Эрих Ремарк - Искра жизни [перевод Р.Эйвадиса]

Они нашли его лишь час спустя. Они хватились его сразу же, как только улеглось первое волнение, и начали поиски. Наконец, Бухеру пришло в голову еще раз посмотреть у самого барака, и вскоре он обнаружил его за кучей трупов.

Подошли Левинский и Вернер.

— 509-й мертв, — сообщил им Бухер. — Застрелен. И Вебер тоже. Они лежат вместе вон там.

— Застрелен? Он что, был на улице?

— Да. Он как раз был снаружи.

— А пистолет у него был с собой?

— Да.

— И Вебер тоже мертв? Значит, это он застрелил Вебера, — решил Левинский.

Они приподняли 509-го и бережно положили его на землю. Потом перевернули на спину Вебера.

— Да, — сказал Вернер, — похоже на то. Две пулевые раны на спине.

Он посмотрел по сторонам и заметил револьвер.

— Вот он. — Он поднял его. — Пустой. Он стрелял из него.

— Надо унести его отсюда, — сказал Бухер.

— Куда? Кругом полно мертвых. Около семидесяти человек сгорело. Больше сотни раненых. Пусть пока полежит здесь, потом видно будет. — Вернер посмотрел на Бухера отсутствующим взглядом. — Ты что-нибудь понимаешь в автомобилях?

— Нет.

— Нам нужно… — Вернер оборвал сам себя. — Хотя что я болтаю! Вы же из Малого лагеря. Нам еще нужно найти людей для грузовиков. Пошли, Левинский!

— Сейчас. Чертовски жаль этого малого.

— Да…

Они отправились в сторону Большого лагеря. Левинский через несколько шагов остановился и еще раз посмотрел назад. Потом поспешил за Вернером. Бухер остался один. Утро было серым. Остатки барака все еще догорали. «Семьдесят человек сгорело… — думал Бухер. — Если бы не 509-й, их было бы больше».

Он долго стоял рядом с лежавшим на земле 509-м. Тепло от барака овевало его, словно искусственное лето. Но он не чувствовал этого тепла. 509-й мертв. Ему казалось, будто погибло не семьдесят, а несколько сотен человек.

Старосты быстро приняли на себя руководство лагерем. В обед уже работала кухня. Заключенные, вооружившись, охраняли ворота, на тот случай, если эсэсовцам придет в голову вернуться. Был образован и начал работу комитет из представителей всех блоков и сформирована команда, которая должна была как можно скорее обеспечить реквизицию продуктов в окрестных деревнях.

— Я вас сменю, — раздался чей-то голос.

Бергер поднял голову. Он так устал, что смысл слов уже не доходил до его сознания.

— Укол, — произнес он и вытянул вперед руку. — Иначе я свалюсь. Я уже ничего не вижу.

— Я немного поспал, — откликнулся тот же голос. — И теперь могу вас сменить.

— У нас кончаются анестезирующие средства. Они нам просто необходимы. Из города еще не вернулись? Мы посылали людей в госпитали.

Профессор Свобода из Брюнна, заключенный из чешского барака, наконец, понял, что происходит: перед ним был смертельно уставший автомат, который по инерции продолжал работать.

— Вам необходимо поспать, — повторил он громче.

Бергер замигал своими воспаленными глазами.

— Да-да, — пробормотал он и вновь склонился над чьим-то обгоревшим телом.

Свобода взял его за руку.

— Спать! Я вас подменю! Вам нужно спать!

— Спать?

— Да, спать.

— Хорошо, хорошо. Барак… — Бергер на какое-то мгновение пришел в себя. — Сгорел барак.

— Идите на вещевой склад. Там для нас поставили несколько коек. Идите туда и поспите. Я разбужу вас через пару часов.

— Часов? Да если я только лягу, меня уже будет не разбудить. Мне надо еще… мой барак… я должен их…

— Уходите же, наконец! — потерял терпение Свобода. — Вы уже и так много сделали.

Он подозвал одного из помощников.

— Отведите его на вещевой склад. Там для врачей поставили несколько коек. — Он взял Бергера за руку и повернул его к двери.

— 509-й… — произнес Бергер в полусне.

— Да, да, хорошо, — ответил Свобода, который ничего не понял. — Конечно. 509-й. Все в порядке.

Помощник снял с него халат и вывел его из комнаты. Бергер не сопротивлялся. Свежий воздух обрушился на него, как тяжелый водопад. Он зашатался и остановился. Водопад продолжал реветь у него в ушах.

— Боже мой, я же оперировал, — пробормотал он и уставился на помощника.

— Конечно, — ответил тот. — А что же ты еще мог делать?

— Я оперировал, — повторил Бергер.

— Ну конечно! Сначала ты делал перевязки и смазывал маслом или чем-то там еще, а потом вдруг взялся за нож и пошел орудовать. За это время тебе сделали два укола и влили четыре чашки какао. Ты им здорово пригодился — с такой оравой им без тебя было бы не управиться!

— Какао?

— Да. Для себя эти друзья ничего не жалели. Чего у них только не было — какао, масло и бог знает что еще!

— Оперировал. В самом деле оперировал… — прошептал Бергер.

— Да еще как! Я бы никогда не поверил, если бы не увидел этого своими глазами. При твоем-то весе! Но сейчас тебе нужно на боковую. Будешь спать, как король, на настоящей койке. Какого-нибудь шарфюрера! Пошли.

— А я думал…

— Что?

— Я думал, что уже никогда не смогу…

Бергер посмотрел на свои руки, повернул их ладонями кверху, затем бессильно опустил вниз.

— Да, — проговорил он, — спать…

День выдался серый. Возбуждение росло. Бараки гудели, словно ульи. Это было странное состояние — состояние неопределенности, какой-то непонятной свободы за колючей проволокой, полной надежд, слухов и напряженного, темного страха. В любой момент могли появиться эсэсовские команды или отряды гитлерюгенд. Все найденное на складе оружие было распределено между заключенными, но две-три роты солдат могли бы навязать лагерю тяжелый бой, а двух-трех орудий хватило бы, чтобы не оставить от него камня на камне.

Мертвых собрали и свезли в крематорий. Другой возможности не было: трупы сложили друг на друга, как дрова. Лазарет был переполнен.

После обеда над городом вдруг показался самолет. Он выполз из-за низких облаков.

Заключенные пришли в смятение.

— На плац! Все, кто может ходить, — на плац!

Из облаков вывалились еще два самолета. Они описали круг и присоединились к первому.

Моторы ревели. Тысячи глаз были прикованы к небу.

Самолеты быстро приближались. Старосты привели часть людей из рабочего лагеря на плац и выстроили их в две длинные шеренги, образующие огромный крест. По четыре человек на каждом конце креста размахивали белыми простынями, которые притащил из казармы Левинский.

Самолеты уже кружили над лагерем. С каждым кругом они опускались все ниже.

— Смотрите! — крикнул вдруг кто-то. — Крылья! Опять!

Заключенные махали простынями. Они махали руками, они кричали сквозь рев моторов. Многие, сорвав с себя куртки, вертели их над головой. Самолеты еще раз прошли над самыми крышами бараков, опять приветственно помахав крыльями, затем исчезли.

Толпа хлынула обратно в бараки. Все то и дело поглядывали в небо.