Михаил Веллер - Приключения майора Звягина

– Леня, ты совсем не интересуешься перестройкой, – упрекнула жена из-под вороха газет, в то время как телевизор сулил крушение Ленинграда по всем статьям вплоть до кислородного голодания.

– Да, – флегматично согласился Звягин, – я совсем не интересуюсь перестройкой. – Он перелистнул атлас кошек, изданный в ГДР, которой ныне уже не существовало. – Ты знаешь, чем отличается сиамская пуховая от сиамской короткошерстной?

– Ты аполитичен! – с негодованием констатировала жена.

– Я аполитичен, – кротко кивнул Звягин, любуясь кошачьим портретом.

– А в газетах пишут…

– Я знаю, что пишут в газетах.

– Что же?

– Все то же.

– А именно?

– Что жрать нечего. Что Союз разваливается. Что экономика впадает в столбняк. Что вагоны не разгружены, депутаты продажны, прошлое трагично, будущее мрачно, а вообще я не люблю коллективных неврозов.

– А что ты любишь? – поинтересовалась жена.

– Чтоб было интересно. И лечить людей. Первое – от характера, очевидно, второе – от профессии.

– А это тебе не интересно?! – и она, с характерными интонациями учительницы с двадцатилетним стажем, стала читать о благополучном пенсионерстве палача, пытавшего Вавилова.

– Я бы его убила! – с прямотой звенящей юности отчеканила дочка, появившаяся в дверях.

– М-да? – зевнул Звягин. – И как же бы ты его убила?

– Расстреляла!

– Из чего? Из косметички?

Всклубился легкий семейный спор о преступлении и наказании, причем насколько агрессивна и непримирима была женская часть семьи, что школьница, что школьная учительница, настолько же добродушен и покладист был муж и отец семейства.

– Можно подумать, ты не носил офицерскую форму!

– Что выдавали, то и носил.

– Как ты можешь, с твоим равнодушием к людским страданиям, быть врачом!

– Легко и беззаботно. Тут главное – хорошо выспаться, – и Звягин поднялся с любимого дивана и проследовал в спальню. – Жду жену с первым дилижансом! – крикнул он оттуда.

Утром, вскочив бесшумно (разминка, душ, кофе, – было воскресенье, и домочадцы отсыпались), он перелистал газеты, пробежал давешнюю заметку и задумался коротко: в глазах проявлялась улыбка угрюмая.

На «скорой», если воскресенье выпадает на середину месяца и погода приличная – чтоб меньше автослучаев, можно и расслабиться слегка: в свободное время, давно зафиксировано, людям реже требуется срочная медицинская помощь. Судачили – надоело:

– У «Гостиного» болгарские по три ре пачка – всегда…

– И чуть не сотня случаев по городу – потравились все этим узбекским виноградом.

– Продовольственные поставки в рамках джихада!..

– Я все понимаю, но почему шапок-то нигде нет!..

– И что поразительно: бензина нет – а автослучаев больше…

Выехали на вызов, шофер музыку врубил, фельдшер подремывал в салоне – молод, явно нажрался вчера, в субботний-то вечер, несмотря на дефицит спиртного; дефицит женщин ему, судя по темпераменту, слава Богу, не грозит.

– Гриша, – обернулся Звягин, – ты знаешь, что в старые времена говорилось: врач не стал врачом, пока не заполнил своими пациентами кладбище?

– То-то на кладбище очереди, – отозвался Гриша. – И это еще врачей не хватает.

Помолчав, Звягин ответил не совсем понятно:

– Каждому – свое место, – сказал он.

– И свое время.

– Точно, – сказал шофер. Завизжали виражом под Охтинский мост.

– Увольняясь из ГБ, они меняли фамилии, – сказал Звягин, но на самом деле не произнес вслух, а лишь подумал. Любое лишнее слово нам ни к чему.

Отработав и вернувшись на станцию, плюхнулся в продавленное кресло под окном и скрестил вытянутые ноги: «Основа действий что? – план. Основа плана что? – информация. Основа информации что? – утечка на стыках. Податливые звенья кто? – клиентура. Лучшая клиентура кто? – женщины, разумеется. Так, майор, а теперь проведем археологические раскопки в нашей богатой и замусоренной памяти».

Лишь через сутки, дома, облюбовав страницу в записной книжке, пухлой, как батон, и тяжелой, как граната, он набрал телефонный номер:

– Татьяна Ильинична? Доктор Звягин беспокоит. Как здоровье? Это в порядке вещей… Достанем, какой разговор… Нет, просто так, ничего не нужно. От чайку никогда не отказывался. Свободен. Завтра в семь, так точно.

Посвистел «Турецкий марш», позвонил еще раз:

– Саша? Слушай, есть разговор. Да, ты упоминал как-то… Не телефонный, безусловно. А чего откладывать.

Еще пара звонков, и он заходил по ковру взад-вперед, сунув руки в карманы и удовлетворенно хмыкая; хмык получался с каким-то металлическим холодным мурчаньем.

– Я об тебя руки марать не буду, – ласково пообещал кому-то Звягин. – Я тебя ножками стопчу. В пыль! Понял?..

Лицо его приняло выражение спокойной сосредоточенности, как у рулевого на штурвале, выцелившего точку курса на горизонте.

Татьяна Ильинична, отцветшая блондинка, принимала его в небольшой респектабельной квартирке – полуделовой, полубудуаре хорошо пожившей дамы.

– Какие цветы! Узнаю гвардию. Офицеры и джентльмены – это одно и то же.

Пили французский коньяк крохотными глоточками и цейлонский чай: говорили легко, с игривостью, на подтексте не существующего, но как бы не исключаемого флирта.

– Благодарю, – приняла она две упаковки регипнола. – Только хорошее снотворное может гарантировать хороший сон в наше время и в моем возрасте.

Звягин отвесил комплимент.

– Так чем могу отслужить, в свою очередь? – осведомилась хозяйка с весомостью сильного человека, привыкшего выигрывать по правилам игр этого мира.

– Когда-то был я лейтенантом, – сказал Звягин, – и влип по молодости и невоздержанности языка в скверную историю.

– Где и когда это было? – быстро спросила Татьяна Ильинична.

– И мне крепко помог один человек из вашего ведомства.

– Вот не знала о ваших делах с госбезопасностью.

– Недавно я наткнулся на его фамилию в газете. Причем в отрицательном смысле.

– Кто ж сейчас положительно отзывается о КГБ.

– Поскольку по характеру своему я не люблю собак, пинающих дохлых львов…

– Порядочным офицерам это свойственно.

– …я бы хотел именно сейчас поблагодарить этого человека, уже старика, пенсионера, за сделанное им добро. Чтоб не считал всех подонками. Не люблю сливаться с обществом.

– Узнаю ваши капризы… – сощурилась Татьяна Ильинична.

– Не люблю ничего недоделанного, – ответил Звягин.

– Кто желает, но не действует, тот плодит чуму. Не знаете, кто это сказал? Вильям Блейк.