Чарльз Паллисер - Квинканкс. Том 2

— Ба, мисс Генриетта! — воскликнул джентльмен. — Вот уж не ожидал встретить вас на прогулке в первый день Рождества — одну, да еще в такую погоду!

Он стоял, насмешливо улыбаясь: привлекательный мужчина сорока с небольшим лет, в великолепном сером рединготе из мериносовой шерсти и гессенских сапогах. Он скользнул взглядом по моему лицу, когда я почтительно дотронулся пальцами до лба.

— Добрый день, сэр Томас, — зардевшись, ответила Генриетта. — Мне захотелось подышать свежим воздухом.

— В такой вечер? Моросит дождь и туман сгущается!

— Действительно, потому я и собралась уже обратно.

— Надеюсь, ибо ваша гувернантка наверняка уже беспокоится, хотя она не столь заботлива — да и не столь очаровательна, — как восхитительная мисс Квиллиам. Позвольте мне проводить вас до Брук-стрит. Ваш слуга может пойти вперед.

Генриетта согласилась, и я отдал мужчине зонтик и, быстро поклонившись пару раз, поспешил к дому.

Множество вопросов теснилось в моем уме, и потому, достигнув Парк-лейн, я решил пойти помедленнее, чтобы получить время хорошенько обо всем поразмыслить. Могу ли я доверять Генриетте? Отважусь ли рассказать ей, что замышляю поступок, который разорит и лишит положения в обществе ее опекунов? Мне впервые пришло в голову, что мой замысел может показаться низким и постыдным человеку, не знающему того, что известно мне. Одновременно я задавался вопросом, кто такой этот джентльмен, повстречавшийся нам, и слышал ли он наш разговор.

Я прошел в дом через конюшню и задний двор и вернулся в судомойню. При моем появлении Бесси, чистившая очередную кастрюлю, обернулась и дернула головой:

— Мистер Уилл.

Решив, что он требует обратно сюртук, я проследовал в столовую для прислуги. Там я увидел, что Боб крепко спит на одной из скамей, и заметил также, что остальные смотрят на меня с интересом.

Уилл смерил меня пытливым взглядом и сказал:

— Ну, Дик, не знаю, что ты там натворил, но старая кошка вызывает тебя. Ты должен пойти к ней сейчас же.

В первый момент я подумал, что сэр Томас доложил ей, что видел Генриетту разговаривающей со мной, но потом решил, что в таком случае, безусловно, в дело встряла бы гувернантка, а не мисс Лидия. Я поднялся по задней лестнице на второй этаж, прошагал по коридору и постучал в дверь.

Когда я вошел, старая леди сидела в своем кресле и пристально смотрела на меня со странным выражением: своего рода сдержанным волнением, смешанным со страхом.

Мы смотрели друг на друга довольно долго — я успел бы сосчитать до десяти, — а потом она промолвила:

— Джон Хаффам.

Застигнутый врасплох, я выпалил роковые слова:

— Откуда вы знаете? — И тут же прикусил язык, едва не откусив. — Я же назвал вам свое имя.

Теперь удивилась она.

— Так значит, ты другой Джон Хаффам?

Я не понял смысла вопроса, но понял, что теперь, когда невольно выдал себя, должен довериться ей.

— Меня зовут не Джон Хаффам, — сказал я. — Хотя это имя мне знакомо.

— И все же ты отреагировал на него, как на свое собственное, — резко заметила мисс Лидия. — Хотя я произнесла имя наудачу, чтобы проверить, известно ли оно тебе.

— С чего вы решили, что оно может быть известно мне?

— Я с первого взгляда узнала твое лицо. Поначалу ты напомнил мне Мартина Фортисквинса, и я предположила, что ты его сын.

Я в изумлении ждал, что последует дальше. О моем внешнем сходстве с предками неоднократно упоминалось и прежде, и я вспомнил, как миссис Фортисквинс высказывалась по этому поводу.

— Но потом я вспомнила, — продолжала старая леди, — как они с твоим отцом были похожи в детстве.

Я так удивился, что выпалил:

— С моим отцом? Вы имеете в виду моего деда?

— Ну конечно, — улыбнулась она. — Как мог Джон быть твоим отцом? До чего ж я глупая старуха. Он ведь на поколение старше. И кроме того, я знаю, что у него не было сына. И все же, подумать только: в последний раз я видела его, когда он был примерно твоего возраста. А я в ту пору была уже не первой молодости. Видишь, какая я старая? Наверное, ты считаешь, что я выжила из ума. Возможно, так оно и есть.

Глядя в эти блестящие голубые глаза, я подумал, что никогда еще не видел лица, более ясно свидетельствовавшего о здравости рассудка.

— Я видела твоего деда всего один раз, — продолжала мисс Лидия. — Когда он, по своем приезде в Лондон, нанес первый и последний визит своим родственникам Момпессонам. Сходство между вами поистине разительное.

— Я уже так и понял, — сказал я, вспомнив прием, оказанный мне мистером Эскритом.

— Он приходил прояснить кое-какие обстоятельства, о которых узнал от старого слуги своего деда. Он расспрашивал его о своих родителях и Джеффри Хаффаме.

Значит, я задал мистеру Эскриту точно такой же вопрос, с каким обратился к нему мой дед сорок с лишним лет назад! Неудивительно, что в голове у старика все смешалось.

— Так что, видишь, — продолжала старая леди, — я догадалась, кто ты такой: ты наследник Хаффам, из-за которого все места себе не находят.

Я кивнул, ибо не видел смысла пытаться скрыть правду от столь проницательного взора. Внезапно она вскричала:

— Выходит, твоя мать и была той самой бедной девочкой, которую я пыталась спасти!

Я уже открыл рот, чтобы попросить мисс Лидию объяснить последнее замечание, но она продолжала:

— Но я узнала тебя еще прежде, чем ты явился в мою комнату. Я узнала тебя еще той ночью, когда в дом проникли воры.

По-видимому, на моем лице отразился испуг, ибо мисс Лидия улыбнулась и, похлопав по стоявшему рядом стулу, сказала:

— Присядь, пожалуйста. Я не желаю тебе зла.

Я подчинился.

— Теперь скажи мне, что ты хотел украсть? — Увидев мое замешательство, она сказала: — Впрочем, думаю, я и без тебя знаю.

Я уже утратил всякую способность удивляться.

Мы пристально смотрели друга на друга, не мигая и едва дыша.

— Лист старого пергамента, — промолвил я.

— Юридический документ, — подсказала она.

Я кивнул:

— Завещание.

— Одного человека, — подхватила мисс Лидия, — который умер много лет назад, оставив завещание, составленное ранее, которым подменили настоящее?

— В то время как последнее многие годы прятали в этом доме, — сказал я.

— Завещание Джеффри Хаффама, — пробормотала она.

— Датированное девятнадцатым числом июня месяца тысяча семьсот семидесятого года, — добавил я.

Я увидел слезы в глазах старой леди.

— Возможно, Справедливость все же есть на свете, — задумчиво проговорила она. — И тем не менее сколь странным образом складываются события, препятствующие восстановлению Справедливости. Много лет я мечтала увидеть, как завещание возвращается наследнику Джеффри Хаффама, — и однако именно я подняла тревогу той ночью.