Илья Глазунов - Россия распятая

Я хочу подчеркнуть значительность вклада воспитанников кадетского корпуса в разные и, казалось бы, весьма отдаленные от военной, сферы жизни, когда российский театр был создан за несколько лет до основания знаменитого театра Ф. Волкова в Петербурге. В Петербургском кадетском корпусе были созданы также балет и первый частный журнал. Но, прежде всего – там воспитывались доблестные офицеры, полководцы, умножавшие славу защитников Российской державы.

Вспомним лишь грозные для врагов Отечества имена Румянцева, Суворова и Кутузова! При этом хочется еще раз подчеркнуть, что исключительные результаты, обретенные сим «рассадником великих людей» – таким названием почтила кадетский корпус Императрица Екатерина II, – в подготовке высокопрофессиональных и высоконравственных защитников Отечества обусловлены исключительным, поистине родительским вниманием державных особ. Государь Николай I называл воспитанников корпуса своими детьми и принимал участие вместе с наследником Престола – тоже кадетом! – в их играх и учебных маневрах… Известен забавный случай, когда Царь изволил бороться с кадетами, которые уронили Его… и с криком «Ура! стали поднимать Его Величество на руках…

И, наконец, хочется снова вернуться к личности Великого Князя Константина Константиновича, который, руководя делом военного образования в целом, тоже испытывал особые чувства к воспитателям и воспитанникам Первого кадетского корпуса прежде всего потому, что его старший сын Иоанн был корпусным кадетом. Посещал его занятия и другой сын – Гавриил – воспитанник Первого Московского кадетского корпуса.

Приведу выписку из семейных воспоминаний дочери К. Р. – Веры Константиновны (кстати, живущей до сих пор в США, в штате Нью-Йорк, и передавшей много вещей отца музею русской военной истории и Белого движения в Джорданвилле):

«В 1900 году, по Высочайшему повелению, на отца было возложено ответственное дело воспитания военной молодежи. Всем в достаточной степени известно, какой это был счастливый выбор и на какую высоту мой отец поднял кадетские корпуса и военные училища. Все знают, как искренне любил он своих питомцев, как близко входил он в их нужды, интересы, личную жизнь, радости и горести. Он обладал замечательной памятью на лица, фамилии и даже прозвища, которые иногда давал он сам. Он знал и помнил множество кадет и юнкеров.

Кадеты и юнкеры обожали своего Шефа. Маленькой иллюстрацией их любви и доверия к нему может послужить следующий случай: один кадет по фамилии Середа за «тихие успехи и громкое поведение» был исключен из двух корпусов – Полтавского и Воронежского. Тогда он решил обратиться за помощью к моему отцу. Он отправился в Павловск. Швейцар его не допустил. Тогда, не долго думая, он обошел парк, влез на дерево, чтобы произвести разведку. Увидев, что мой отец находится в своем кабинете, он туда вошел. Услышав шорох, отец поднял голову и, сразу же узнав мальчика, спросил: «Середа, что ты тут делаешь?» Середа, сильно заикаясь, ответил: «Вваше Императорское Ввысочество, выперли…» «Так, – сказал отец, – что же ты теперь думаешь делать?» На это Середа не задумываясь воскликнул: «Вваше Иимператорское Вввысочество, думайте Вввы!» Отец мой «подумал», и шалун был назначен в Одесский корпус, который он окончил, выйдя в кавалерию. В 1-ю мировую войну он отличился, заслужил Георгиевский крест и пал смертью храбрых».

В числе особо отмеченных вниманием Великого Князя Константина Константиновича воспитателей русского офицерства оказался и мой дед Федор Алексеевич Григорьев, ставший по его воле сначала директором Воронежского, а затем, в 1904 году, Первого Петербургского кадетского корпуса. Влияние Великого Князя на деда было многообразно.

Далее хочется познакомить читателей с некоторыми извлечениями из обширной переписки деда с К. Р., чтобы еще раз подивиться трогательному отношению Великого Князя к своим подчиненным.

