Пелам Вудхаус - Фамильная честь Вустеров. Держим удар, Дживс! Тысяча благодарностей, Дживс!

— Нет, не пригрозил.

— Ты взял его за жабры, как селедку?

Я согласился, что эта идея не приходила мне в голову.

— То есть ты абсолютно ничего не сделал, — сказала она, и, поразмыслив, я присоединился к ее мнению. Как ни странно, в подобных оплошностях не отдаешь себе отчета сразу. Только сейчас я осознал, что практически ничем не ответил на разглагольствования Бингли. Да будь я хоть упоминавшимся уже здесь глухим аспидом, мой вклад в разговор вряд ли мог быть меньшим.

Тетя Далия встала с шезлонга. Она не скрывала досады. Со временем обида, конечно, уляжется, и тетушка снова будет любить своего Бертрама, но сейчас приходилось мириться с охлаждением в наших отношениях. Она мрачно сказала:

— Делать нечего, пойду сама.

— Вы собираетесь идти к Бингли?

— Да, я собираюсь идти к Бингли, и я собираюсь поговорить с ним, и если потребуется — взять его за жабры…

— Как селедку?

— Да, как селедку, — сказала она со спокойной уверенностью, точно с пеленок только тем и занималась, что брала селедок за жабры. — Вперед, на Ормонд-креснт, 5!

События в Маркет-Снодсбери и его окрестностях так глубоко затронули мое сознание, что только через десять минут после ухода тети Далии я спохватился насчет Бастебла и пожалел, что не предупредил ее. Этот ревностный слуга Руперта Бингли получил указание никого не пускать к высокой особе, и у меня не было оснований полагать, что он пренебрежет служебным долгом ради старой прародительницы. Он не будет применять физическую силу — да это было бы и неразумно по отношению к спортсменке, — он просто не скажет ей: «Соблаговолите пройти, сударыня» — и таким образом вышвырнет ее, по выражению мамаши Мак-Коркадейл, поганой метлой. Я предвидел, что она возвратится через четверть часа, огорошенная и уничтоженная.

Я оказался прав. Минут через двадцать, когда я читал Рекса Стаута, которого она использовала как метательное оружие, у входа в дом послышалось пыхтение, и вскоре я увидел приближение тетушки — ни дать ни взять вымеренное шествие святого вокруг жилища с пристройкой. Куда менее проницательный человек, чем я, понял бы, что ей пришлось иметь дело с Бастеблом.

Возможно, вежливей было бы промолчать, но я чувствовал, что ситуация требует слов.

— Ну как, успешно? — спросил я.

Она опустилась в шезлонг, все еще продолжая кипеть. Она ткнула кулаком подушку, и было видно, что ей хотелось, чтобы на месте подушки оказался Бастебл. Он был как раз из тех, по ком плачет, я бы даже сказал, ревмя ревет, палка.

— Нет, — сказала она. — Я не смогла войти.

— Почему? — лицемерно поинтересовался я.

— Амбал-дворецкий захлопнул дверь у меня перед носом.

— Сочувствую.

— Я даже не успела просунуть ногу в дверь.

— В таких случаях нельзя зевать. Тут надо действовать молниеносно. Странно, что меня дворецкий пустил. Наверно, на него подействовал мой вид, преисполненный спокойного достоинства. Ну, и что же вы сделали?

— Ушла. Что тут можно было сделать?

— Понимаю. Задача не из легких.

— И что самое обидное: я была уже решительно настроена подкатиться сегодня насчет денег к Л. П. Ранклу. У меня было такое чувство, что сегодня — благоприятный день. Но похоже, началась полоса невезения, и, пожалуй, будет лучше отложить этот разговор.

— То есть не ковать железо, пока горячо?

— Возможно, оно еще недостаточно горячее.

— Что ж, вам видней. Но знаете, — сказал я, возвращаясь к главной теме, — для ведения переговоров с Бингли лучшего посредника, чем Дживс, нам не найти. Это дело следовало поручить ему. В то время как я немею в присутствии Бингли, а вы не можете даже попасть в дом, он и в дом войдет, и наговорит с три короба, прежде чем вы успеете открыть рот. Кроме того, у него есть дополнительное преимущество: Бингли, кажется, питает к нему слабость. Он считает, что Дживс — киса.

— А что значит «киса»?

— Не знаю, но это что-то, от чего Бингли без ума. Когда он говорил, что Дживс киса, в его голосе слышался неподдельный восторг. Вы сказали Дживсу, что клубная книга у Бингли?

— Да, сказала.

— Как он воспринял это известие?

— Ты же знаешь, как Дживс может воспринять известие. Одна его бровь чуть приподнялась, и он сказал, что потрясен и изумлен.

— Для него это бурная реакция. Обычно он ограничивается фразой: «Очень огорчительно».

— Странно, — сказала пожилая родственница, задумавшись, — но когда я отъезжала в машине, мне показалось, что я видела Дживса, выходящего из дома Бингли. Хотя я не уверена, что это был он.

— Скорее всего он. Узнал от вас о клубной книге и, не мешкая, отправился к Бингли. Интересно, он уже вернулся?

— Вряд ли. Я ехала, а он шел пешком. Он не успел бы так быстро.

— Я вызову Сеппингса и спрошу у него. А, Сеппингс, — сказал я, когда он пришел по моему звонку. — Дживс дома?

— Нет, сэр. Он ушел и еще не вернулся.

— Будьте добры, когда он вернется, скажите ему, что я хотел его видеть.

— Слушаюсь, сэр.

Я думал спросить его, не был ли Дживс, когда уходил, похож на того, кто направляется на Ормонд-креснт, 5, но, решив, что такой вопрос может оказаться слишком трудным для Сеппингса, я снял его. Сеппингс удалился, и какое-то время мы сидели и разговаривали о Дживсе. Потом, осознав, что мы занимаемся только толчением воды в ступе и что наша беседа будет совершенно беспредметной, до тех пор пока не вернется Дживс, мы снова заговорили о Л. П. Ранкле. Во всяком случае, о нем заговорила пожилая родственница, и я задал ей вопрос, который еще раньше пришел мне в голову.

— По вашим словам, вы чувствовали, — сказал я, — что сегодня — благоприятный день, чтобы подкатиться к Ранклу. Отчего вам так казалось?

— Я судила по тому, как Л. П. Ранкл уписывал кушанья за обедом, и по тому, как он потом говорил о них. С умилением, другого слова не подберешь, и я не вижу в этом ничего удивительного. Анатоль превзошел самого себя.

— Сюпрем из гусиной печенки с шампанским?

— И «Альпийские перлы и снега».

При мысли о яствах Анатоля я испустил немой вздох. Отбросы, которыми я осквернил свой желудок в закусочной, скорее походили на смертельную отраву. Загородные закусочные в большинстве своем не дают поводов для критики, но мне, к несчастью, попалось заведение, содержателем которого был какой-то отпрыск семейства Борджиа. Во время еды я подумал, что если бы Бингли угостил здесь своего дядю обедом, ему не пришлось бы тратить силы и деньги, добывая малоизвестные азиатские яды.

Я уже хотел рассказать все это старой родственнице, надеясь на ее участие, но тут дверь отворилась, и вошел Дживс. После деликатного хыканья, похожего на откашливание дряхлой овечки на окутанной туманом вершине горы, он сказал:

— Вы хотели меня видеть, сэр?