Джордж Элиот - Мидлмарч

Нечто весьма привлекательное проглядывало сейчас в его облике. Казалось несомненным, что он осуществит все свои замыслы.

От его темных глаз, от губ, от лба веяло безмятежным спокойствием, свидетельствующим, что он погружен в тихое раздумье, что его ум не ищет, а созерцает, и созерцаемое отражалось в глазах.

Спустя немного времени Розамонда встала из-за фортепьяно и опустилась в кресло возле дивана, лицом к мужу.

— Достаточно с вас музыки, милорд? — спросила она с шутливым смирением, сложив руки перед грудью.

— Да, если ты устала, милая, — нежно ответил Лидгейт и обратил к ней взгляд, но не пошевелился. Присутствие Розамонды в эту минуту произвело не больше действия, чем вылитая в озеро ложечка воды, и женским инстинктом она сразу это угадала.

— Чем ты озабочен? — спросила она, наклоняясь к самому лицу мужа.

Он вынул руки из-под головы и нежно положил их ей на плечи.

— Думаю об одном замечательном человеке, жившем триста лет назад. Будучи примерно в моем возрасте, он открыл в анатомии новую эру.

— Не знаю, кто это, — сказала, покачав головой, Розамонда. — У миссис Лемон мы играли в отгадывание великих людей, но только не анатомов.

— Я скажу тебе кто. Его имя Везалий. Чтобы как следует изучить анатомию, ему пришлось похищать с кладбищ и с виселиц трупы.

— Ой! — сказала Розамонда с брезгливой гримаской. — Очень рада, что ты не Везалий. По-моему, он мог бы избрать менее кошмарный способ.

— Не мог, — ответил Лидгейт, увлекшись и не обращая большого внимания на жену. — Чтобы составить полный скелет, он выбрал единственный имевшийся в его распоряжении путь: выкрадывал глубокой ночью кости казненных на виселице преступников, зарывал их в землю и по частям переносил домой.

— Надеюсь, он не принадлежит к твоим любимым героям, — полуигриво, полувстревоженно сказала Розамонда. — А то ты еще повадишься по ночам на кладбище святого Петра. Помнишь, ты рассказывал, как все на тебя рассердились из-за миссис Гоби. У тебя и так уже достаточно врагов.

— У Везалия их тоже было много, Рози. Стоит ли удивляться, что мне завидуют ваши старозаветные лекари, если величайшие врачи негодовали на Везалия, так как верили Галену, [154] Гален Клавдий (130–200) — древнеримский врач и естествоиспытатель, крупнейший теоретик античной медицины, считавшийся непререкаемым авторитетом вплоть до эпохи Возрождения. а Везалий доказал, что Гален заблуждался. Они называли его лжецом и мерзким отравителем. Но Везалий располагал данными о строении человека и разбил противников в пух и прах.

— А что с ним было потом? — спросила с некоторым интересом Розамонда.

— Ему пришлось бороться всю жизнь. Однажды его рассердили так сильно, что он сжег многие свои работы. Потом он попал в кораблекрушение на пути из Иерусалима в Падую, где ему предлагали должность профессора. Умер он в бедности.

Немного помедлив, Розамонда сказала:

— Знаешь, Тертий, я часто жалею, что ты занимаешься медициной.

— Полно, Рози, не надо так говорить, — сказал Лидгейт, привлекая ее к себе. — Это все равно, как если бы ты сожалела, что не вышла за другого человека.

— Вовсе нет, ты такой умный, ты мог бы заниматься чем угодно. Все твои куоллингемские кузены считают, что, выбрав такую профессию, ты поставил себя ниже их.

— К черту куоллингемских кузенов! — презрительно ответил Лидгейт. Говорить тебе такие вещи могут лишь наглецы вроде них.

— И все-таки, — сказала Розамонда, — мне твоя профессия не кажется приятной, милый мой. — Мы уже знаем, что Розамонда мягко, но упорно всегда стояла на своем.

— Это величайшая из всех профессий, Розамонда, — серьезно сказал Лидгейт. — И говорить, что, любя меня, ты не любишь во мне врача, все равно что утверждать, будто тебе нравится есть персики, но не нравится их вкус. Не говори так больше, дорогая, ты меня огорчаешь.

— Отлично, доктор Хмурый-Лик, — сказала Рози, выставляя напоказ все свои ямочки. — Впредь я буду во всеуслышание объявлять, что обожаю скелеты, похитителей трупов, всякую гадость в аптечных пузырьках, буду подбивать тебя со всеми перессориться, а умрем мы в нищете.

— Нет, нет, нет, все вовсе не так скверно, — сказал Лидгейт и, смирившись, прекратил спор и приласкал жену.

В то время как Лидгейт, счастливый супруг и глава новой больницы, вел борьбу за медицинскую реформу против Мидлмарча, Мидлмарч все явственнее ощущал общенациональную борьбу за реформу другого рода.

Когда палата общин начала обсуждать предложение лорда Джона Рассела, [155] Рассел Джон (1792–1878) — английский политический деятель; в марте 1831 г. внес в парламент билль об избирательной реформе. в Мидлмарче снова ожил интерес к политике и наметилась новая ориентация партий, что сулило в случае еще одних выборов совсем иную расстановку сил. Некоторые уверяли, что новые выборы неизбежны, поскольку при нынешнем парламенте билль о реформе не пройдет. Именно на это обстоятельство сослался Уилл Ладислав, поздравляя мистера Брука с тем, что тот воздержался от выступлений во время последней предвыборной кампании.

— Сейчас все будет произрастать и созревать, как в год кометы, — сказал Уилл. — Вопрос о реформе поставлен, и общественные страсти раскалятся до температуры комет. Вполне вероятно, вскоре состоятся выборы, и к тому времени Мидлмарчу не мешало бы обзавестись кое-какими новыми идеями. Сейчас нужно как можно больше внимания отдавать «Пионеру» и политическим митингам.

— Совершенно верно, Ладислав; общественное мнение надо воспитывать, сказал мистер Брук, — но знаете ли, мне нежелательно связывать себя с реформой, не хочется заходить слишком далеко. Я, знаете ли, предпочту пойти путем Уилберфорса и Ромильи, я не прочь заняться вопросами, связанными с освобождением негров, уголовными законами… чем-то в этом роде. Но Грея я, разумеется, поддержу.

— Если вы причисляете себя к сторонникам реформы, вы не можете быть независимым от обстоятельств, — сказал Уилл. — Если каждый станет отстаивать только свои интересы, ни с кем не считаясь, все у нас пойдет прахом.

— Да, да, согласен с вами… я разделяю вашу точку зрения. Я бы сформулировал это таким образом: Грея я, знаете ли, поддержу. Но я не желаю изменять суть конституции, и думаю, Грей тоже не желает.

— Но этого желает страна, — сказал Уилл. — Иначе какой смысл в политических союзах и в иных формах движения сознательных граждан. Они требуют, чтобы в палате общин заседали не одни лишь депутаты от землевладельцев, а представители различных слоев общества. Ратовать за реформу без этого все равно что выпрашивать горстку снега, когда на тебя движется снежная лавина.