снова: «Крр-крр-крр», — это Кон нечаянно, выключая, нажал кнопку, и она так и осталась зажатой. Клаксон не желал умолкнуть. «Крркрр-крр», кричал он, пока Кон суетился и сыпал проклятиями. В домах напротив стали открываться окно за окном, миссис Боленд сидела с мечтательным видом, невозмутимая, рассеянно прижимая к груди младенца.

— Господи Боже! — закричал Кон, усы которого топорщились из-за автомобильного щита. — Я трачу даром бензин. Что случилось? Короткое замыкание, что ли?

— Это кнопка, папа, — сказала Мэри спокойно и ногтем мизинца вытащила ее. Шум сразу прекратился.

— Ну, наконец-то, — вздохнул Кон. — Как поживаете, Мэнсон, дружище? Как вам теперь нравится моя старая машина? Я ее удлинил на добрых два фута. Великолепно, не правда ли? Вот только еще с передачей не совсем хорошо. Никак не удавалось взять подъем.

— Мы застряли только на несколько минут, папа, — вступилась за автомобиль Мэри.

— Ну, да ничего, — продолжал Кон. — Я и это скоро налажу. Здравствуйте! миссис Мэнсон! Вот мы и приехали все поздравить вас с Рождеством и напиться у вас чаю.

— Входите, Кон, — улыбнулась Кристин. — А перчатки у вас какие красивые!

— Рождественский подарок жены, — пояснил Кон, любуясь своими рукавицами с большими крагами. — Военного образца. Их до сих пор выпускают массами, можете себе представить! Ох, что такое случилось с дверцей?