Айн Рэнд - Источник. Книга 1

Прочитав это, она улыбнулась и подумала: «Если бы они знали… эти люди из прежней жизни, с их трепетным преклонением передо мной… Меня изнасиловали. Изнасиловал какой-то рыжий бандит из каменоломни… Меня, Доминик Франкон!» При всем острейшем чувстве унижения, эти слова дарили ей наслаждение, равное тому, которое она испытала в его объятиях.

Мысли эти не покидали ее, когда она шла по дороге, проходила мимо людей, а люди склоняли головы перед ней — владычицей всего городка. Ей хотелось кричать об этом во всеуслышание.

Дни летели, и она не замечала их. Она радовалась собственной непонятной отстраненности, тому, что осталась наедине со словами, которые неустанно повторяла про себя. Однажды утром, стоя на лужайке в саду, она поняла, что прошла неделя и что за всю неделю она ни разу не видела его. Развернувшись, она быстро зашагала через лужайку к дороге. Она направлялась в каменоломню.

Она не спеша шла с непокрытой головой по солнцепеку весь долгий путь к карьеру. Не было необходимости спешить. Это было неизбежным. Снова увидеть его… Конкретной цели у нее не было. Потребность была так сильна, что невозможно было говорить о цели… Может быть, после… В ее сознании смутно проступало многое, что ей довелось пережить, — ужасное, очень важное, но главным было одно, только одно — еще раз увидеть его…

Она подошла к карьеру и осмотрелась — медленно, внимательно, тупо. Тупо потому, что мозг ее не мог вместить в себя невосполнимость того, что ей открылось: она сразу поняла, что его здесь нет. Работа шла полным ходом, солнце стояло высоко, рабочий день был в самом разгаре, не видно было ни одного незанятого человека, но его не было среди них. Она долго стояла оцепенев. Затем она увидела управляющего и махнула ему, чтобы он подошел.

— Добрый день, мисс Франкон. Отличный денек, мисс Франкон, не правда ли? Как будто опять середина лета, а ведь все же осень не за горами; да, осень уже наступает, взгляните на листья, мисс Франкон.

Она спросила:

— У вас здесь был рабочий… мужчина с очень яркими рыжими полосами. Где он?

— Ах да. Этот. Он уехал.

— Уехал?

— Ну да. Уволился и уехал в Нью-Йорк, по-моему. Очень неожиданно.

— Когда — неделю назад?

— Нет, что вы. Только вчера.

— Скажите, как… — Она остановилась. Она собиралась спросить, как его зовут. Но вместо этого спросила: — Почему здесь вчера работали до позднего вечера? Я слышала взрывы.

— Выполняли особый заказ для клиента мистера Франкона. Здание «Космо-Злотник». Слыхали, наверное? Спешная работа.

— Да… понятно.

— Я сожалею, что это вас побеспокоило, мисс Франкон.

— Нет, вовсе нет.

Она ушла. Она так и не спросила его имени. В этом был ее последний шанс вновь обрести свободу.

Она шла стремительно, чувствуя внезапное облегчение. Она удивилась, почему не замечала, что не знает его имени, и почему ни разу не спросила его об этом. Может быть, потому что узнала о нем все, что нужно было знать, с первого взгляда. Она подумала, что в Нью-Йорке невозможно разыскать безымянного рабочего. Значит, можно быть спокойной. Вот если бы она знала его имя, то уже сейчас была бы на пути в Нью-Йорк.

Дальше все просто и понятно. Главное, никогда не пытаться разузнать его имя. Ей дарована отсрочка. Дарован шанс бороться. Она поборет это в себе, или это поборет ее. Если она будет побеждена, она спросит, как его зовут.

Когда Питер Китинг вошел в кабинет, открывающаяся дверь издала высокий трубный звук. Она распахнулась перед ним будто сама по себе — как при приближении человека, перед которым все двери должны открываться именно таким образом.

Его рабочий день в конторе начинался с газет. Внушительная их пачка, сложенная секретарем на столе, уже поджидала его. Он с удовольствием читал все новое, что появлялось в печати о строительстве здания «Космо-Злотник» или о фирме «Франкон и Китинг».

В сегодняшних утренних газетах о них не упоминалось, и Китинг хмурился. Он заметил, тем не менее, статью об Эллсворте М. Тухи. Это была ошеломляющая статья. Умер известный филантроп Томас Л. Фостер, который оставил скромную сумму в сто тысяч долларов Эллсворту М. Тухи — «моему другу и духовному наставнику в знак признательности его благородному уму и подлинной преданности человечеству». Эллсворт принял наследство и тотчас передал его, не истратив ни цента, в Центр социальных исследований, передовое учебное заведение, где он читал лекции по курсу «Искусство как социальный феномен». Его объяснение было очень простым: он не верит в такой институт, как частное наследование. От дальнейших объяснений он отказался. «Нет, друзья мои, — сказал он, — не стоит больше об этом. — И прибавил, проявляя свою очаровательную способность смягчать серьезность собственных слов: — Мне нравится предаваться роскоши комментировать только интересные темы. Я не считаю свою особу одной из таких тем».

Питер Китинг прочел статью. И так как он знал, что подобного поступка не совершит никогда в жизни, он чрезвычайно им восхищался.

Потом он подумал в привычном приступе раздражения, что так и не сумел познакомиться с Эллсвортом Тухи. Тухи отправился в турне с лекциями вскоре после решения комиссии конкурса

«Космо-Злотника», и вот теперь, после самой блестящей награды, которую он когда-либо получал, отсутствие одного человека, с которым он больше всего хотел встретиться, обесценивало все его достижения. За все это время в колонке, которую вел Тухи, не появилось даже упоминания о Китинге. И в это утро Питер с надеждой обратился к колонке «Вполголоса» в «Знамени». Но сегодня «Вполголоса» была вся посвящена «Песням и прочему» и стремилась доказать превосходство народных песен над всеми другими видами музыкального творчества и хорового пения — над любой другой манерой исполнения.

Китинг отбросил «Знамя». Он встал и возбужденно заходил по кабинету, ибо пришло время подумать о гложущей его проблеме. Вот уже которое утро он все откладывал ее решение. Она была связана с выбором скульптора для здания «Космо-Злотник». Несколько месяцев назад заказ на сооружение гигантской статуи «Трудолюбие», предназначавшейся для установки в главном вестибюле здания, был отдан — предварительно — Стивену Мэллори. Это решение озадачило Китинга, но оно принадлежало мистеру Злотнику, поэтому Китинг одобрил его. Он встретился с Мэллори и сказал ему: «…в знак признания ваших выдающихся способностей… конечно, у вас нет имени, но оно у вас появится после получения такого заказа, как мое здание, что не часто случается».

Мэллори ему не понравился. Глаза Мэллори были подобны черным провалам тлеющего пожара, и Мэллори ни разу не улыбнулся. Ему было двадцать четыре года, однажды уже состоялась выставка его работ, но заказами его не баловали. Его работы были необычны и чересчур агрессивны. Китинг запомнил, что как-то написал о них в рубрике «Вполголоса» Эллсворт Тухи: «Скульптуры мистера Мэллори были бы весьма замечательны, если бы можно было забыть гипотезу о сотворении мира и человека Господом. Если бы эту работу доверили мистеру Мэллори, возможно, он смог бы справиться с ней лучше, чем Всемогущий, если судить по тому, что он выдает в камне за человеческое тело. Или все же не смог бы?»