Александр Снегирев - Нефтяная Венера

– Ну всё, Вань, хамам так хамам. – Я пробую успокоить сына.

– Хамам! – зловеще трубит мне в лицо Ваня, сделав большие глаза.

– Хамам, – кривляюсь я в ответ, оттянув пальцами уголки глаз. Я типа китаец и пытаюсь имитировать акцент.

– Слышь, потише! – не выдерживает шофёр, кривя губы, будто собирается сплюнуть.

Я корчу гримасу, будто ужасно испугался, Ваня хохочет. Оставшийся путь преодолеваем без приключений. Вот уже и старый забор нашей дачи.

– Остановите здесь, – говорю я шофёру. – Земля не промёрзла, застрянем.

– Открывай ворота, – раздражённо буркает шофёр.

Я пожимаю плечами. Мы вполне можем донести вещи от «Газели» до дома, не заезжая на влажную землю с клочками травы. Хоть и начало декабря, но стоит апрельское тепло.

– Точно застрянем, уже сколько раз такое было.

– Я разберусь! – Шофёр с трудом нас терпит. Мы в его глазах – двое ни на что не годных кривляк. Куда нам знать, проедет он или нет!

– Не надо ехать, колёфа будут букфовать, – вмешивается Ваня, теребя ухо. Он всегда шепелявит, когда нервничает.

Шофёр издаёт глухое рычание.

– Ладно, Вань, дяде виднее… Вылезаем.

Ваня находит ручку, тянет на себя, дверца открывается. Пыхтя, он вываливается из кабины.

– Папа, тут мокро!

– Понятное дело. На ключ, отпирай дом.

Эти шофёры грузовиков – люди особые, им никто не указ. Помню, я был ещё ребёнком, и родители заказали «ЗИЛ», чтобы перевезти старую мебель. Водила не послушался моего отца, и пришлось вызывать трактор, чтобы его вытащить. Лет пять назад, когда ремонтировали фундамент, «КамАЗ» с песком приехал прямо во время дождя вопреки нашим предупреждениям и застрял до вечера. Пришлось откапывать все четыре колеса.

Снимаю холодный замок с ворот. «Газель» катит поперёк участка к дому. У самой веранды колёса вязнут. Водитель поддаёт газу. Колёса прокручиваются.

«Ещё один умник», – думаю я, не спеша проходя мимо.

Шофёр выскакивает из кабины и оглядывает колёса, на треть погрузившиеся в сырую глину.

– Сначала выгрузимся, потом будем машину вытаскивать, – пришло моё время командовать. Я оплачиваю доставку и разгрузку.

Шофёр злобно сплёвывает. Ему давно этого хотелось. Он откидывает тент, и мы начинаем вытаскивать груз – кое-какую мебель из бабушкиной квартиры. Две старые тёмно-коричневые кровати, большое мутное трюмо со сколом, табуретка, торшер и румынский комод с выдвигающимися ящиками. Я планирую разложить в нём всякие инструменты – плоскогубцы, отвёртки и молоток.

Взяв спинку одной из кроватей, поднимаюсь по ступеням, прохожу через веранду. Ваня всё ещё копается с дверью.

– Пап, замок сломался!

– Дай-ка. – Я ставлю спинку от кровати на пол, наваливаюсь на дверь плечом, поворачиваю ключ. Дверь подаётся. – Прижать надо было чуть-чуть…

Раньше с этой дверью возникали проблемы. Однажды я приехал сюда с подругой. Предполагался романтический уик-энд. Однако наши планы чуть не рухнули: пол веранды перекосило, широкая доска выперла выше уровня порога, и дверь перестала открываться. Пришлось весь уик-энд лазить в дом через окно. Впрочем, мы из спальни особо и не выходили. Теперь такое не случится, родители отремонтировали фундамент, пол больше не перекашивает. Просто дверь старая и своенравная.

Мы заходим в прохладный тёмный дом. В нос ударяет резкий яблочный запах. В сентябре мы с Ваней разложили урожай на полу и теперь возим понемногу в город.

