Vika Varlei - Nakazanie

В один с ним класс попала и Люда Коновалова, но почему то это не доставляло Ване тревог. Учеба давалась ему легко, - он часто получал в тетрадь «звездочки». Иногда его мягко журили за отсутствующий взгляд, устремленный к небу и рассеянность. Мама по вечерам проверяла уроки, радовалась успехам мальчика, - к тому же, ночное недержание происходило все реже. Отец учебой сына не интересовался, но пригрозил, что за двойки ему влетит. А Ваня изо всех сил старался, чтобы заслужить еще одну «звездочку» и похвалу от любимой учительницы.

Учебный год пролетел, как один день. К окончанию года Елена Васильевна сообщила, что в связи с замужеством переезжает в другой город. Принесла на прощание несколько шоколадных тортов. Потрепала своих цыплят по макушкам, наказала хорошо учиться и слушаться нового преподавателя.

Глава 15

На вокзале стоял гул. Все скамейки с облупившейся краской были заняты. Спящие, скрюченные тела, ноги в застиранных носках, стоптанные ботинки, грязные сумки… Кто-то читал журнал с неприязнью поглядывая на часы с вяло бегущей стрелкой. Поняв, что пристроиться к кому-нибудь на лавку не удастся, Смирнов расстелил припасенную газету прямо в проходе, втиснулся меж горы сумок более удачливых соседей. Усталость двух дней переездов и перебросок давала о себе знать; мучительно ломило ноги, шею, поясницу. В желудке со вчерашнего дня пережаренный чебурек вызывал изжогу. Он несколько раз покрутился с боку на бок. Наконец, дремота утянула его в гнетущую пустоту…

- Эй, ты! Ты че тут-то лежишь как пес? Вон, сколько места!

Бездна сна вытолкнула его наружу женским грубоватым голосом. Он приподнял голову с затекшей руки, огляделся, - на соседней скамейке сидела женщина в ярко желтом пуховике, облегающих лосинах под питона и грязно-белого цвета кроссовках.

- Че смотришь? Говорю, - вон сколько места! Ложись где хочешь!

Народу действительно поубавилось. Он кивнул, устроился удобнее на освободившейся скамье и снова задремал. Сон длился больше часа. Когда Смирнов открыл глаза, женщина все еще была рядом и ее недвусмысленный взгляд устремлен прямо на него. Немного подумав, он принял вертикальное положение, вежливо указал на место рядом с собой. Женщина, тряхнув короткими обесцвеченными волосами, тут же подсела со словами:

- Ты прям сама любезность! Меня Ольга звать. А тебя?

Они шли молча сначала вдоль рельс, затем свернули на протоптанную дорогу. На много миль вокруг не было ни души. Ощущение потерянности во времени и пространстве накатывало волной мягко, но настойчиво. Вокруг - только лес и его тайная жизнь. Каждый кружащийся в воздухе листок будоражил тишину, и его смерть откликалась эхом в каждом уголке. Ольга тяжело перепрыгнула через обломанный сук, игриво кивнула в сторону небольшой поляны.

- Может, туда?

Нажимая на носок, ее спутник не уверенно прошагал к центру. Потом остановился и уточнил:

- Здесь?

- Давай! Курить хочу. У тебя есть?

- Не курю я… Слежу за здоровьем…

Чуть подумав, Смирнов попытался улыбнуться. Ольга же подошла вплотную, пошарила рукой у него между ног.

- Ты меня сюда привел лекции читать или что? Как поживает наш воробушек?

Он мигом оттолкнул ее руку и его ответ прозвучал развязно, с хрипотцой:

- Думаешь, я не умею баб уделывать?

Он неуклюже повалил ее, грубо схватил за грудь, затем затеребил собачку на молнии штанов… Первый раз - осечка. Второй - тоже. Он хмуро предложил попробовать еще, пряча потерянный, потухший взгляд, но Ольга уже поднималась с земли. Она отряхнулась от налипшей травы и недовольно выдала:

- Вот, козел! Перлась сюда почти час... Делать мне больше нечего? Если машинка не работает, так бы сразу и говорил! Ни машины, ни машинки…

«Ни … шинки…» - язвительно вторило эхо. До мужского слуха невнятно донеслось:

- Бл… ну и мужики пошли! Да тебя и мужиком-то назвать сложно…

С ее губ сорвался легкий смешок. Ольга повернула голову назад, выискивая на спине прилипшую грязь и не заметила, как пружиной вскочил на ноги ее спутник. Лишь стала понятна на мгновенье тупая боль, тяжесть и, оглушенная, она упала лицом в грязь. Камень еще несколько раз зло вонзился в голову, раскроив череп. Все стихло.

Смирнов нервно огляделся. От мысли, что на много миль вокруг действительно никого нет, стало немного спокойнее. Пытаясь унять дрожь и отдышаться, он перевернул тело. Пристально вгляделся в испорченное землей, помадой и алкоголем лицо. И эта шалава, которая в жизни ни одной книжки в руки не брала, посмела его так унижать? Посчитала себя выше него? Он несколько раз жестко пнул ее в живот. В лицо. Зачем то потянулся к портфелю, но открыв его, понял зачем, - внутри лежал складной нож. Он щелкнул ножом и замер. Ком из обиды и презрения стоял в горле и душил, требуя выхода. Он еще раз огляделся и несмело полоснул Ольгу ножом по лицу. Только через несколько мгновений показалась кровь. Смирнов вытер липкий пот со лба и почувствовал, как вместе с этой кровью из него будто вышла частица душевной боли. Он увереннее и глубже ударил жертву в лицо, в грудь и неожиданно вся агрессия на судьбу, на унижения хлынула лавиной, сметая, словно щепки хлюпкие барьеры. Боль внутри утихала, а грудь Ольги превращалась в кровавое месиво. Решительно сорвав трусы с женщины, он руками разодрал ее гениталии, но этого показалось мало. Месть душила и требовала выхода ,а нож уже нетерпеливо шарил по женскому телу. Несколько плавных движений и от огромной груди отделилась кроваво-красная масса. Немного подумав, он несколько раз деловито воткнул во влагалище нож со словами: «Нравится, сука? Так хочешь? Или так? Или я опять не мужик?» И этого показалось мало. Он прицелился и ударил в глаз. Попал! Удовольствие разрушения опьяняло, волновало до дрожи каждую клетку его существа. Сейчас можно! Сейчас ему все можно! Он вырезал матку и опустил в еще теплое лоно обе руки. Ощущение восторга и странного раздражения пронзало с макушки до пят, - он готов грызть зубами эту плоть, рвать ее, терзать, казалось, бесконечно… Страх перед женщиной, страх быть отвергнутым, осмеянным куда-то исчез. Осознание победы и небывалой легкости поднимало на вершину Олимпа. Мелькнула фраза из прочитанной недавно книги о том, как победители вырезали сердца своих врагов и ели их. Как он их сейчас понимал!

Наступила долгожданная эрекция, - Смирнов с удовольствием расстегнул ширинку, немного повозился на еще теплом теле и кончил. Затем вытерся о влажную листву. Ноги кое-как пошвыряли лесной мусор на обезображенный труп, туда же полетела пара сучьев. Холодный рассудок убеждал тщательнее скрыть следы, все спрятать, уничтожить, но он уже ничего не мог, да и не хотел. Никогда в жизни он еще не испытывал такой свободы!