Фредерик Бегбедер - Любовь живет три года

– Жан Жорж?

– Что, пупсенок?

– Не мели ерунды. Еще по стаканчику?

– О'кей, если платишь ты.

– Жан Жорж, можно, я задам тебе один вопрос?

– Валяй.

– Ты когда нибудь страдал от любви?

– Нет, ты же знаешь. Я никогда не влюблялся. Это мое самое большое несчастье.

– Иногда я тебе завидую. Я вот никогда не влюблялся НАВСЕГДА, это хуже.

Он молчит, и я начинаю жалеть, что задал этот вопрос. Его глядящие в сторону глаза подергиваются пеленой. Голос звучит на октаву ниже:

– Прекрати путать роли, охламон. Это я тебе завидую, и ты это прекрасно знаешь. Я то страдаю с рождения. А ты сейчас впервые узнал боль, которую хотелось бы испытать мне. Давай сменим тему, пожалуйста.

Ну вот, мое несчастье к тому же заразно. Теперь мы оба в миноре, с чем нас и поздравляю.

– Ты думаешь, я негодяй?

– Да нет же, нет. Ты еще только учишься, ты всего лишь любитель, мой сладкий. У тебя еще все впереди. А вот…

– Что – вот?

– А вот на самом деле ты – блудливый гомик, и я тебе сейчас в эту дырку засажу!

С этими словами он, шельмец, хватает меня в охапку, мы скатываемся на пол, опрокинув стол, стаканы, кресла, и ржем вовсю, а бармен тем временем лихорадочно ищет в телефонном справочнике номер скорой психиатрической помощи больницы Святой Анны.

Ну вот, произошла ужасная вещь: я перестал снимать на ночь носки. Надо что то делать, а то, глядишь, скоро начну пить собственную мочу. Я ворочался в постели, из головы не шли слова Жан Жоржа. А что, если он прав? Надо позвонить Анне. В конце концов, если Алиса не хочет жить со мной, может, я зря развелся? Еще не все потеряно: многие снова влюбляются в своих бывших на другой день после развода. Взять хотя бы Аделину и Джонни. Нет, плохой пример. Ну у… Лиз Тейлор и Ричарда Бартона. Тоже не лучше.

Я могу вернуть Анну. Мне нужно вернуть Анну. Все еще поправимо. Мы не все испробовали. Мы испробуем все. Мы ни о чем не говорили, щадя друг друга, так и расстались, ничего друг другу не сказав. Мы снова будем вместе, и еще посмеемся, вспоминая наш разрыв. Подумаешь, невидаль!

Нет, если подумать, то как раз невидаль. Раньше браки было не разрушить такими интрижками. Сегодня браки СТАЛИ интрижками. Общество, в котором мы родились, основано на эгоизме. Социологи называют это индивидуализмом, хотя есть объяснение попроще: мы живем в обществе одиночества. Нет больше семей, нет деревень, нет Бога. Наши предки избавили нас от всего лишнего, а взамен включили телевидение. Мы предоставлены самим себе и не способны заинтересоваться чем бы то ни было, кроме собственного пупа.

Все же у меня родился план. Я очень надеялся, что не придется прибегать к этой крайней мере, но отъезд Алисы с мужем требует ответного удара ядерной силы. На сей раз спрячем подальше чувство собственного достоинства. Мой план – позвонить Анне. Я берусь за телефон с улыбкой – дьявольской, хотелось бы верить, а на самом деле – всего лишь смущенной.

– Сколько же мы не виделись? – спросил я Анну, потянув на себя столик, чтобы она смогла сесть на банкетку. Раньше в этом же ресторанчике мы любили ужинать, сидя рядышком, но раньше – это раньше, а сегодня мы сидим друг против друга.

Она с любопытством смотрит на меня, прежде чем ответить:

– Четыре месяца, одну неделю, три дня, восемь часов и (она говорит это, глядя на часы) шестнадцать минут.

