Эрве Базен - Супружеская жизнь

Мариэтт все же церковь посещает. Ну, бывает там несколько раз в году. Все мы во Франции католики, согласно статистике, удовлетворяющейся тем, что она отводит какие-то проценты иудеям и протестантам. Трудно доверять этому учету — ведь всем известно, что в этой толпе едва ли наберется хоть четвертая часть верующих. Но подлинных атеистов тоже не так много. И следует откровенно признать, что их подчинение гражданской ипостаси церковных установлений, соблюдение церковных праздников, церковного календаря по-прежнему держит их в лоне христианства. А кто же мы сами в этой массе людей, которые, чтобы сохранить верность обычаям, разводят соль в святой воде, и в той же пропорции, что и в рассоле?

Что касается меня, то тут все просто. Я принадлежу к одной из тех семей, которые реже попадаются в Анжу, а чаще на Юге. В таких семьях жалеют, что не бывает торжественных светских церемоний, и потому соглашаются четыре раза в жизни посещать церковь: в белом наряде — в день крещения, первого причастия и в день свадьбы; в черном — в день похорон. В семье Гимаршей все это выглядит более сложно. У них, как говорится, серединка наполовинку: кто привержен к религии, кто безразличен, кто иногда преклонит колени (желательно на бархатную скамеечку), а кто недоуменно пожмет плечами. Между членами этой семьи в таких вопросах заметная разница. Тетушка Мозе бормочет молитвы. Мадам Гимарш огорчается, что у нее «для этого нет времени». Она шпигует свое жаркое, мимоходом слушая по радио церковное пение, и нисколько не испугается, узнав, что это была протестантская служба. За этим даже скрываются некие общехристианские принципы.

— Гугеноты, на мой взгляд, гораздо разумней. И нечего было так потрошить их, чтоб потом поступать точно так же, как они, или почти так же.

Мадам Гимарш известно равнодушие Рен и Габриэль к религии, но ей достаточно того, что у них все по правилам, что обе носят обручальные кольца и венчались в церкви. Мамуля радуется тому, что Арлетт набожна: это неплохо для молодой девушки, и многим женихам это нравится. Арлетт тянет за собой Симону и племянниц — в их возрасте спорить не полагается; вот и предстатели перед господом и святыми угодниками, не всегда милостивыми к местной торговле. И боже мой, что поделать, если Туссен, Эрик и Абель, который даже перебарщивает, люди неверующие, что с них возьмешь, ведь это мужчины.

Мариэтт, пожалуй, думает то же самое. Ее мнение по какому-либо серьезному вопросу — будь то религия или политика — узнать трудно. Ее интересуют больше вещи конкретные, чем отвлеченные, в ее репликах и отрывочных суждениях скорей ощутимы не доктрины, а эмоции. Она не будет вас заверять, что все это вполне убедительно: ну, там Юпитер и Юнона или Бог-отец и Богоматерь. Но странно, что христианская религия принадлежит исключительно мужчинам.

— От папы и до викария — одни только мужчины. Когда церковь обсуждает наши проблемы, кого об этом спрашивают? Женщин? Никогда! Только старых холостяков в сутанах.

Единственная почесть, возданная женскому полу, почесть по-настоящему великая — это тайна воплощения Иисуса в человека благодаря Богоматери, Пресвятой деве. Однако в прославлении девственности как особо привилегированного состояния есть что-то обидное для женщины.

— Ну скажи, почему такое отвращение ко всей этой механике, раз сам бог ее изобрел? Они там, в Риме, плодятся и множатся, а к нам такие требования предъявляют!

И наконец, существует ад. Мариэтт, для которой Любовь была и будет бесконечной, находит, что было бы достойнее, если б и бог никогда не уставал любить людей. А как же быть с адом? Она колеблется и вот уже становится еретичкой.

— Ну знаешь ли, ад, да еще оборотень, что бродит по ночам…

Что касается всего остального, то она вполне ортодоксальна, совесть у нее спокойна и она не будет принимать чью-то сторону. Одно дело думать, а верить в это — совсем другое. Стоит ли рисковать своей уверенностью в сегодняшнем дне ради каких-то вечных истин?! Искренность и притворство превращают древо жизни в рождественскую елку, на которой, кроме шоколадок в блестящих обертках, висят и младенцы Иисусы из леденцового сахара (причем самые наиподлинные, с нежной плотью), золотые и серебряные гирлянды, звезды, шары и вечное счастье, которое обещает вам бог.

И еще я открыл, что ее принципы экономии ставят мою экономию под удар.

Я люблю подводить итоги. От них зависит мое равновесие. Живет во мне некий бухгалтер, и он отлично уживается со служителем правосудия, эмблемой которого являются весы.

Мариэтт же считается только с реальной ценностью вещей сравнительно с их ценой. В конце концов купить много по дешевке — значит мало расходовать. Во всяком случае, некоторые траты ей кажутся уже не расходами, а сбережениями. Покупка холодильника, например, — основа бережливости, ведь это помогает сохранить все скоропортящиеся продукты, значит, можно сразу накупить побольше по дешевой цене, к тому же экономия времени. То же самое и со стиральной машиной, вытеснившей целую флотилию плавучих прачечных на реке Мэн. Так и с пылесосом, который обрек на безработицу многих поденщиц. Такую же выгоду принес с собой телевизор, ведь он дает возможность совсем бесплатно получать любую информацию у себя дома, смотреть спектакли, фильмы, спортивные состязания. Нет денег? Ну, это теперь не имеет никакого значения! Можно сейчас же получить все, что вам угодно, а оплатить потом. У меня на примете есть фирма, дающая в кредит. Зато какую экономию предоставляет нам обладание всеми этими вещами: ведь это сокращение затрат и просто выгодно.

Я почти не преувеличиваю. И естественно, пытаюсь тормозить. Мариэтт еще не купила и четвертой части тех вещей, о которых она мечтает. Но газовое отопление — некая компания продавала его, конечно, «за бесценок», брала лишь стоимость установки — уже освободило Мариэтт от угля. Что касается всякой хозяйственной аппаратуры, то наиболее необходимое у нее есть. И еще кое-что: сушилка для волос, вафельница, тостер, сбивалка. И не кажется ли мне, что ей нужен телевизор, хотя я счел необходимым повременить с его покупкой, так как ежемесячные выплаты уже вдвое превысили ренту, полученную Мариэтт в приданое и обеспечивающую ей душевное спокойствие.

— Вы слишком уж торопитесь! — твердит Тио.

Но мадам Гимарш была в таком восторге, что ее доченька сама перекрасила ванную комнату.

— Просто трудолюбивый муравей! — восхищалась она.

Итак, в стрекозе скрывался муравей. Доходы Гимаршей от торговли значительно превышали мои скромные заработки: они могли тратить много денег на всякого рода технические новинки или приятный летний отдых. Их дочки воспитывались, как они утверждают, «без претензий». Однако у дочек сложились свои привычки. Меня несколько беспокоит, что по брачному контракту у нас совместное владение имуществом (правда, это ограничивается лишь приобретениями, сделанными в браке). Я доволен, что настоял на одном пункте — за мной привилегия управлять имуществом. А то ведь у Гимаршей сама супруга ведает кассой, и муж без ее разрешения не может взять даже тысячу франков. Габриэль также сама выдает Эрику карманные деньги, предварительно проверив, сколько он ей принес домой в конверте. И Мариэтт, видно, надеялась, что я ей полностью передоверю денежные дела.