Дневник 1892

Думал: 1) Бог учит людей страданиями, теперь голодом, как люди учат бессловесных животных: не понимает — еще 5 часов без еды. Так нас учит Бог теперь; но мы плохо понимаем. Хотим, не изменяясь, быть сытыми. Это-то и плохо.

2) Мысль шведа о том, что земля богатеет от обитания на ней всех животных, к[оторые] кормятся на ней, и беднеет от человека, п[отому] ч[то] он не только кормится, но еще и балуется над ней.

3) Надо быть по отношению воли Бога как добрая породистая кобылка, к[оторую] я выезжал. Она не вырваться хотела, не перестать служить, а только хотела догадаться, чего, какой работы я хочу от нее! Она пробовала то с той, то с 2-ой, то с 3-й ноги, то вправо, то влево, то голову вверх. Так и нам надо. Так и я желаю. Помоги. Завтра.

27 Мая. Я. П. 92. Е. б. ж.

Нынче 29 Мая. Вчера было письмо от Матв[ея] Ник[олаевича], и он сам приехал. Ноге лучше. Я собрался ехать. С[оня] мрачна, тяжела. Уж я забыл это мученье. И опять. Молился нынче о том, чтобы избавиться от дурного чувства. Писал много. Прибавил. Не совсем еще готово, но приближается к концу. Письмо о треб[ах] Хилкова.

Нынче 5 6 6 В рукописи по описке: 6 Июля 92. Ясн. Пол. Полтора месяца почти не писал. Был в это время в Бегичевке и опять вернулся и теперь опять больше 2-х недель в Ясной. Остаюсь еще для раздела. Тяжело, мучительно ужасно. Молюсь, чтоб Бог избавил меня. Как? Не как я хочу, а как хочет Он. Только бы затушил Он во мне нелюбовь. — Вчера поразительный разговор детей. Таня и Лева внушают Маше, что она делает подлость , отказываясь от имения. Ее поступок заставляет их чувствовать неправду своего, а им надо быть правыми, и вот они стараются придумывать, почему поступок нехорош и подлость. Ужасно. Не могу писать. Уж я плакал, и опять плакать хочется. Они говорят: мы сами бы хотели это сделать, да это было бы дурно. Жена говорит им: оставьте у меня. Они молчат. Ужасно! Никогда не видал такой очевидности лжи и мотивов ее. — Грустно, грустно, тяжело мучительно. Здесь Поша и Страхов. Я было кончил, но на днях — верно б[ыл] в дурном духе, стал переделывать и опять далек от конца, теперь 9—10-я главы.

Уезжая из Бегич[евки], меня поразила, как теперь часто поражают картины природы. Утра 5 ч. Туман, на реке моют. Всё в тумане. Мокрые листья блестят вблизи.

За это время думал: 1) Для нравственной жизни нужно связать свою эту жизнь со всею бесконечною жизнью, следовать закону, обнимающему не одну эту жизнь, но всю. Это делает вера в будущ[ую] жизнь. Пришло в голову, по случаю спиритов. Всё это неясно и пошло...

2) Когда проживешь долго — как я 45 л[ет] сознат[ельной] жизни, то понимаешь, как ложны, невозможны всякие приспособления себя к жизни. Нет ничего stable 7 7 [устойчивого] в жизни. Всё равно как приспособляться к текущей воде. Всё — личности, семьи, общества, всё изменяется, тает и переформировывается, как облака. И не успеешь привыкнуть к одному состоянию общества, как уже его нет и оно перешло в другое.

3) Говорил с Страховым. Как религия, кот[орая], считая себя абсолютн[ой], непогрешимой истин[ой], есть ложь, так и наука. Говорят о соединении науки и религии. 8 8 Зачеркнуто: Не было бы и подразделения этого, если бы и та и другая — не обособлялись, не считали себя непогрешимой — (не вышло) Только бы и та и другая не держались бы внешнего авторитета, и не будет разделения, а религия будет наука, и наука будет религия.

4) Я застал себя на повторении самому себе неприличного анекдота и стал искать, каким ходом мысли я пришел к этому: оказалось, что постыдное, мучающее раскаяние, воспоминание навело на мысль о том, что надо каяться. Мысль о стыде покаяния навела на воспоминание о том, как я глупо рассказал этот анекдот. Меня удивило, что я вспоминал этот анекдот, и я испугался: неужели мне приятно вспоминать это, как бывало прежде. Но по филиации мысли я добрался, что связь мыслей была нравственна. Интерес б[ыл] нравственный. И я подумал, что вся разница и жизни и художеств[енных] произведений поэзии та, что для одних связь, руководящая нить, клей, к[оторым] склеиваются одно с другим события жизни, у одних эгоистический, похотливый, у других нравственный.

5) Что такое потребность в собственности? Чтó человек стремится признавать своей собственностью? То, что ему необходимо для его жизни.

Я, кажется, ошибся, что 6. Нынче 5.

Буду писать завтра 6-е. Если б. ж. Грустно, грустно. Тяжело, тяжело. Отец, помоги мне. Пожалей меня. Я не знаю, что, как надо делать. Помоги мне. Научи любить.

[6 августа.] Страшно думать: месяц прошел. Нынче 6-е Августа. Опять был в Бегичевке. Там покончил дела. Буду продолжать отсюда. Апатия, слабость большая. 8-ая гл[ава] кончена, но над 9-й и 10-й все вожусь. И начинаю думать, что толкусь на месте. — Раздел кончен. Выписал Попова. Он живет у нас, переписывает и ждет. Страхов опять приехал. Я очень опустился нравственно. От сочинения, от мысли, что я делаю важное дело — писанье, хоть не освобождающее от обязанностей жизни, а такое, к[оторое] важнее других. Молитва стала формальностью. Тоска прошла, но энергии жизни нет. Одно утешительно: тщеславие настолько меньше, что хочется сказать, что нет. Многого не записал, а были стоящие мысли. Да, милый Горбунов был в Бегичевке. А здесь был Скороходов и Бодянский, оставили оба очень тяжелое впечатление. Скорох[одов] мил, добр, но тот весь тщеславие! Прости меня, Отец, если ошибаюсь. Ужасно то, что искупление ему нужно. Это не даром. Должна быть болячка! «С доброй жизни не полетит», и с доброй жизни не напустит этой дури себе в голову.

Думал: 1) Только и помню теперь, что я сижу в бане, и мальчик пастух вошел в сени. Я спросил: Кто там? — Я. — Кто я?— Да я. — Кто ты? — Да я же. Ему, одному живущему на свете, так непонятно, чтобы кто-нибудь мог не знать того, что одно есть. — И так всякий. Вспомню и напишу после другое.

7 А. Я. П. 92. Если буду жив.

[9 августа.] Были письма от Файнермана и Алехина о том, чтобы собраться, — собор. Какое ребячество! — Написал им ответы. Забыл написать. Они хотят того, что есть последствия того, что дает единение, т. е. чтобы мы делали бы дело Божие и были бы все вместе, без того, что это производит — одинокой работы перед Богом.

Нынче 9 А. Я. П. 92. — Вчера писал немного лучше. Собой так же недоволен: нет любви ни к чему. Правда, что меньше всего к себе, но все-таки — нет ее. Вчера за обедом маленький эпизод о грибах, запрещение собирать их, больно огорчил меня. И это мне должно быть стыдно. Много думал, но ничего не записал и не помню. Вчера читал Бабар[ыкина] Труп, очень хорош[о]. Лева приехал. С ним ничего. — Нынче писал лучше, но мало. Ходил с Сашей за грибами. Очень приятно. Вчера написал письмо Диллону, по случаю письма Лескова. Пришли Попов и Буткевич. Вечером приехала Таня и еще куча народа. Теперь играют наверху со скрипкой. Прочел повесть какой-то барыни — плохая.