Эрих Ремарк - Искра жизни [перевод Р.Эйвадиса]

Левинский шел с Вернером локоть к локтю. Он был взволнован.

— Куда ты это сунул? — спросил он, не шевеля губами.

Вернер ткнул себя в бок рукой.

— А кто это нашел?

— Мюнцер. На том же самом месте.

— Той же марки?

Вернер кивнул.

— Теперь у нас все части?

— Да. В лагере Мюнцер соберет его.

— Я нашел целую пригоршню патронов. Не знаю только, подойдут или нет: не успел разглядеть, нужно было их быстро спрятать. Хоть бы подошли!..

— Они нам очень пригодятся.

— А еще что-нибудь нашли?

— У Мюнцера есть еще части он нагана.

— Лежали на том же месте, что и вчера?

— Да.

— Кто-то ведь их туда положил, а?

— Конечно. Кто-то из города.

— Кто-нибудь из рабочих, наверное.

— Наверное. Это уже в третий раз. Значит, не случайно.

— Может, кто-нибудь из наших? Из тех, что разгребают военный завод?

— Нет. Этих здесь не было. Если бы это была их работа, мы бы знали. Это кто-то из города.

Подпольная организация лагеря уже давно искала возможности добывать оружие. Она предвидела схватку с эсэсовцами и, не желая оказаться совершенно беззащитной в этой схватке, готовилась к ней. Наладить связь с городским подпольем было почти невозможно. И вот, после бомбежки заключенные, работавшие на расчистке, стали вдруг среди мусора и обломков, в одних и тех же местах, находить отдельные части и даже готовое оружие. Эти сюрпризы среди хаоса разрушения, которые им, по-видимому, устраивали рабочие, и были причиной резкого увеличения числа добровольцев. Все это были надежные люди.

Колонна тем временем поравнялась с лугом, обнесенным колючей проволокой. Две рыжие в белых пятнах коровы подошли вплотную к изгороди и, уставившись на заключенных, принюхались. Добродушные глаза их влажно блестели. Никто не смотрел в их сторону, чтобы не усиливать еще больше и без того жестокое чувство голода.

— Как думаешь, будут они нас сегодня обыскивать, после поверки?

— Зачем? Вчера же не обыскивали. Если бы мы работали где-нибудь поблизости от оружия… А после работы за пределами военного завода они обычно не обыскивают.

— Кто его знает… Если нам придется все это выбросить…

Вернер посмотрел на небо. Оно уже было залито предсумрачным, розово-сине-золотым сиянием.

— Когда мы придем, будет уже темно. Надо держать ухо востро. Ты хорошо замотал свои патроны?

— Да. В тряпку.

— Хорошо. Если что — передашь их назад, Гольдштейну. Он передаст их Мюнцеру, а тот — Ремме. Кто-нибудь из них выбросит их в случае чего. Если совсем не повезет и эсэсовцы будут со всех сторон, бросай их куда-нибудь в середину строя. Только не в сторону. Тогда им трудно будет взять кого-нибудь одного. Будем надеяться, что команда, которая работает на корчевке деревьев, вернется одновременно с нами. Там Мюллер с Людвигом в курсе дела. Если нас будут обыскивать, их группа сделает вид, что не расслышала команды и подойдет к нам как можно ближе. Тут и надо будет им незаметно все сунуть.

Дальше дорога делала поворот и вновь устремлялась прямо к городу. По обе стороны ее тянулись пригородные садово-огородные участки с мелкими деревянными домиками. Кое-где работали люди. На заключенных мало кто обращал внимание. К ним здесь уже привыкли. Пахло свежевскопанной землей. Где-то прокричал петух. На обочине стоял знак «Внимание! Поворот». И указатель: до Хольцфельде 20 км.

— А что это там, интересно, впереди? — неожиданно спросил Вернер. — Не наши ли это корчевщики?

Впереди на дороге они увидели серую людскую массу. Издалека трудно было определить, что это за люди.

— Наверное, они, — сказал Левинский. — Возвращаются раньше нас. Может, мы их еще догоним.

Он обернулся. Сзади еле-еле тащился Гольдштейн, которого почти несли на плечах двое заключенных.

— Давайте мы вас сменим, — обратился к ним Левинский. — Потом, перед лагерем, возьмете его опять.

Он подставил Гольдштейну плечо, Вернер встал с другой стороны.

— Проклятое сердце… — оправдывался Гольдштейн, тяжело дыша. — Всего сорок лет, а сердце уже ни к черту не годится. Идиотизм.

— Ну зачем тебе понадобилось идти с нами? — упрекнул его Левинский. — Надо было остаться. Пихнули бы тебя в «обувной отдел» и работал бы себе спокойно…

— Да вот, захотелось на свежий воздух, посмотреть, что там делается, на воле… Вот и подышал — свежим воздухом…

На сером лице его появилась страдальческая улыбка.

— Ну ничего, — сказал Вернер, — пройдет. Ты можешь спокойно подогнуть ноги и повиснуть у нас на плечах. Нам не тяжело.

Небо между тем медленно погасло. С холмов поползли синие тени.

— Послушайте, — зашептал Гольдштейн, — давайте все мне. Если они будут обыскивать, то только вас. Ну может быть, еще носилки. А таких дохляков, как я, — вряд ли. Мы просто выдохлись и баста. Нас они пропустят и так.

— Если они будут обыскивать, то уж обыщут всех, — возразил Вернер.

— Да нет же, говорю вам! Нас, доходяг, они не станут обыскивать. По дороге, наверное, еще человек пять свалилось… Суйте мне все за пазуху!

Вернер с Левинским переглянулись.

— Ничего, как-нибудь проскочим.

— Нет, давайте мне!

Они не отвечали.

— Если меня сцапают — невелика потеря. А вам это ни к чему.

— Не болтай глупости.

— Самопожертвование и геройство здесь совсем ни при чем, — с вымученной улыбкой сказал Гольдштейн. — Просто так — практичнее. Я все равно долго не протяну.

— Ладно, посмотрим, — ответил Вернер. — Нам еще идти около часа. Перед воротами вернешься в свою шеренгу. В случае чего мы все отдадим тебе. Ты сразу передашь это назад, Мюнцеру, понял? Сразу же!

— Ладно.

В этот момент их обогнала на велосипеде толстая женщина в очках. Впереди, прямо на руле, у нее была привязана картонная коробка. Женщина смотрела куда-то в сторону. Она не хотела видеть заключенных.

Левинский проводил ее взглядом и вдруг стал пристально всматриваться вдаль.

— Смотрите, там впереди — это корчевщики.

Серая людская масса приближалась. Колонна не догоняла этот поток, это он двигался ей навстречу. Теперь они уже могли видеть, что людей было очень много. Но шли они не строем.

— Пополнение? — спросил кто-то за спиной Левинского. — Или просто гонят кого-то по этапу?

— Ни то, и ни другое. С ними нет эсэсовцев. И идут они нам навстречу, а не в сторону лагеря. Это штатские.

— Штатские?

— Конечно, штатские. Шляпы видишь? И женщины с ними. Дети тоже. Детей много.

Расстояние между двумя колоннами быстро сокращалось.

— Принять вправо! Принять вправо! — понеслась вдоль колонны узников команда. — Еще правее! Крайняя шеренга справа, в кювет — марш!

Охранники заметались вдоль колонны.

— Вправо! Живее! Освободить левую часть дороги! Кто сунется влево — получит пулю!