– И сорок три секунды, сорок четыре, сорок пять…

Поначалу мы говорим о чем придется, обо всем, что позволяет избежать главного: о нашей работе, о наших друзьях, о наших воспоминаниях. Как будто всего, что произошло, просто не было. Но Анна не слепая, видит, что мне плохо, и ей тоже плохо оттого, что не она этому причиной. Она нервничает и за десертом начинает меня потихоньку доставать.

– Ну ладно, ты ведь не для того меня пригласил, чтобы посплетничать о старых друзьях. Что ты хочешь мне сказать?

– Ну… Дома остались твои вещи, я подумал, может, ты бы зашла их забрать. А заодно мы могли бы провести вместе уик энд и посмотреть, вдруг…

– Чего? У тебя что, с головкой плохо? Мы развелись, забыл? Я отлично вижу, что ты влюблен не в меня, и потом, черт, я тебе не кукла, захотел – поиграл, захотел – бросил!

– Тс с! Не так громко… Я обращаюсь к соседям по столу.

– Мы разведены, я предложил ей куда нибудь съездить на уик энд, а она отказалась. Вот так, теперь вы все знаете. Можете больше не слушать? Или вам с этой мымрой, что сидит напротив, так дерьмово живется, что обязательно слушать про чужую жизнь?

Сосед вскакивает, я тоже, наши женщины нас растаскивают, в общем, какой никакой экшн в этой книжке есть. Потом я расплачиваюсь по счету, и мы выходим из ресторана. На улице еще темнее, чем раньше. Мы идем и смеемся. Я прошу у нее прощения. Она говорит: ничего. Похоже, ей этот разрыв дался легче, чем мне.

– Марк, слишком поздно. Ничего уже не вернуть. Я люблю другого человека, ты тоже – нам больше нечего делать вместе.

– Знаю, знаю, я смешон… Я думал, что мы могли бы еще раз попробовать… Ты точно не хочешь, чтобы я тебя проводил?

– Нет, спасибо, я возьму такси… Марк, я дам тебе один совет на будущее. В отношениях с женщинами тебе надо научиться ставить себя на их место.

А потом, когда уже пора прощаться, вдруг прошибают эмоции. Мы сдерживаем слезы, но они все равно льются, только внутри, под нашими лицами. Ее детский смех – больше я его не услышу. Тот, другой, будет слушать его вместо меня, если ей с ним весело. Анна стала чужой. Мы расстаемся, чтобы идти разными путями, каждый в свою сторону. Анна садится в такси, я тихонько захлопываю дверцу, она улыбается мне из за стекла, и машина трогается… В хорошем кино я побежал бы за ее такси под дождем, и мы упали бы в объятия друг другу у ближайшего светофора. Или она вдруг передумала бы и умоляла бы шофера остановиться, как Одри Хэпберн– Холли Голайтли в финале «Завтрака у Тиффани». Но мы не в кино. Мы в жизни, где такси едут своей дорогой.

Мы покидаем сначала родительское гнездо, а потом, бывает, и свое первое семейное гнездо тоже, и всегда при этом ощущаем одну и ту же боль, потому что чувствуем себя навсегда осиротевшими.

Супруги ужинают, любовники обедают. Если увидите парочку в бистро в полдень, попробуйте щелкнуть фотоаппаратом – нарветесь на неприятности. Попробуйте сделать то же самое с другой парочкой вечером – вам улыбнутся и примут картинные позы под вашей вспышкой.

Вернувшись после супружеских каникул, Алиса позвонила мне. Хорошенько поставив себя на ее место, вообразив, что происходит в ее головке, я холодно предложил вместе пообедать.

– Я принесу проектор для слайдов.

Она не нашла меня забавным, и слава богу, потому что я не собирался ее забавлять. Едва придя, она клянется мне, что это было ужасно, уверяет, что они ни разу не занимались любовью, но я перебиваю ее: