Франц Кафка - 1926 Замок

Значит, они вовсе не к цели пришли, просто Варнава вернулся к себе домой. Но зачем они зашли к нему? К. отвел Варнаву в сторону и спросил: «Зачем ты пришел домой? Или вы живете в пределах Замка?» – «В пределах Замка», – повторил Варнава, словно не понимая, что говорит К. «Варнава, – сказал К. – ты же хотел из постоялого двора идти прямо в Замок». – «Нет, сударь, – сказал Варнава, – я хотел идти домой, я только утром хожу в Замок, я там никогда не ночую». – «Вот оно что, – сказал К., – значит, ты не собирался идти в Замок, ты шел сюда?» Улыбка Варнавы показалась ему бледнее, сам он – незначительней. «Почему же ты меня не предупредил?» – «Да ты меня и не спрашивал, – сказал Варнава, – ты только хотел дать мне еще поручение, но не в общей комнате и не в своей каморке, вот я и подумал, что тут, у моих родителей, тебе никто не помешает передать мне все что надо. Сейчас они все выйдут, если ты прикажешь, а если тебе у нас больше нравится, ты и переночевать можешь тут. Разве я что-нибудь сделал не так?» К. ничего ответить не мог. Значит, все это обман, подлый, низкий обман, а К. так ему поддался. Околдовала его узкая, шелковистая куртка Варнавы, а сейчас тот расстегнул пуговицы, и снизу вылезла грубая, грязно-серая, латаная и перелатанная рубаха, обтягивавшая мощную, угловатую, костистую грудь батрака. И вся обстановка не только ничему не противоречила, но еще ухудшала впечатление, и старый подагрик-отец, передвигавшийся скорее ощупью, при помощи рук, медленно шаркая окостеневшими ногами, и мать со сложенными на груди руками, еле-еле семенившая мелкими шажками из-за невероятной своей толщины. Оба они – и отец и мать – сразу, как только К. вошел, двинулись ему навстречу, но все еще никак не могли подойти поближе. Обе сестры – блондинки, похожие друг на друга и на Варнаву, только грубее чертами лица, высокие плотные девки – обступили пришедших, дожидаясь хоть какого-нибудь приветствия от К. Но он ничего не мог выговорить: ему казалось, что тут, в Деревне, каждый человек что-то для него значил, да, наверно, так оно и было, и только эти люди никак его не касались. ( К. обернулся, ища глазами пальто и твердо намереваясь, хоть оно и промокло насквозь, надеть его снова и немедленно отправиться обратно в трактир, сколь бы трудно это ни было. Надо было прямо и открыто сказать себе и этим людям, что он обманулся, и только возвращение в трактир казалось ему подобающей и достаточной формой такого признания. Но прежде всего он не хотел дать проснуться в себе колебаниям и неуверенности, не хотел дать втянуть себя в предприятие, оказавшееся вопреки первоначальным упованиям столь безнадежным. Руку, тянувшую меня за рукав, К. просто стряхнул, даже не глянув, кто это его трогает.

Тут он услышал, как старик сообщает Варнаве: «Служанка из Замка к тебе приходила». — И они тихо о чем-то заговорили.

К. уже настолько ничему не верил, что некоторое время пристально наблюдал за ними, пытаясь понять, не нарочно ли ради него старик обронил свое замечание насчет служанки. Видимо, все-таки не нарочно, болтливый отец, чьи слова время от времени с готовностью подхватывала и матушка, рассказывал Варнаве без разбору все подряд, Варнава склонился к нему и, слушая, улыбался К., словно призывая и его порадоваться, какой у него родитель. К., однако, радоваться не стал, наоборот, некоторое время созерцал эту улыбку с удивлением. Затем обернулся к девушкам и спросил: «Вы ее знаете?»

Те его не поняли, да и оробели слегка — слишком уж строго и властно К. ненароком к ним обратился. Тогда он объяснил, что имеет в виду служанку из Замка. Ольга, та из сестер, что поприветливее, — она и что-то вроде девичьего смущения выказывала, в то время как Амалия не сводила с К. ощутимо тяжелого, казалось, даже чуточку туповатого взгляда, — ответила: «Служанку из Замка? Конечно знаем. Она сегодня тут была. А ты тоже ее знаешь? Я думала, ты лишь со вчерашнего дня здесь».

