Илья Глазунов - Россия распятая

Несмотря на то, что Лариса делала мне знаки молчания, прикладывая палец к губам, и я понимал, что это страшная и трагическая тема, не удержался спросил: «А где работал ваш покойный сын?» С трудом и очень коротко отец Александра Пушкина ответил: «Александр работал, окончив 10 классов школы, шофером в системе КГБ. Возил врачей больным по вызову. Шоферскую школу при гараже КГБ у Савеловского вокзала кончил. В Марьиной роще. Сорок лет было – умер от гипертонического криза – вот в этой комнате… Вот и остался я один и последний…» – грустно, с болью великой выдохнул правнук Александра Сергеевича Пушкина…

В машине все молчали. Я смотрел на нежные вечерние облака московского неба, кто-то на заднем сидении «Волги» тихо сказал: «Про сына – больная тема, говорят, он сильно пил… Так и не женился»… Как никогда, мне хотелось очутиться в Петербурге, в Царском Селе, у пруда, где высится Чесменская колонна и шумят над головой столетние могучие кроны деревьев, помнящие многое и многих… Как страшна и драматична история России нового времени. Как далеки, но как реальны дела и правда давно ушедших дней… В моем воспаленном мозгу бьются строфы великого Пушкина.

Очень часто, говоря о великом русском поэте Александре Сергеевиче Пушкине, считают нужным упомянуть и его царскоселького приятеля Петра Яковлевича Чаадаева, который якобы оказал на Пушкина большое влияние. Это неправда. При жизни большинство тех, кто его знал, воспринимали его как чудака, имеющего свои – странные точки зрения. Его посмертная слава девятым валом докатилась и до наших дней. На Западе и у нас из Чаадаева стараются сделать фигуру огромной философской значимости. О нем пишут книги, статьи и исследования. Я впервые в жизни столкнулся с восторженным поклонником Петра Чаадаева в лице профессора Гарвардского университета «советолога» и одно время – советника американского Белого дома Ричарда Пайпса. О нашей встрече с Р. Пайпсом я расскажу особо в главе, посвященной «Серебряному веку» русской литературы уже почти нашего времени.

За что же так ценят многие исследователи имя Чаадаева? Отвечу коротко, выражая свою точку зрения: за антирусизм и пропаганду масонских идей. Не случайно юный Пушкин окрестил его цареубийцей – русским Брутом. Излишне напоминать, что Пушкин, как и Достоевский, в юности был подвержен левой фронде. Но возмужав умом и сердцем, они стали последовательными монархистами. В свете лучезарного солнца – Пушкина – Чаадаев лишь крохотная тень на бескрайних просторах России. И негоже Чаадаева выставлять учителем Пушкина!

Спустя много лет после разговора с известным Ричардом Пайпсом я пользуюсь случаем, чтобы высказать свое отношение к нашумевшему имени гусарского офицера Петра Яковлевича Чаадаева, о котором так страстно говорил тогда знаменитый американский профессор, автор многочисленных книг по истории России.

Отставной ротмистр Чаадаев и его писания имеют для нас такое же значение, как и пресловутый французик маркиз де Кюстин, написавший клеветнический полный зависти и злобы пасквиль на Россию и Государя – царя Николая 1. К этой книжонке, столь популярной и переиздаваемой сегодня, я еще вернусь. Ненависть де Кюстина, эта ненависть французского масона с весьма темной репутацией понятна, потому что он исполнял социальный заказ своих «братьев», целью которого была месть великому русскому царю, давшему бой всемирному масонству на Сенатской площади в декабре 1825 года. Великий Государь, которого, кстати, люто ненавидел и Карл Маркс, отодвинул почти на сто лет кровавую драму русской революции. Понятно, что французский маркизик завидовал мощи Российской Империи и ненавидел ее Самодержца. Но очень печально, что родившийся в России от русских родителей, талантливый и неуемно пылкий проповедник клеветы и ненависти к своему Отечеству, прошедший огонь и медные трубы всех тайных и нетайных обществ, П. Я. Чаадаев являет собой пример, интересный не только для медицины, – не зря его справедливо называли сумасшедшим, – но для объективного историка, который на примере его жизни и деяний может вскрыть всю глубину целеустремленности не только кровавых вожаков декабристов, но и современных «специалистов по русскому вопросу».

Для культуры русского дворянства того времени, когда жил Чаадаев, знание нескольких языков, и прежде всего французского, не является чем-либо из ряда вон выходящим, Россия всегда славилась, несмотря на клеветнические домыслы внешних и внутренних врагов, высокой духовностью, свободой, богатством и культурой. Потому нас не удивляет, что так называемые «Философические письма» были написаны Чаадаевым, как сейчас бы сказали, на чисто французском языке, точнее – на языке французской революции, которым говорила русская аристократия. Удивляет то, что дворянин Чаадаев изменил вере отцов – православию. Многие современники Чаадаева утверждали, что он перешел в католичество. Другие не находят подтверждения этому факту, хотя все единодушно отмечают приверженность Чаадаева к католицизму. Неудивительно, что его остервенелый антирусизм, лежащий в основе масонского натиска на Россию, равно как и на идею самодержавия, православия и народности, обрел такое значение для нашего Отечества. Сам Чаадаев величал себя «просто христианским философом».

Либерально-масонствующий, по его взглядам, протоиерей В. В. Зеньковский, автор двухтомной «Истории русской философии», вышедшей в Париже, млеет перед «доктриной Чаадаева», облекая его элементарный антирусизм в лохмотья философских лоскутьев и «богословия», хотя и признает родство идей масонов XVIII века, называя их «русскими мистиками», с сентенциями автора «Философических писем» и «Апологии сумасшедшего»(!)

Когда-то с большим риском я перевез через границу два тома Зеньковского, но, прочтя их, был разочарован их ненужностью для тех, кто действительно хочет изучить нашу русскую философию. Кстати, разочаровал меня и Лосский с его вымышленным «Характером русского народа». Поистине «полувысланные, полупосланные» на Запад «неумные умники», по выражению Иоанна Кронштадтского! С моей точки зрения, заумь и абстракция их рассуждений навязывают некую схему, а не заставляют понять реальность нашего бытия. Почитайте у Зеньковского хотя бы о Чаадаеве [42], чтобы убедиться в правоте моих слов! «Философические письма» Чаадаева могут лишь вызвать улыбку у философа своей дилетантской наивностью и маниакальной предвзятостью. Думается, что и к нему применимо также бичующее определение А. С. Пушкина, данное им Радищеву: «полуневежда». Жаль, что до сих пор не написана история русской философии. Удивительно, я бы сказал по-советски и путано написал историю русской философии. В. В. Зеньковский! С левых позиций «либерального» масонства написаны эти два столь трудные для прочтения тома!