– Открывай ставни, – руковожу я.

Протискивается шофёр, обхвативший обеими руками комод.

– Куда ставить?

– Сюда, в угол. – Я киваю на место у стены, под выцветшей репродукцией Ренуара. Голая «пышка» сидит на разбросанной постели вполоборота к зрителю. Все цвета, кроме синего, выгорели ещё до моего рождения. Видимо, синяя краска в советских типографиях была самой стойкой. Странно, что не красная. Лицом и причёской «пышка» напоминает мою мать; ребёнком я считал, что это её портрет. Накатили было воспоминания, но я их быстренько отсекаю, блокирую в бетонном мешке, как радиоактивные отходы, и бросаю в воображаемую пропасть.

Минут за десять мы с шофёром перетащили весь груз в дом. Я расплатился, а он вернулся к «Газели» решать, как выбраться из раскисшей земли. «Сам нарвался! Говорят – останься на дороге, а он – „нет“. Только лужайку разворотил»…

Вани нигде не видно. Одна из голубых ставень приоткрыта, остальные не тронуты. Сбежал, пока мы разгружались. Опять торчит у дороги, подбирает всякую всячину. Обочина – как берег моря: всегда есть шанс найти что-нибудь интересное. Осколки фар, колпаки от колёс, а если повезёт – даже целые боковые зеркала. У Вани уже собралась внушительная коллекция подобных находок. Он настаивает на том, чтобы переправить её в город, а я делаю всё, чтобы «ценности» оставались здесь, в дачном сарае.

Щёлкаю шпингалетами окон, дёргаю на себя слипшиеся рамы, отпираю замки на ставнях, шелушащихся старой краской, толкаю створки. Природа сократила своё многоцветье до оттенков коричневого и фиолетового. Земля заштрихована засохшими травами. Стволы сосен и осин дышат бархатной влагой. Они будто вырезаны из ворсистой бумаги и наклеены на пейзаж. Летом деревья высохнут на солнце, порыжеют, обнаружатся морщины и трещины, станут похожи на людей, расставшихся с юностью. Но пока они, перепутав зиму с весной, ещё нежны и ранимы. В ветвях сороки сверкают тёмно-синими шёлковыми перьями. Из другого окна виден покосившийся сарай с приставленной к стенке лестницей, поленница дров. В овраге, за которым и находится любимый Ваней поворот дороги, растут ивы. Их ветви-прутики сливаются в дымку. А прямо перед верандой, слегка зарывшись носом в грунт, стоит «Газель». Шофёр копается с колёсами.

Ставлю чайник и принимаюсь растапливать печку. В доме паровое отопление, но без огня дача – не дача. Любуюсь на разгорающееся пламя, вдруг вижу на одном из поленьев мечущегося паучка. Бедолага затаился в щели, а теперь пытается спастись. Тянусь, чтобы выдернуть полено с паучком из топки, но он вдруг ныряет в самое пекло.

За окном спускаются ранние зимние сумерки. «Газель» отчаянно буксует. Закрываю топку и выхожу помочь шофёру.

– Ну чё? Не идёт?

– Скользит, падла! Резина летняя. Елозит, как по соплям.

– Кирпичи надо подкладывать…

– Деревяшки лучше. – Шофёр принимается запихивать под колёса чурки из поленницы. Заводит мотор. Я смотрю и знаю, что всё равно без кирпичей не выберешься. Так и есть, колёса прокручиваются. Чурки такие же скользкие, как и земля.

– Говорю, кирпичи нужны.

– Домкрат в землю уходит… – жалуется шофёр. Голос его звучит всё покорнее.

– Доску подложи…

С этими упёртыми водилами волей-неволей станешь спецом по вытаскиванию грузовиков из грязи. Особого ума не надо, просто дело не терпит спешки. Если бы шофёр сразу поднял все четыре колеса, а не только задние и подсунул бы под них кирпичи, а не скользкие берёзовые поленья, то уже катил бы домой.