«Да, со вчерашнего, — ответил К. — А сегодня с ней повстречался, мы словцом-другим перемолвились, однако потом нас прервали. Я бы охотно увиделся с ней еще». — И, чтобы звучало не так откровенно, добавил: «Она насчет какого-то дела хотела со мной посоветоваться». — Упорный взгляд Амалии стал его раздражать, и К. повернулся к ней: «В чем дело, что с тобой? Пожалуйста, перестань на меня так смотреть.»

Амалия, однако, вместо того чтобы извиниться, лишь плечами передернула, отошла в сторону, взяла со стола недовязанный чулок и снова принялась за рукоделие, не обращая больше на меня ни малейшего внимания.

Ольга, пытаясь загладить неучтивость сестры, сказала: «Служанка эта, наверно, завтра снова к нам зайдет, тогда и поговоришь с ней». «Хорошо» — сказал К.,— «значит, я у вас и заночую. Вообще-то я и у сапожника Лаземана мог бы с ней поговорить, но лучше у вас останусь». «У Лаземана?» «Ну да, там я ее и встретил». «Тогда это недоразумение. Я имела в виду другую служанку, не ту, что у Лаземана была».

«Что же ты сразу не сказала!» — воскликнул К. и возбужденно забегал взад-вперед по горнице, пересекая ее из конца в конец. Странной, прихотливо смешанной казалась ему натура этих людей: редкие проблески приветливости не могли прогнать их всегдашней холодной замкнутости и настороженности, даже хитровато выжидательной и хищной опаски, исходившей вроде бы не от них лично, а от неведомого повелителя; все это отчасти заглаживалось — можно, впрочем, сказать, что и обострялось, но К., по его характеру, виделось не так, — беспомощностью, детской пугливостью и детской же медлительностью ума, даже известной его податливостью. Если бы удалось радушие их натуры использовать, а враждебность обойти — для чего, впрочем, одной ловкости мало, тут требовалось нечто большее, а вероятно, к сожалению, еще и помощь от них же самих, — тогда, наверно, они не стояли бы у К. на пути помехой и преградой, не отталкивали бы его от себя беспрестанно, как покамест только и делали, а напротив, подхватили бы на руки и понесли, куда он захочет, да еще с детской доверчивостью и с детским же азартом. Нервно расхаживая взад-вперед по комнате, он вдруг на секунду остановился возле Амалии, небрежно выхватил у нее из рук вязанье и бросил на стол, за которым сидела вся семья.

«Что ты делаешь?» — воскликнула Ольга. «Да так, — в сердцах, хотя и с улыбкой ответил К., — зло берет на всех вас глядеть».

И сел на лавку у печки, взяв на колени маленькую черную кошку, что там же, на лавке, дремала. До чего чужим и все же почти как дома чувствовал он себя тут, в этой горнице, хотя обоим старикам пока даже руки не протянул, с девушками, можно считать, и не поговорил толком, да и с Варнавой в его новом обличье еще слова не сказал, и тем не менее вот, сидит в тепле, никто не обращает на него внимания, ведь с сестрами он уже слегка поцапался, и только доверчивая, несмышленая домашняя кошка карабкается по груди ему на плечо. Даже если и здесь его поджидало разочарование, то вместе с разочарованием зарождаются и новые надежды. Да, Варнава сегодня в Замок не собрался, но завтра с утра отправится, да, та девушка из замка сюда не приходила, зато приходила другая.) И если бы он мог самостоятельно найти дорогу на постоялый двор, он тотчас же ушел бы отсюда. Его никак не привлекала возможность пойти в Замок с Варнавой утром. Он хотел бы проникнуть туда вместе с Варнавой незаметно, ночью, да и с тем Варнавой, каким он ему раньше казался, с человеком, который был ему ближе всех, кого он до сих пор здесь встречал, и о котором он, кроме того, думал, будто он, вопреки своей скромной с виду должности, тесно связан с Замком. Но с членом подобного семейства, с которым он так неотъемлемо был связан – он уже сидел с ним за столом, – с человеком, которому явно не разрешалось даже ночевать в Замке, с ним об руку, среди бела дня явиться в Замок было немыслимо – смешное, безнадежное предприятие.