Константин Седых - Даурия

– Так, так, – наливаясь злостью, произнес Каргин. – Командуешь, значит, Кушаверов?

– Ладно, хватит. Долго разговаривать с тобой мне некогда. Все тебе ясно? – пристально снизу вверх оглядел его Кушаверов своим единственным глазом и, не прощаясь, пошел от крыльца. Северьян, желая показать Каргину, что он здесь ни при чем, развел руками, постоял и пустился догонять Кушаверова.

Только они ушли, как заявился возмущенный Платон. Красный после бани, в исподней бязевой рубахе, перелез он прямо через забор из своей ограды и угрюмо осведомился:

– Ну, были гости?

– А ты что думал, что ты один у них, как бельмо на глазу! – закричал на него Каргин. Раздувая усы, он стукнул кулаком по столешнице. Стоявшая на столе свеча в медном подсвечнике опрокинулась и погасла. Каргин нагнулся, нашарил под столом свечу и, зажигая ее, потише сказал: – Дожили, брат… Ходит всякая сволочь, власть свою показывает, а мы – терпи. И где это атаман Семенов запропастился? Приходил бы скорее…

Когда повезли в Орловскую сухари, Каргин увидел, что с ним Кушаверов обошелся еще довольно милостиво: вез он свою разверстку всего в трех мешках, а другие везли ее на двух и даже на трех телегах. От этого стала меньше его обида на Кушаверова. А когда в голове обоза узнал шагающих за подводами попа и дьякона, окончательно пришел в хорошее настроение. «Всех, холера, под свой номер подстриг», – подумал про Кушаверова без прежней злости. У Орловского хребта, спрыгнув с телеги, догнал он Сергея Ильича, Платона и Архипа Кустова. Они шли по дороге все в ряд, и Сергей Ильич насмешливо спрашивал у Платона:

– Ну, буржуй, с чем сухари-то готовил? С сахаром да с маслом небось?

– С мышиным пометом, вот с чем, – ответил и зычно расхохотался Платон.

– А ты, Архип?

– А я затхлую муку на сухари-то пустил. Я ее три года никому продать не мог, нынче выбрасывать собирался, так что убыток у меня небольшой. С моих сухарей комиссары жиру не нагуляют.

– Ну, значит, я тебя переплюнул, – похвастался тогда Сергей Ильич. – Я свои толченым стеклом сдобрил. Только, чур, не болтать об этом…

– А если твоими сухарями да твой же Алешка подавится, тогда как? – спросил его Каргин.

– Не случится этого. Алешка мой большевикам служить не собирался. Он теперь давно у Семенова.

– Тогда о других надо было вспомнить. Не все ведь у красных по своей охоте служат… Что угодно думай, а не по душе мне твоя проделка. Подлостью от нее попахивает, – откровенно высказался Каргин. Сергей Ильич метнул на него тяжелый взгляд:

– Ну, что же, раз подлость, беги тогда к Кушаверову с доносом.

– Пошел ты к черту! Доносчиков в своей родове поищи, – не удержался, выпалил Каргин и, досадуя на самого себя, секанул кнутом подвернувшийся под руку куст шиповника.

…В Орловской вся площадь у станичного правления была запружена подводами. Это наехали сдатчики сухарей из других поселков. Привязав лошадей, мунгаловцы сразу затерялись в шумно галдевшей толпе, здороваясь с родственниками и знакомыми, судача о ненавистных для них новых порядках. Только Каргин после ссоры с Сергеем Ильичом остался сидеть на своей телеге. Он хмуро поглядывал по сторонам и машинально грыз слегка подгоревший пшеничный сухарь, достав его из порванного за дорогу мешка. Скоро на крыльце правления появился Кушаверов. Толпа подступила к нему, требуя начинать приемку сухарей.

– Не орите, сейчас начнем, – сказал Кушаверов. – Только предупреждаю: своей тары у нас нет. Сухари повезем на фронт в вашей таре. Если не хотите, чтобы мешки пропали, клеймите их. Чтобы не грешить с вами потом, неклейменых принимать не будем. Только фамилии пишите поразборчивей.

Услыхав его слова, Каргин не без злорадства поглядел на Сергея Ильича, за минуту до этого горланившего больше всех. Сергей Ильич сразу притих, переменился в лице. Вынув из кармана табакерку, принялся с ожесточением нюхать табак. Заметно растерялись и Платон с Архипом. Платон почесал в затылке и решил подойти к Каргину за советом.

– Зачесался? – спросил его с усмешкой Каргин.

– Зачешешься, паря. Ума не приложу, что делать теперь. Положим, мне-то оно еще полгоря, а вот Сергей Ильич влип так влип.

– Вперед умнее будет…

В это время Кушаверов крикнул с крыльца:

– Елисей Каргин здесь?

– Здесь, – нехотя отозвался Каргин.

– Зайди сейчас же ко мне, – приказал Кушаверов и скрылся в дверях правления. Каргин слез с телеги и, бросив недоеденный сухарь, пошел в правление. Кушаверов встретил его в своем кабинете, стоя за столом, заваленным бумагами. Не ответив на приветствие, черствым голосом сказал:

– Завтра обоз с сухарями отправляем на фронт. Старшим в обоз решил я назначить тебя.

– Да ты что, сдурел? Мне пахать надо, а ты вон в какую даль меня гонишь. У меня ведь работников нет, чтобы без меня все делалось. И с чего это ты, Кушаверов, понес на меня?

– Ты, гражданин хороший, в присутственном месте давай не выражайся. Я не сдурел и знаю, что делаю. Поедешь – и баста. Так что иди и принимай обоз. В помощники я тебе даю Михаилу Лелекова. Раньше он над тобой начальствовал, а теперь ты поверти им, как душе угодно… Вот тебе командировочное удостоверение совдепа, – протянул он Каргину бумажку с печатью и своей размашистой подписью.

Спорить с ним было бесполезно. Задыхаясь от бессильной злобы, взял Каргин удостоверение и пошел разыскивать Михайлу Лелекова.

Возле весов натолкнулся на Сергея Ильича, вертевшего в руках квитанцию за сданные сухари. Виноватым голосом Сергей Ильич пожаловался ему:

– Не хотел я клеймить свои мешки, да сука приемщик заставил. И не мог же раньше надоумить меня…

– Ничего, головы не вешай. Обоз с сухарями поведу я, удружил мне Кушаверов, чтоб ему лопнуть. Я твои сухари за дорогу десять раз подмочить сумею, а потом спишу как испорченные.

– Слава тебе, Господи, – широко перекрестился Сергей Ильич и тут же не постеснялся попросить Каргина: – Мешки-то мои сохрани, будь добрым, они у меня фабричные. Лишаться их не шибко мне интересно.

Назавтра обоз из сорока подвод при двенадцати обозниках выступил из Орловской. Каргин и Лелеков сидели на передней подводе и разговаривали. Трусоватый Лелеков сосал давно потухшую трубку и вполголоса говорил:

– Как бы нам эта поездка боком не вышла. Нарвемся где-нибудь на семеновцев, и порубают нас ко всем чертям. Прямо ума не приложу, что в таком разе делать.

– Руки подымать, вот что. Это самое верное дело.

– Верное-то верное, – согласился Лелеков, – а лучше, если бы не пришлось этого делать.

– Ты не об этом печалься. Закавыка у нас с тобой в другом. Есть у нас с тобой в обозе такие сухари, которые нам лучше не привозить на фронт, – и Каргин рассказал ему о проделке Сергея Ильича, Платона и Архипа.