Александр Снегирев - Нефтяная Венера

В подъезде на нас набрасывается взволнованная консьержка:

– У вашей соседки снизу потоп! Труба забилась, а прочистить можно только от вас. Бегите скорее! Уже МЧС хотели вызывать!

Только мы собрались спокойно поспать… Спешим наверх. Когда тебя встречают такими известиями, не знаешь, в каком виде предстанет квартира.

Под дверью маются два монтёра в пропахших куревом комбинезонах и соседка снизу. Старшой – русский, с глубокими морщинами пьющего человека и железными зубами, подмастерье – молодой кавказец. Он волочит свёрнутый кольцами длинный стальной ребристый шланг с набалдашником на конце.

– Ну наконец-то! А я извелась вся! Пустите нас! – причитает соседка.

– Ревизка у вас и через два этажа выше. Сверху мы били-били, ни хуя… – Старшой осёкся, всё-таки при женщине нехорошо. – Короче, теперь от вас бить надо.

– Чего у нас? – не понял я.

– Ревизка! Ху… Люк такой в трубе. Специально для прочистки.

– Ой, пустите их, пожалуйста! – взмолилась соседка. – Все сверху воду льют, приспичило им по ночам посуду мыть! А труба забита, и всё у меня из раковины поднимается. Вычерпывать не успеваю!

– Заходите.

Простучав тяжёлыми ботинками по паркету, монтёры прошли на кухню. Старшой указал на неприметный люк, вмонтированный в сточную трубу. Он покрашен многими слоями масляной краски, как и сама труба. На моей памяти его ни разу не открывали для прочистки.

– Я сейчас вот эти гайки откручу, люк сниму, и мы почистим.

– О’кей.

Старшой взялся свинчивать гайки. Ваня тоже пришёл посмотреть. Когда последняя гайка соскочила, произошло нечто непредвиденное. Из-под люка коротким, но бурным фонтаном вырвался поток чёрных вонючих брызг. Всех обдало с ног до головы, как глазированный зефир. Только глаза хлопают.

– Это что, Палыч? – ошеломлённо спросил подмастерье, утирая грязь с лица.

– А это, дарагой, говно, – многозначительно пояснил старшой, протыкая грубым пальцем тонкую перепонку наподобие мыльного пузыря, образовавшуюся в отверстии люка. В голове неизвестно откуда всплыл обрывок фразы Ирины-ясновидящей: «… чёрное… липкое… брызжет в лицо…»

Ополоснувшись кое-как, я взялся вытирать пол и мебель, а монтёры впихнули трос в образовавшуюся дыру набалдашником вперёд и принялись бить.

– Раз! Раз!

Засор в трубе сопротивляется.

– Ломай его, Палыч! Крепче будет! – пыхтит молодой кавказец.

– Рано!

Они бьют снова и снова, трос уходит всё глубже. За окном занимается рассвет. Когда все шесть метров исчезли в трубе и остался только хвост, за который держатся монтёры, золотозубый включил кран. Вода всё равно не уходит.

– Да у вас ещё и раковина забита!

Ваня подскочил с беспокойством. Я боюсь, что он ещё больше перепачкается или схлопочет тяжёлым тросом по уху.

– Вань, не лезь! Дядя сам разберётся!

Старшой тем временем развинтил «колено» и извлёк рулон, завёрнутый в пакеты. Так вот куда он «Венеру» спрятал…

– Отдай! – Ваня схватил рулон и ударил им меня по башке.

– Вань, ты чего?!

– Ты хочешь её забрать у меня! Ты плохой! – Он колотит меня рулоном и просто руками. Я кое-как закрываюсь. Монтёры отводят глаза.

– Ваня, прекрати!

Тут он выдернул из раковины чугунную сковородку и как даст мне в висок. В то же место, которым я о багажник «бэхи» тюкнулся…

Мне привиделся солнечный летний день, я в нашем дачном доме. Подхожу к окну, Ваня на лужайке поливает цветы из шланга. Замечает меня и озорно направляет шланг на окно. Вода разбивается о стекло, стекает по нему бурными разводами, за которыми хохочет искрящийся Ваня.

Я выбегаю из дома. Вани на лужайке нет. Бегу за дом, туда, где лес. Смотрю, из-за деревьев выходит странное существо: с лосиной мордой, но без рогов, изящное, но не олень, нежное, но не лань. Существо тянет ко мне смешную мохнатую морду. Я глажу эту морду, а сам думаю о том, как оно сюда попало. Здесь же везде дачи, машины, люди. Как же оно выживет здесь, а домой не возьмёшь, куда такого девать…

Существо смотрит так, как будто понимает мои мысли. И я читаю в его глазах: «Не заморачивайся, всё в порядке». Существо вроде как улыбается на прощание и уходит в лес. Я остаюсь на месте. Жмурюсь от солнца. Прихожу в себя…

Вокруг необычайно светло. Мрачное низкое небо сменилось голубым. Наконец-то солнце! На полу засохшие чёрные брызги, голова гудит, всё плывёт. Иду к Ване поделиться радостью, если он ещё сам не проснулся.

В комнате Вани в лицо ударил яркий солнечный свет. Глаза временно отказались служить. Мощный луч заливает комнату, пробирается в самые потайные уголки. Я жмурюсь и опускаю голову, ослеплённые глаза ничего не видят. Перед закрытыми веками крутится навязчивый золотой круг в зелёной каёмочке на марганцовочном фоне. Прозрев наконец, захожу в комнату…

Стукаюсь мизинцем ноги о найденный Ваней перед подъездом отпертый замок. Он валяется на полу. Чертыхаюсь, морщусь, хватаюсь за ушибленное место…

Окно распахнуто, в ткани рекламы большая дыра, кровать разворошена, Вани нигде нет…

За дверью нет, под кроватью нет, в шкафу нет…

Очень не хочется подходить к окну… Очень не хочется…

Подоконник, железные трубы лесов, доски на скобах, болты…

Моё первое воспоминание этой жизни – солнечная кутерьма, блики, отец подбрасывает меня в воздух. Мне годик. Много лет спустя я наткнулся на фотографию, фиксирующую этот процесс. Поблизости стоит мама с напряжённой улыбкой. Беспокоится, как бы папаша меня не уронил. А я, большеголовый бутуз, взлетаю с восторженной физиономией…

В глаза попадает солнечный зайчик. Отразился от лезвия ножниц, лежащих тут же…

В мозгу возникает комикс: увидев солнце, Ваня решил убрать рекламу, чтобы его любимый свет лился в комнату… может, Ангел посоветовал… взял ножницы, открыл окно, выбрался на шаткие доски строительных лесов…

Я повторяю его маршрут, доски и вправду шаткие… синее-синее небо. Из-за помпезного дома с буквами, обещающими наслаждение кубиками куриного бульона, встаёт светило. Оно заливает весь город тёплым жёлто-белым золотом…

Хватаюсь за стойку, смотрю вниз… детская площадка, деревья, припаркованные машины…

Что-то лежит на тротуаре… Ваня.

Не заперев дверь, я бегу по лестнице…

На стенах мелькают бумажные календари с видами берёзовых рощ, пушистые котята, Дева Мария, Христос…

Бегу…

– Как же так… почему так неожиданно… мы так не договаривались, – твержу я неизвестно кому. Не плачу, не кричу, просто бубню под нос. – Можно не спешить, ничего не изменится… теперь я свободен… свободен… совсем… А может, вообще спрятаться куда-нибудь от всего этого? Зарыться под одеяло… – Я перескакиваю через ступеньки, скольжу, падаю, бегу ниже и ниже…