«15.04.1902 года

Дорогое для меня милостивое внимание Вашего Высочества несказанно тронуло меня. Телеграмму Вашу подали мне в церкви в 12 часов 15 минут во время Светлой заутрени. Хотя, таким образом, я церковную службу простоял полковником, но все-таки очень рад, что доказательство дорогого для меня внимания Вашего Высочества получил при такой торжественной обстановке. Я не мог скрыть охватившего меня волнения, которое было замечено всеми присутствующими…

…В корпусе все, благодаря Бога, хорошо… мои первые попытки сближения с кадетами старших рот мне удаются и уже приносят плоды. Если же одна десятая того, что высказал мне сегодня инспектор классов в присутствии полного состава служащих по случаю поздравления меня с производством, верна, – то я сочту себя вполне вознагражденным за все мои старания быть полезным слугою Вашего Императорского Высочества…

Ф. Григорьев

22. 12.1904 года

Ваше Императорское Высочество!

Не могу отказать себе в удовольствии поздравить Вас, как от себя лично, так и от лица всего своего семейства с наступающим Новым годом и побеседовать с Вами.

Лично я, Наталия Дмитриевна, Юра, Вера, Артя с женою, двое внуков и внучки – здоровы и ни на что жаловаться не можем.

В эту зиму живем все вместе, так как Юра на зиму прикомандирован ко 2 фл. экипажу для обучения новобранцев. В корпусе также, благодаря Бога, все идет хорошо: кадеты ведут себя в общем отлично; никаких скандалов, бенефисов и т. п. и в помине нет. Какие-либо выдающихся проступков тоже нет…

Ф. Григорьев

25. 02.1913 года

Ваше Императорское Высочество!

Искренне признательны за письмо Ваше, которое нас всех очень обрадовало сообщением, что здоровье Ваше хорошо.

Парад наш, как всегда, прошел вполне благополучно и наш Державный Шеф также был бесконечно добр и милостив.

На прошедшей неделе имел счастие пять раз видеть Государя: 17-го, 19-го, на открытии закладки памятника Великому Князю Николаю Николаевичу, 21-го при поздравлении, 23-го на балу и 24-го на спектакле в Народном доме.

Как всегда на параде и потом на завтраке кадет более часа имел высокое счастье беседовать с Государем. 19-го и 24-го Державный Шеф оказал мне особенное внимание: здороваясь, подал руку.

Знаю, что таким высоким вниманием я обязан Вашему Высочеству».

Мой дед генерал-лейтенант Григорьев начал заниматься литературной деятельностью по совету своего шефа К. Р. – Константина Романова. Благодаря этому мы имеем сегодня записанные им свидетельства очевидца «страшных лет России».

Я удивлен, что рукопись генерала Федора Григорьева, которую чудом пощадило время, до сих пор не опубликована, а продолжает лежать в военном архиве. Суровая правда тех лет документально отражена в них, как и во многих опубликованных воспоминаниях Бунина, Гиппиус, Шульгина, Гуля и других. И какое счастье, что дед не оставил эту рукопись кому-нибудь на хранение, как это сделал он со своим архивом, доверенным «верному крестьянину» из витебской деревни, который, испугавшись ожидаемого обыска, сжег его вместе с многочисленными документами, фотографиями царской семьи и другими свидетельствами служения государству Российскому моего деда. Историки, я уверен, еще займутся и судьбами воспитанников генерала Григорьева – доблестных русских офицеров, отдавших свою жизнь в борьбе с врагами великой России, хотя многие из них, изменив присяге, перешли на сторону красных. Федор Алексеевич Григорьев в предисловии к своим мемуарам высказывает надежду, что «будущий историк по ним увидит, как мы, заурядные обыватели, переживали нашу „Великую Русскую революцию“. Ведь я выражаю не только свои мысли, но и мысли известной группы, и при том значительно большой группы!» Знакомство с рукописью позволяет сделать вывод, что дед с этой задачей справился достойно. Трудно лишь согласиться со скромным причислением себя к «заурядным обывателям». Записи деда, говорящие о его нравственной высоте, здравости суждений, становились в тех условиях актом высокого гражданского мужества.